В награду за убийство палачам разрешается снять одежду и обувь с шестидесяти ещё тёплых трупов, прежде чем закопать их истерзанными и обнажёнными.
Это первый из знаменитых пушечных расстрелов Жозефа Фуше, будущего министра христианнейшего короля, и на следующий день он гордо хвастает в пламенной прокламации; «Народные представители останутся твёрдыми в исполнении доверенной им миссии, народ вложил в их руки громы своей мести, и они сохранят их, пока не будут уничтожены все враги свободы. У них хватит мужества спокойно шагать вдоль длиннейших рядов могил заговорщиков, чтобы, шагая через развалины, прийти к счастью нации и обновлению мира». И в тот же день это печальное «мужество» ещё раз подтверждается смертоносными пушками на равнине Бротто; на этот раз перед ними ещё большее стадо. Двести десять голов убойного скота выводят со связанными за спиной руками, и через несколько минут их укладывают картечь и залпы пехоты. Процедура остаётся той же, только на этот раз мясникам облегчают неприятную работу – их освобождают после столь утомительной резни от обязанностей могильщиков. Зачем этим негодяям могилы? Сняв окровавленные сапоги со сведённых судорогой ног, обнажённые, подчас ещё корчащиеся тела просто бросают в текучую могилу Роны.»
«…Мины должны ускорить дело разрушения… Жители грубо изгоняются из домов, и сотни безработных, женщины и мужчины, за несколько недель бессмысленно разрушительной работы превращают великолепные произведения архитектуры в груды мусора. Несчастный город наполнен воплями и стонами, треском выстрелов и грохотом рушащихся зданий; пока комитет de justice [правосудия] уничтожает людей, а комитет de demolition [разрушения] – дома, комитет des substances [имуществ] проводит беспощадную реквизицию съестных припасов, тканей и ценных вещей.
Каждый дом обыскивается от погреба до чердака в поисках скрывающихся людей и спрятанных драгоценностей; везде царит террор двоих – Фуше и Колло, незримых и недоступных, прячущихся в доме, оберегаемом стражей. Лучшие дворцы уже разрушены, тюрьмы хотя и пополняются заново, но всё же наполовину пусты, магазины очищены, и поля Бротто пропитались кровью тысяч казнённых…»
Таким образом, участие народа в государственных делах не чуждо никакой цивилизации вообще. А значит, в поисках того, что именно отличает демократическую форму правления от монархической, а по большому счёту – и Восток от Запада, можно спорить лишь о форме изъявления народной воли, а вовсе не о том, в какой степени одному способность принять на себя ответственность за судьбы страны органична, а другому – вообще противоестественна.
Впрочем, и значимые для Запада формы народного самоуправления были отнюдь не чужды Востоку. Об этом как-то не принято говорить, но первые города-государства, в управлении которых активно участвовало собрание, появились вовсе не в древней Греции, но ещё в поселениях, возникших в Месопотамии пять тысяч лет назад. Зародыш демократических форм организации государственной власти можно найти и в «ограждённом (стенами) Уруке», где, кроме совета старейшин, функционировало народное собрание (правда, в точности неясно, кто его формировал). Так, известно, что ставший героем древнего эпоса полулегендарный правитель Гильгамеш, опираясь именно на него отказался подчиниться воле царя, этим же собранием он сам был провозглашён царём, выдержал осаду и нанёс поражение посланным против Урука войскам города Киша. Да и нам, русским, трудно представить, что древнее право избрания своих государей не имеет никакого отношения к участию народа во власти. Напомним, что и Рюрик, и первый Романов были призваны на царство именно народом. Впрочем, народ обладал и правом изгнания; не забудем, что будущий национальный герой и святой заступник князь Александр Невский с соблюдением всех юридических процедур того времени был изгнан с княжения. Кстати, и вечевой колокол Великого Новгорода – это не просто пустой звук, а символ народоправства. «Вече ведало всю область законодательства, все вопросы внешней политики и внутреннего устройства, а также суд по политическим и другим важнейшим преступлениям, соединённым с наиболее тяжкими наказаниями, лишением жизни или конфискацией имущества и изгнанием <…> Вече постановляло новые законы, приглашало князя или изгоняло его, выбирало и судило главных городских сановников, разбирало их споры с князем, решало вопрос о войне и мире и т. п.», – пишет российский историк В. О. Ключевский.
