неправый суд – постоянный мотив фольклора, как кажется, всего Востока, римский же свободен от подобных обличений, и уже одно только это говорит о многом. К тому же право монархического государства не знает органичных для античного города – и в особенности для Рима – форм скрытой (но от этого не теряющей свою эффективность) компенсации судебной несправедливости в виде распределения военных и «правовых» трофеев. (О праве как оружии и о правовых трофеях нам ещё придётся говорить несколько ниже.) Наконец в отличие от демократически устроенного общества, никакая социальная инициатива в автократическом государстве практически невозможна, а следовательно, и продвижение по социальной лестнице зависит не столько от личных достоинств подданного, сколько от воли властителя. Да и военные трофеи здесь принадлежат не всем, а только одному.
Словом, в состязании правовых систем по-разному устроенных государств римское право одерживает безусловную победу.
§ 5. «Всеобщий эквивалент» правоспособности
Но вернёмся к эфиру свободы. Мы сказали, что в Риме свобода – это в первую очередь право, и её определение уже не складывается из простого противопоставления антиподу свободы – рабству. Говоря коротко, свобода – это прежде всего социальное неравенство, и мера реальной свободы каждого представляет собой законодательно закреплённое неравенство правоспособностей граждан. Поэтому теперь для её обеспечения уже недостаточно одного только оружия; свобода должна становиться оформленным с соблюдением всех процедур законом, причём действие этого закона уже не ограничивается радиусом, охватывающим собственные владения полиса, он становится нормой межгосударственных отношений.
Разумеется, все это отнюдь не означает, что сила оружия, определявшая меру свободы граждан греческих городов, вырождается во что-то второстепенное и архаичное, как не означает и того, что место гражданина в военном строю полиса перестаёт быть ключевым в определении полноты всех предоставляемых ему прав. Свободой государства продолжает оставаться обеспеченная в конечном счёте именно (и только!) оружием полнота прав в использовании стратегических ресурсов сопредельных территорий. Свободой же отдельно взятого гражданина становится подкреплённое силой его государства преимущество в первоочередном обеспечении его целей там, где они вступают в конфликт с целеполаганием каких-то других лиц, не обладающих всей полнотой прав, гарантированных ему. Но степень этой полноты по-прежнему долгое время определяется местом в военном строю того сословия, которому он принадлежит.
Точно так же, как и в греческих городах, не всякий свободный человек был в Риме одинаково правоспособным; некоторые свободные люди были в известные периоды римской истории весьма ограничены в правах. В древнейшие времена полная правоспособность во всех областях отношений политических, семейных и имущественных признавалась только за римскими гражданами.
Общее правовое положение личности в Риме характеризовалось тремя статусами – свободы, гражданства и семьи. Только лицо, обладавшее всеми этими статусами, имело полную правоспособность. В публичном праве это означало право участвовать в народном собрании и занимать любые государственные должности, в частном – право вступать в римский брак и участвовать во всех имущественных правоотношениях. По первому основанию все население Рима делилось на свободных и рабов, и полноправным гражданином мог быть, разумеется, только тот, кто не принадлежал к последним. По статусу гражданства свободное население Рима делилось на граждан и иностранцев (перегринов). Помимо них к гражданам относились вольноотпущенники, но они оставались клиентами бывших хозяев и были ограничены в своих правах. Наконец, статус семьи означал, что полной политической и гражданской правоспособностью пользовались только главы римских семей. Все остальные их члены считались находящимися под его властью, и поначалу даже вступая в имущественные правоотношения, действовали не от своего имени, но от имени главы фамилии. Отпадение или изменение одного из этих состояний влекло за собою и прекращение, либо изменение объёма или содержания правоспособности (впрочем, со временем ограничения в частном праве перестали влиять на положение в публичном праве).
Только свободнорождённые римские граждане были носителями полной правоспособности – политической, семейной и имущественной. Основными их политическими правами были право нести службу в регулярных римских войсках (когда нужда заставила призвать отпущенников после поражения Вара в Германии и во время Панноно-далматского восстания, из них были составлены особые воинские части, которые не смешивались с остальными подразделениями); право участвовать и голосовать в народных собраниях; право быть избираемым в магистраты.
