Ей было приятно видеть, как разрушается личность мужа. От секса с ней он удержаться не мог, но это не был уже нормальный секс, уже следа не оставалось - что-то словно вселялось в него. Он не мог остановить себя, и плохо помнил наутро, что происходило.
Он окончательно перестал верить в то, что она когда-нибудь изменится. И тогда, наконец, в полном сознании своего освобождения, он пошел к адвокату и запустил бракоразводный процесс.
Выходные были свободными. Ильгет отработала два дня, и теперь можно было отдыхать. Если пребывание дома, конечно, можно назвать отдыхом.
Впрочем, с утра она смылась пораньше. Погуляла с собакой по заснеженным промозглым улицам. Потом отправилась в церковь. Исповедовал отец Ролла. Ильгет он не нравился - именно тем, что всегда поддакивал и сочувствовал. Отец Дэйн обычно указывал ей на ее собственные грехи, и делал это умело, он был хорошим психологом. Исповедь у него укрепляла и наполняла Ильгет решимостью работать над собой.
Но отец Дэйн уехал в неизвестном направлении, и даже его адреса Ильгет нигде не смогла раздобыть. Никто вообще не знал, куда делся священник!
Хотя чему же тут удивляться… Арнис говорил и об этом - некоторых людей, особенно тех, кто способен влиять на других, сагоны устраняют заранее. Создают каналы их уничтожения. Скорее всего, отца Дэйна уже нет в живых. Если так, мысленно просила его Ильгет, то помолитесь за меня Господу там, на небесах, отец Дэйн.
Исповедь у нового священника не давала ничего уму и сердцу. Просто отпущение грехов. Тоже немало, конечно. Хотя Ильгет ни разу не ощутила этого буквально - ну да ощущение ведь и не обязательно.
В этот раз Ильгет снова разрыдалась. "Муж хочет разводиться, - говорила она, - он подал на развод".
Почему-то это было особенно больно. Странно - она и сама давно уже мечтала уйти. Жизнь превратилась в ад. Она не герой, не мученик - ей не выдержать долго этих скандалов. Ночные оргии она научилась выдерживать давно, боль не такая уж сильная, к ней привыкнуть можно, гораздо хуже унижение и волна ненависти, выплескиваемые на нее - но здесь помогало именно уйти в себя и замкнуться. Однако в последнее время и днем скандалы разражались еженедельно.
Конечно, надо уходить, и наверное, надо было уходить уже давно… правда, у нее сохранялась надежда, что все еще изменится к лучшему. Что вернутся прежние времена - Пита же когда-то покупал ей цветы, они ходили гулять в парк, в кино. Он целовал ее и называл "ласточкой". Это тоже не было идеально, нет. Но она и не гналась за идеалом. Да, ему в основном интересно тело Ильгет, а ее чувства и мысли, ее переживания - безразличны. Ну и что - подумаешь, какая ерунда… Да, он самоустранился из их отношений со свекровью и не пытается защитить Ильгет от нападок, часто совсем несправедливых - ну так и это дело житейское. Да, ее попытки рассказать ему о чем-то сокровенном с самого начала натыкались на непонимание и даже насмешки - ну что ж, тогда это сокровенное останется при ней. Было же все-таки и что-то хорошее в их отношениях, и это хорошее следовало развивать…
И постепенно они пришли бы, наверное, к лучшему.
Но она и в самом деле не герой, и не могла бы выдержать того, что свалилось на нее в последние месяцы. Он словно озверел. В нем что-то изменилось, и очень сильно. Она хотела уйти.