Заметим и другое. Восток (будь то Византия, Китайская империя, империя Великого Могола, исламские государства, да и наша Россия) только приветствовал формирование деревенской общины, которая управлялась отнюдь не правительственными чиновниками, а выборными лицами. Более того, община часто насаждалась насильственно самим правительством. Это было вызвано уже хотя бы тем, что благодаря ей снижались расходы на управление, на сборы налогов. Но ведь крестьянская община – это тоже форма общественного самоустройства, важный элемент демократии…
В общем, можно было бы утверждать, что идея участия народа в управлении государством была вовсе не чужда и монархическому Востоку, поэтому Запад не вправе считать себя ни суверенным творцом, ни монопольным её обладателем. Однако, нам ещё предстоит увидеть, что подлинные основания демократии возникают вовсе не там, где формируются специфические органы государственной власти и сам народ допускается к принятию законов, регулирующих общежитие. Форма государственного устройства – во многом лишь видимость, действительное же существо этого древнейшего института состоит совсем в другом. А именно – в неформализуемом никакими политическими учреждениями давлении на власть со стороны той части общества, которая для всех прикосновенных к государственному руководству скрывается под собирательным именем охлоса, черни, а то и просто сволочи и, разумеется, не подпускается к принятию никаких управленческих решений. Просто в одном случае с возмущением этой категории граждан центральная власть обязана мириться, ибо в конечном счёте именно их жадная до восторжествования над всем иноплеменным масса оказывается решающим фактором в подавлении «варварских» племён, никогда не прерывавшейся войной с которыми жив «цивилизованный» город. Именно этот люд принимает на себя львиную долю ответственности за обеспечение покорности всех порабощённых победоносным городом, «миссионером свободы», а значит, и его готовность принять участие в дележе трофеев не может, не вправе быть игнорирована. В другом – никакой протест низов не может быть легитимным уже хотя бы только потому, что в самом воздухе социума не существует деления народов на высшую «расу свободных» и неспособную к суверенизации, иммунную к самой идее свободы расу рабов, – а следовательно, нет и всеобщего стихийного порыва к утверждению этой градации…
Словом, схожие формы самоуправления сами по себе не говорят ни о чём.
§ 2. Формы государственного устройства
В общем, нужно признать, что Запад ничем не грешит против истины, утверждая свою исключительность, ибо отличия форм народовластия в действительности носят здесь вовсе не косметический, а фундаментальный характер, и, поминая демократию западного типа, мы действительно говорим о чём-то таком, что никогда не было ведомо Востоку…
На Западе зарождение демократических форм правления принято относить к античному миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Это первый из знаменитых пушечных расстрелов Жозефа Фуше, будущего министра христианнейшего короля, и на следующий день он гордо хвастает в пламенной прокламации; «Народные представители останутся твёрдыми в исполнении доверенной им миссии, народ вложил в их руки громы своей мести, и они сохранят их, пока не будут уничтожены все враги свободы. У них хватит мужества спокойно шагать вдоль длиннейших рядов могил заговорщиков, чтобы, шагая через развалины, прийти к счастью нации и обновлению мира». И в тот же день это печальное «мужество» ещё раз подтверждается смертоносными пушками на равнине Бротто; на этот раз перед ними ещё большее стадо. Двести десять голов убойного скота выводят со связанными за спиной руками, и через несколько минут их укладывают картечь и залпы пехоты. Процедура остаётся той же, только на этот раз мясникам облегчают неприятную работу – их освобождают после столь утомительной резни от обязанностей могильщиков. Зачем этим негодяям могилы? Сняв окровавленные сапоги со сведённых судорогой ног, обнажённые, подчас ещё корчащиеся тела просто бросают в текучую могилу Роны.»
«…Мины должны ускорить дело разрушения… Жители грубо изгоняются из домов, и сотни безработных, женщины и мужчины, за несколько недель бессмысленно разрушительной работы превращают великолепные произведения архитектуры в груды мусора. Несчастный город наполнен воплями и стонами, треском выстрелов и грохотом рушащихся зданий; пока комитет de justice [правосудия] уничтожает людей, а комитет de demolition [разрушения] – дома, комитет des substances [имуществ] проводит беспощадную реквизицию съестных припасов, тканей и ценных вещей.
Каждый дом обыскивается от погреба до чердака в поисках скрывающихся людей и спрятанных драгоценностей; везде царит террор двоих – Фуше и Колло, незримых и недоступных, прячущихся в доме, оберегаемом стражей. Лучшие дворцы уже разрушены, тюрьмы хотя и пополняются заново, но всё же наполовину пусты, магазины очищены, и поля Бротто пропитались кровью тысяч казнённых…»
Таким образом, участие народа в государственных делах не чуждо никакой цивилизации вообще. А значит, в поисках того, что именно отличает демократическую форму правления от монархической, а по большому счёту – и Восток от Запада, можно спорить лишь о форме изъявления народной воли, а вовсе не о том, в какой степени одному способность принять на себя ответственность за судьбы страны органична, а другому – вообще противоестественна.