Правоспособность римского гражданина отражалась в структуре его имени. В конце периода республики и в первое время империи полное имя римского гражданина состояло из пяти частей, куда включалось даже наименование трибы, в составе которой носитель имени голосует в народном собрании. Причём последнее указание сохранилось в составе полного имени и после того, как народные собрания перестали созываться. Впрочем, в обиходе свободнорождённые довольствовались и тремя:
«… ты, как свободный,
Носишь три имени…»
в пятой сатире читаем у Ювенала; эти три имени включали в себя личное (praenomen), например Гай, родовое (nomen) Юлий и семейное (cognomen) Цезарь.
«Мене, текел, упарсин», – без исключения всё было взвешено, сочтено, измерено в этой продиктованной чуть ли не божественным разумом строгой иерархизированной системе, и право римского гражданина здесь вовсе не равно праву гражданина латинского союза и уж тем более праву гражданина других союзнических городов (мы говорили об этом). Впрочем, можно сказать и по-другому: единый принцип «divide et impera» безраздельно властвовал и здесь, в сфере свободы; полная свобода – удел лишь немногих достойных, и правовые ограничения – это всё те же перегородки, а то и вообще глухие тюремные стены, что разделяют людей. Мы помним, какой переполох вызвало заявление приговорённого к бичеванию святого апостола Павла, когда он вдруг заявил о своём римском гражданстве: «но когда растянули его ремнями, Павел сказал стоявшему сотнику: разве вам позволено бичевать Римского гражданина, да и без суда?». «Тогда тотчас отступили от него хотевшие пытать его; а тысяченачальник, узнав, что он Римский гражданин, испугался, что связал его». Римский гражданин был неподсуден никому, за любое содеянное им преступление его мог судить только Рим; и пусть суд этого великого города часто бывал даже более строгим, чем суд покорённых провинций, ради этого права всё же стоило бороться.
Дело в том, что область применения римского права расширялась по экспоненциальному закону. Углубляющееся разделение труда вело к тому, что в сферу его действия постепенно включалось все, из чего складывалась жизнь как государства в целом, так и каждого отдельного его гражданина. Уже само рождение и смерть последнего сопровождались выполнением обязательных юридических процедур; на протяжение всей жизни человека любой его переход в какое-то иное состояние обставлялся тщательным соблюдением строгих правовых ритуалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Словом, в состязании правовых систем по-разному устроенных государств римское право одерживает безусловную победу.
§ 5. «Всеобщий эквивалент» правоспособности
Но вернёмся к эфиру свободы. Мы сказали, что в Риме свобода – это в первую очередь право, и её определение уже не складывается из простого противопоставления антиподу свободы – рабству. Говоря коротко, свобода – это прежде всего социальное неравенство, и мера реальной свободы каждого представляет собой законодательно закреплённое неравенство правоспособностей граждан. Поэтому теперь для её обеспечения уже недостаточно одного только оружия; свобода должна становиться оформленным с соблюдением всех процедур законом, причём действие этого закона уже не ограничивается радиусом, охватывающим собственные владения полиса, он становится нормой межгосударственных отношений.
Разумеется, все это отнюдь не означает, что сила оружия, определявшая меру свободы граждан греческих городов, вырождается во что-то второстепенное и архаичное, как не означает и того, что место гражданина в военном строю полиса перестаёт быть ключевым в определении полноты всех предоставляемых ему прав. Свободой государства продолжает оставаться обеспеченная в конечном счёте именно (и только!) оружием полнота прав в использовании стратегических ресурсов сопредельных территорий. Свободой же отдельно взятого гражданина становится подкреплённое силой его государства преимущество в первоочередном обеспечении его целей там, где они вступают в конфликт с целеполаганием каких-то других лиц, не обладающих всей полнотой прав, гарантированных ему. Но степень этой полноты по-прежнему долгое время определяется местом в военном строю того сословия, которому он принадлежит.