И больно сейчас было даже не то, что он уходит, а то, как именно он это преподнес, какой закатил скандал…
Ильгет сказала, что испытывала гнев и даже ненависть по отношению к мужу. Отец Ролла, как всегда, сочувственно ответил, что да, конечно, он-то лично не может понять ее проблем, ведь он мужчина, да еще целибатник. Но конечно, даже и в такой ситуации Бог не оставит ее, и она должна надеяться на Бога, и тому подобное…
Служил сегодня тоже отец Ролла. Ильгет не нравились эти службы. Но ведь она обязана присутствовать в воскресенье. Отец Ролла как-то очень уж легко относился к канону, частенько перевирал слова то в одном месте, то в другом, что-то пропускал, в итоге вся служба получалась короче на полчаса. Ильгет даже не захотела причащаться, несмотря на то, что только что исповедалась - душа была по-прежнему полна гнева и обиды. Она вышла из церкви.
Надо договориться с Питой, что она поживет в его квартире до конца месяца. Работу так сразу бросить нельзя. В конце месяца ей выплатят последние деньги, и она поедет тогда уже в Иннельс, к маме. Может, там получше с работой… хотя вряд ли. Арнис же говорил, что это просто механизм такой - ее выдавливают из общества.
Жить в Заре на зарплату невозможно, самая маленькая квартира стоит в месяц почти столько же, сколько Ильгет и получает на фабрике.
Да в конце концов она может жить в квартире до самого процесса, а это продлится месяца три. Но она и не очень-то хочет… она уедет как можно быстрее. Так лучше.
Еще полгода назад (как тогда, в те страшные дни после смерти Мари) ее волновала бы собственная судьба. Из жены программиста, преуспевающего человека она опускалась на самое дно, превращалась в почти нищую необразованную тетку, не способную заработать даже на кусок хлеба. И вся ее надежда на будущее - устроиться куда-нибудь уборщицей. Или вот на такую фабрику, как сейчас.
Но сейчас это неважно. Совершенно неважно. Жить-то все равно осталось немного.
Ильгет едва перебирала ногами. Лучше бы погулять по улицам… В этом городе ей даже пойти не к кому. За три года жизни здесь не появилось друзей - так, шапочные знакомые. А на улицах сегодня мороз и метель. Холод адский, январский, метель как плеть, вспомнилось Ильгет. Промозглая серость.
Это участь всех тех, кто слишком сильно влюблен.
Ты шагаешь по жизни легко - я бреду в бреду.
Через год или два из этих улиц уйдут
Тени наших имен.
Ты, наверно, забудешь меня; я, наверно, сопьюсь,
Ведь твоя жизнь - рок-н-ролл, а моя - блюз…
Она продрогла окончательно и дошла до дома. Поднялась на четвертый этаж. Пита был дома - привычно-уютно потрескивал монитор. Ильгет скинула сапоги и куртку. Прошла в комнату. Вздрогнула от резкого телефонного звонка.
— Тебя! - крикнул Пита из соседней комнаты.
Ильгет вошла, взяла у него трубку и перешла в гостиную. Она слегка напряглась, услышав голос мамы. Странно… мама никогда не звонит. Ждет, когда Ильгет сама соберется… а может, и не ждет.
— Привет! - голос мамы казался бодрым и молодым, - ну, как дела у тебя?
— Нормально, - сказала Ильгет, - работаю вот.
— Где? Все там же?
— Да на фабрике…ну а ты как? - быстро спросила Ильгет. Что-то не очень хотелось рассказывать о своей работе. Гордиться особенно нечем.
— У меня дела идут, - сказала мама с плохо скрываемой гордостью, - взяли в школу для одаренных детей. Теперь везде такие открывают. Ну, говорят, все-таки вы опытный педагог…
— Поздравляю, - сказала Ильгет. Действительно - за несколько лет до пенсии, это очень неплохо, что маме удалось так устроиться.
— Зарплата неплохая. Две тысячи, и это только начало, - поделилась мама, - ну а у тебя что?
— У меня все как обычно.
— Ребенка не завела еще?
— Нет, - Ильгет понизила голос.
— А с работой что?
— Да ничего. Просто на фабрике… надо же где-нибудь работать.
— Зря ты все-таки университет бросила, - упрекнула мама.
