Собака неслышно бежала следом, вынюхивая что-то в опавшей листве. Ильгет не обращала на нее никакого внимания. Слишком много вокруг золота, тишины, листопада.
У осени истерика -
Дожди, лучи, дожди.
Какая-то мистерия.
И все, что ни скажи,
Звенит в ушах, как стерео.
Роща кончилась, Ильгет стала спускаться вниз, к городским серым кварталам. Наваждение таяло. Все по-прежнему. Да, стало легче. Но не оттого, что лес такой дивный и золотой. Легче стало от исповеди. Так бывает всегда. Очень скоро все вернется на круги своя. Сердце снова тоскливо заныло. Ничего. Надо терпеть. Когда-нибудь все изменится. Должно измениться. Господи, ну хоть что-нибудь… хоть как-нибудь… может быть, наконец, мне можно будет умереть.
Да, отец Дэйн, конечно же, прав.
"А что вы хотели, Ильгет? Вот вы крестились два года назад. Скажите, чего вы ждали - вы думали, что ваша жизнь после крещения как-то изменится?"
Да. Конечно. Правда, специально она тогда об этом не думала. Просто стало как-то ясно, что да, креститься нужно. А что из этого выйдет - ну какая разница?
И то, что вышло вот так - вероятно, в этом она сама и виновата.
"Я не думала, что плохо будет просто все. До этого… до этого у меня была самая обычная жизнь. Именно после крещения стало так плохо, что дальше некуда, и это продолжается до сих пор, без всякого просвета".
Она выговорила это, едва не плача. Да, ей жаль себя. Да, это так. Жалеть себя нельзя, не полагается. Надо думать, что есть люди, которым намного хуже, чем ей. Есть парализованные, есть родители детей-инвалидов. Есть просто бедные, а в какой-нибудь Аргвенне люди даже умирают от голода. Еще недавно отец Дэйн напоминал ей об этом, и это помогало. Но сейчас уже и это не помогает.
А ведь если подумать, действительно - все началось у нее именно после крещения.
Хотя это ощущение душной, коричневой наползающей мглы, о котором она недавно говорила Деллигу, оно появилось раньше. Несколько лет назад. Она, кажется, только с Питой познакомилась. Тогда начались все эти Большие Реформы. А у нее - чувство, будто не хватает воздуха. Будто черная тень нависла над страной.
Но если говорить о ее личных проблемах, то они начались как раз после крещения. Ильгет в который раз пробежалась мысленно по собственному черному списку, и в который раз не нашла его достаточным - да, все плохо, но не настолько, чтобы сердце болело так постоянно и нестерпимо.
Тогда она потеряла работу. Работу, которую нашла ей свекровь - ее просто сократили, издательство экономило на корректорах. Свекровь решила почему-то, что работу Ильгет бросила сама - и обиделась.
А через несколько месяцев Ильгет сделали кесарево и достали на свет Божий Мари, мертвую девочку - ее оживили, и еще какое-то время она пыталась удержаться на этом свете всем своим полукилограммом живого веса. И еще вот это - "скорее всего, больше у вас не будет детей".
И мытарства в Центре Усыновления - оказалось, что усыновить малыша, даже больного - это почти неосуществимо, да и муж в конце концов решил, что не хочет никого. И мытарства на Бирже, бесконечный поиск работы и бесконечные отказы…
Но даже не в этом дело, не в этом. Ильгет не могла бы объяснить это никому. Кроме, разве что, Деллига. Но о неприятностях с Питой и ему не расскажешь.
Дело в том, что весь мир будто с ума сошел… Мир именно вокруг Ильгет. Все и вся словно взбесилось, и тебе остается лишь гадать, в чем же твоя вина. Если все вокруг тебя - сумасшедшие, вероятнее всего, причину следует искать в себе.
"Ильгет, но вы поймите - после крещения именно так все и должно быть. Именно так - очень плохо. Исключительно плохо. Вспомните, что вы обещали, когда крестились…"
Она задумалась.
"Вы обещали противостоять сатане, разве не так? И вы думаете, что ему это может понравиться? Или вы не верите в существование сатаны?"
"Ве…верю".
"Именно. Как же он должен реагировать на ваше решение?"
Отец Дэйн - он очень хороший. Сердце, оно ведь болит оттого, что постоянно ищешь свою вину. И не находишь ее. Где она, эта вина? Ее нет. Не вина, а война. Самая обыкновенная - против сил зла. Я солдат Вселенной. Это не радует, нет. Но ведь она произносила те слова, куда же теперь деваться.