Точно так же, как и в греческих городах, не всякий свободный человек был в Риме одинаково правоспособным; некоторые свободные люди были в известные периоды римской истории весьма ограничены в правах. В древнейшие времена полная правоспособность во всех областях отношений политических, семейных и имущественных признавалась только за римскими гражданами.
Общее правовое положение личности в Риме характеризовалось тремя статусами – свободы, гражданства и семьи. Только лицо, обладавшее всеми этими статусами, имело полную правоспособность. В публичном праве это означало право участвовать в народном собрании и занимать любые государственные должности, в частном – право вступать в римский брак и участвовать во всех имущественных правоотношениях. По первому основанию все население Рима делилось на свободных и рабов, и полноправным гражданином мог быть, разумеется, только тот, кто не принадлежал к последним. По статусу гражданства свободное население Рима делилось на граждан и иностранцев (перегринов). Помимо них к гражданам относились вольноотпущенники, но они оставались клиентами бывших хозяев и были ограничены в своих правах. Наконец, статус семьи означал, что полной политической и гражданской правоспособностью пользовались только главы римских семей. Все остальные их члены считались находящимися под его властью, и поначалу даже вступая в имущественные правоотношения, действовали не от своего имени, но от имени главы фамилии. Отпадение или изменение одного из этих состояний влекло за собою и прекращение, либо изменение объёма или содержания правоспособности (впрочем, со временем ограничения в частном праве перестали влиять на положение в публичном праве).
Только свободнорождённые римские граждане были носителями полной правоспособности – политической, семейной и имущественной. Основными их политическими правами были право нести службу в регулярных римских войсках (когда нужда заставила призвать отпущенников после поражения Вара в Германии и во время Панноно-далматского восстания, из них были составлены особые воинские части, которые не смешивались с остальными подразделениями); право участвовать и голосовать в народных собраниях; право быть избираемым в магистраты.
Правоспособность римского гражданина отражалась в структуре его имени. В конце периода республики и в первое время империи полное имя римского гражданина состояло из пяти частей, куда включалось даже наименование трибы, в составе которой носитель имени голосует в народном собрании. Причём последнее указание сохранилось в составе полного имени и после того, как народные собрания перестали созываться. Впрочем, в обиходе свободнорождённые довольствовались и тремя:
«… ты, как свободный,
Носишь три имени…»
в пятой сатире читаем у Ювенала; эти три имени включали в себя личное (praenomen), например Гай, родовое (nomen) Юлий и семейное (cognomen) Цезарь.
«Мене, текел, упарсин», – без исключения всё было взвешено, сочтено, измерено в этой продиктованной чуть ли не божественным разумом строгой иерархизированной системе, и право римского гражданина здесь вовсе не равно праву гражданина латинского союза и уж тем более праву гражданина других союзнических городов (мы говорили об этом). Впрочем, можно сказать и по-другому: единый принцип «divide et impera» безраздельно властвовал и здесь, в сфере свободы; полная свобода – удел лишь немногих достойных, и правовые ограничения – это всё те же перегородки, а то и вообще глухие тюремные стены, что разделяют людей. Мы помним, какой переполох вызвало заявление приговорённого к бичеванию святого апостола Павла, когда он вдруг заявил о своём римском гражданстве: «но когда растянули его ремнями, Павел сказал стоявшему сотнику: разве вам позволено бичевать Римского гражданина, да и без суда?». «Тогда тотчас отступили от него хотевшие пытать его; а тысяченачальник, узнав, что он Римский гражданин, испугался, что связал его». Римский гражданин был неподсуден никому, за любое содеянное им преступление его мог судить только Рим; и пусть суд этого великого города часто бывал даже более строгим, чем суд покорённых провинций, ради этого права всё же стоило бороться.
Дело в том, что область применения римского права расширялась по экспоненциальному закону. Углубляющееся разделение труда вело к тому, что в сферу его действия постепенно включалось все, из чего складывалась жизнь как государства в целом, так и каждого отдельного его гражданина. Уже само рождение и смерть последнего сопровождались выполнением обязательных юридических процедур; на протяжение всей жизни человека любой его переход в какое-то иное состояние обставлялся тщательным соблюдением строгих правовых ритуалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128