— Ну а как у вас с дядей Гентом? - по привычке Ильгет всех маминых сожителей называла "дядями".
— Нормально. Ты, Ильке, все-таки какая-то размазня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Он окончательно перестал верить в то, что она когда-нибудь изменится. И тогда, наконец, в полном сознании своего освобождения, он пошел к адвокату и запустил бракоразводный процесс.
Выходные были свободными. Ильгет отработала два дня, и теперь можно было отдыхать. Если пребывание дома, конечно, можно назвать отдыхом.
Впрочем, с утра она смылась пораньше. Погуляла с собакой по заснеженным промозглым улицам. Потом отправилась в церковь. Исповедовал отец Ролла. Ильгет он не нравился - именно тем, что всегда поддакивал и сочувствовал. Отец Дэйн обычно указывал ей на ее собственные грехи, и делал это умело, он был хорошим психологом. Исповедь у него укрепляла и наполняла Ильгет решимостью работать над собой.
Но отец Дэйн уехал в неизвестном направлении, и даже его адреса Ильгет нигде не смогла раздобыть. Никто вообще не знал, куда делся священник!
Хотя чему же тут удивляться… Арнис говорил и об этом - некоторых людей, особенно тех, кто способен влиять на других, сагоны устраняют заранее. Создают каналы их уничтожения. Скорее всего, отца Дэйна уже нет в живых. Если так, мысленно просила его Ильгет, то помолитесь за меня Господу там, на небесах, отец Дэйн.
Исповедь у нового священника не давала ничего уму и сердцу. Просто отпущение грехов. Тоже немало, конечно. Хотя Ильгет ни разу не ощутила этого буквально - ну да ощущение ведь и не обязательно.
В этот раз Ильгет снова разрыдалась. "Муж хочет разводиться, - говорила она, - он подал на развод".
Почему-то это было особенно больно. Странно - она и сама давно уже мечтала уйти. Жизнь превратилась в ад. Она не герой, не мученик - ей не выдержать долго этих скандалов. Ночные оргии она научилась выдерживать давно, боль не такая уж сильная, к ней привыкнуть можно, гораздо хуже унижение и волна ненависти, выплескиваемые на нее - но здесь помогало именно уйти в себя и замкнуться. Однако в последнее время и днем скандалы разражались еженедельно.
Конечно, надо уходить, и наверное, надо было уходить уже давно… правда, у нее сохранялась надежда, что все еще изменится к лучшему. Что вернутся прежние времена - Пита же когда-то покупал ей цветы, они ходили гулять в парк, в кино. Он целовал ее и называл "ласточкой". Это тоже не было идеально, нет. Но она и не гналась за идеалом. Да, ему в основном интересно тело Ильгет, а ее чувства и мысли, ее переживания - безразличны. Ну и что - подумаешь, какая ерунда… Да, он самоустранился из их отношений со свекровью и не пытается защитить Ильгет от нападок, часто совсем несправедливых - ну так и это дело житейское. Да, ее попытки рассказать ему о чем-то сокровенном с самого начала натыкались на непонимание и даже насмешки - ну что ж, тогда это сокровенное останется при ней. Было же все-таки и что-то хорошее в их отношениях, и это хорошее следовало развивать…
И постепенно они пришли бы, наверное, к лучшему.
Но она и в самом деле не герой, и не могла бы выдержать того, что свалилось на нее в последние месяцы. Он словно озверел. В нем что-то изменилось, и очень сильно. Она хотела уйти.
И больно сейчас было даже не то, что он уходит, а то, как именно он это преподнес, какой закатил скандал…
Ильгет сказала, что испытывала гнев и даже ненависть по отношению к мужу. Отец Ролла, как всегда, сочувственно ответил, что да, конечно, он-то лично не может понять ее проблем, ведь он мужчина, да еще целибатник. Но конечно, даже и в такой ситуации Бог не оставит ее, и она должна надеяться на Бога, и тому подобное…
Служил сегодня тоже отец Ролла. Ильгет не нравились эти службы. Но ведь она обязана присутствовать в воскресенье. Отец Ролла как-то очень уж легко относился к канону, частенько перевирал слова то в одном месте, то в другом, что-то пропускал, в итоге вся служба получалась короче на полчаса. Ильгет даже не захотела причащаться, несмотря на то, что только что исповедалась - душа была по-прежнему полна гнева и обиды. Она вышла из церкви.