Впрочем, и значимые для Запада формы народного самоуправления были отнюдь не чужды Востоку. Об этом как-то не принято говорить, но первые города-государства, в управлении которых активно участвовало собрание, появились вовсе не в древней Греции, но ещё в поселениях, возникших в Месопотамии пять тысяч лет назад. Зародыш демократических форм организации государственной власти можно найти и в «ограждённом (стенами) Уруке», где, кроме совета старейшин, функционировало народное собрание (правда, в точности неясно, кто его формировал). Так, известно, что ставший героем древнего эпоса полулегендарный правитель Гильгамеш, опираясь именно на него отказался подчиниться воле царя, этим же собранием он сам был провозглашён царём, выдержал осаду и нанёс поражение посланным против Урука войскам города Киша. Да и нам, русским, трудно представить, что древнее право избрания своих государей не имеет никакого отношения к участию народа во власти. Напомним, что и Рюрик, и первый Романов были призваны на царство именно народом. Впрочем, народ обладал и правом изгнания; не забудем, что будущий национальный герой и святой заступник князь Александр Невский с соблюдением всех юридических процедур того времени был изгнан с княжения. Кстати, и вечевой колокол Великого Новгорода – это не просто пустой звук, а символ народоправства. «Вече ведало всю область законодательства, все вопросы внешней политики и внутреннего устройства, а также суд по политическим и другим важнейшим преступлениям, соединённым с наиболее тяжкими наказаниями, лишением жизни или конфискацией имущества и изгнанием <…> Вече постановляло новые законы, приглашало князя или изгоняло его, выбирало и судило главных городских сановников, разбирало их споры с князем, решало вопрос о войне и мире и т. п.», – пишет российский историк В. О. Ключевский.
Заметим и другое. Восток (будь то Византия, Китайская империя, империя Великого Могола, исламские государства, да и наша Россия) только приветствовал формирование деревенской общины, которая управлялась отнюдь не правительственными чиновниками, а выборными лицами. Более того, община часто насаждалась насильственно самим правительством. Это было вызвано уже хотя бы тем, что благодаря ей снижались расходы на управление, на сборы налогов. Но ведь крестьянская община – это тоже форма общественного самоустройства, важный элемент демократии…
В общем, можно было бы утверждать, что идея участия народа в управлении государством была вовсе не чужда и монархическому Востоку, поэтому Запад не вправе считать себя ни суверенным творцом, ни монопольным её обладателем. Однако, нам ещё предстоит увидеть, что подлинные основания демократии возникают вовсе не там, где формируются специфические органы государственной власти и сам народ допускается к принятию законов, регулирующих общежитие. Форма государственного устройства – во многом лишь видимость, действительное же существо этого древнейшего института состоит совсем в другом. А именно – в неформализуемом никакими политическими учреждениями давлении на власть со стороны той части общества, которая для всех прикосновенных к государственному руководству скрывается под собирательным именем охлоса, черни, а то и просто сволочи и, разумеется, не подпускается к принятию никаких управленческих решений. Просто в одном случае с возмущением этой категории граждан центральная власть обязана мириться, ибо в конечном счёте именно их жадная до восторжествования над всем иноплеменным масса оказывается решающим фактором в подавлении «варварских» племён, никогда не прерывавшейся войной с которыми жив «цивилизованный» город. Именно этот люд принимает на себя львиную долю ответственности за обеспечение покорности всех порабощённых победоносным городом, «миссионером свободы», а значит, и его готовность принять участие в дележе трофеев не может, не вправе быть игнорирована. В другом – никакой протест низов не может быть легитимным уже хотя бы только потому, что в самом воздухе социума не существует деления народов на высшую «расу свободных» и неспособную к суверенизации, иммунную к самой идее свободы расу рабов, – а следовательно, нет и всеобщего стихийного порыва к утверждению этой градации…
Словом, схожие формы самоуправления сами по себе не говорят ни о чём.
§ 2. Формы государственного устройства
В общем, нужно признать, что Запад ничем не грешит против истины, утверждая свою исключительность, ибо отличия форм народовластия в действительности носят здесь вовсе не косметический, а фундаментальный характер, и, поминая демократию западного типа, мы действительно говорим о чём-то таком, что никогда не было ведомо Востоку…
На Западе зарождение демократических форм правления принято относить к античному миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128