Надо договориться с Питой, что она поживет в его квартире до конца месяца. Работу так сразу бросить нельзя. В конце месяца ей выплатят последние деньги, и она поедет тогда уже в Иннельс, к маме. Может, там получше с работой… хотя вряд ли. Арнис же говорил, что это просто механизм такой - ее выдавливают из общества.
Жить в Заре на зарплату невозможно, самая маленькая квартира стоит в месяц почти столько же, сколько Ильгет и получает на фабрике.
Да в конце концов она может жить в квартире до самого процесса, а это продлится месяца три. Но она и не очень-то хочет… она уедет как можно быстрее. Так лучше.
Еще полгода назад (как тогда, в те страшные дни после смерти Мари) ее волновала бы собственная судьба. Из жены программиста, преуспевающего человека она опускалась на самое дно, превращалась в почти нищую необразованную тетку, не способную заработать даже на кусок хлеба. И вся ее надежда на будущее - устроиться куда-нибудь уборщицей. Или вот на такую фабрику, как сейчас.
Но сейчас это неважно. Совершенно неважно. Жить-то все равно осталось немного.
Ильгет едва перебирала ногами. Лучше бы погулять по улицам… В этом городе ей даже пойти не к кому. За три года жизни здесь не появилось друзей - так, шапочные знакомые. А на улицах сегодня мороз и метель. Холод адский, январский, метель как плеть, вспомнилось Ильгет. Промозглая серость.
Это участь всех тех, кто слишком сильно влюблен.
Ты шагаешь по жизни легко - я бреду в бреду.
Через год или два из этих улиц уйдут
Тени наших имен.
Ты, наверно, забудешь меня; я, наверно, сопьюсь,
Ведь твоя жизнь - рок-н-ролл, а моя - блюз…
Она продрогла окончательно и дошла до дома. Поднялась на четвертый этаж. Пита был дома - привычно-уютно потрескивал монитор. Ильгет скинула сапоги и куртку. Прошла в комнату. Вздрогнула от резкого телефонного звонка.
— Тебя! - крикнул Пита из соседней комнаты.
Ильгет вошла, взяла у него трубку и перешла в гостиную. Она слегка напряглась, услышав голос мамы. Странно… мама никогда не звонит. Ждет, когда Ильгет сама соберется… а может, и не ждет.
— Привет! - голос мамы казался бодрым и молодым, - ну, как дела у тебя?
— Нормально, - сказала Ильгет, - работаю вот.
— Где? Все там же?
— Да на фабрике…ну а ты как? - быстро спросила Ильгет. Что-то не очень хотелось рассказывать о своей работе. Гордиться особенно нечем.
— У меня дела идут, - сказала мама с плохо скрываемой гордостью, - взяли в школу для одаренных детей. Теперь везде такие открывают. Ну, говорят, все-таки вы опытный педагог…
— Поздравляю, - сказала Ильгет. Действительно - за несколько лет до пенсии, это очень неплохо, что маме удалось так устроиться.
— Зарплата неплохая. Две тысячи, и это только начало, - поделилась мама, - ну а у тебя что?
— У меня все как обычно.
— Ребенка не завела еще?
— Нет, - Ильгет понизила голос.
— А с работой что?
— Да ничего. Просто на фабрике… надо же где-нибудь работать.
— Зря ты все-таки университет бросила, - упрекнула мама.
— Ну а как у вас с дядей Гентом? - по привычке Ильгет всех маминых сожителей называла "дядями".
— Нормально. Ты, Ильке, все-таки какая-то размазня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128