Это только в фантастических романах борьба против сил зла - это романтические Кристаллы Света, рыцари Белого Ордена и прочая белиберда, которую так приятно… скажем откровенно - очень приятно сочинять, сидя за монитором. В жизни война выглядит совершенно иначе, нудно и тошнотворно. И кроме старенького, почти лысого отца Дэйна, ей и помочь-то некому во всем этом. Кроме Христа - но Христос и святые там, на небесах. А здесь кроме отца Дэйна и нет никого.
Ильгет не стала брать собаку на поводок. Серебристо-голубоватая Нока неторопливо бежала впереди, почти сливаясь с серой штукатуркой. На окраинной улице никого не было. А Нока хорошо обучена, в любой момент ее можно подозвать. Не случайно же Ильгет восемь лет назад выбрала щенка именно этой породы - луитри, эти собачки даже не ярнийского, как предполагают, происхождения, и отличаются от всех других пород не меньше, чем собака отличается от кошки. Умом, сообразительностью и послушанием. Да и внешне они отличаются от всех других. Курчавая нелиняющая шерсть, длинные висячие уши, вытянутая гладкая морда, умные миндалевидные глаза, сильные прыгучие ноги и легкий костяк.
На углу Ильгет обернулась еще раз на рощу, на золотой шпиль с крестом - храм Пресвятой Девы, отсюда он уже почти не виден, но крест поблескивает на солнце, словно обозначая в небе оси невидимой системы координат. Как она могла жить без этого? Какое счастье, что она узнала Христа, что ей однажды попалось Евангелие, что Христос призвал ее. Что бы я делала без Тебя, Господи? - спросила она. Да, могла бы совсем уйти в сочинения свои, в романы - только ведь и в них Ты, Ты всегда там был, и там я разговаривала с Тобой, еще совсем Тебя не зная. А что я делала бы без Тебя в этой жизни? Ведь уже и утешения другого нет… и не будет… до самой смерти… Что-то подозрительно часто приходит эта мысль - о смерти. И она нисколько не огорчает, наоборот - скорее бы. Может быть, уже и скоро? Да, я молода, да, войны если и предвидятся, то явно не на территории Лонгина - вроде бы, повода умирать нет. Но откуда же это ощущение давящей тяжести, близости катастрофы? И все эти сны - о конце света? Ильгет вздрогнула оттого, что внезапно громко залаяла собака.
— Нока, назад!
Лута неохотно подошла к хозяйке, рыча и пристально глядя вперед. И там, впереди, в небольшой подворотне раздался сухой громкий щелчок. Ильгет словно приросла к месту. Ведь это стреляют! Господи! Ильгет отпрянула в сторону - кто-то выскочил, как чертик из табакерки, она и разглядеть не успела, и щелчок снова раздался, на этот раз, ей показалось, совсем рядом, а этот кто-то, черный, большой, в руке сжимал, кажется, пистолет. И пистолет смотрел прямо на нее черным глазом дула. Забыв о том, как только что мечтала о смерти, Ильгет запаниковала, вжалась в стену, не зная, что делать, но уже ничего делать было не нужно. Из подворотни выскочил кто-то второй, и оказался между тем бандитом и Ильгет, и грянул третий уже выстрел, а затем случилось что-то вовсе несусветное. Будто воздух засветился впереди, и образовался как бы воздушный пузырь, и этот пузырь мгновенно втянул в себя стрелявшего бандита, и сразу же тот исчез - будто и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
У осени истерика -
Дожди, лучи, дожди.
Какая-то мистерия.
И все, что ни скажи,
Звенит в ушах, как стерео.
Роща кончилась, Ильгет стала спускаться вниз, к городским серым кварталам. Наваждение таяло. Все по-прежнему. Да, стало легче. Но не оттого, что лес такой дивный и золотой. Легче стало от исповеди. Так бывает всегда. Очень скоро все вернется на круги своя. Сердце снова тоскливо заныло. Ничего. Надо терпеть. Когда-нибудь все изменится. Должно измениться. Господи, ну хоть что-нибудь… хоть как-нибудь… может быть, наконец, мне можно будет умереть.
Да, отец Дэйн, конечно же, прав.
"А что вы хотели, Ильгет? Вот вы крестились два года назад. Скажите, чего вы ждали - вы думали, что ваша жизнь после крещения как-то изменится?"
Да. Конечно. Правда, специально она тогда об этом не думала. Просто стало как-то ясно, что да, креститься нужно. А что из этого выйдет - ну какая разница?
И то, что вышло вот так - вероятно, в этом она сама и виновата.
"Я не думала, что плохо будет просто все. До этого… до этого у меня была самая обычная жизнь. Именно после крещения стало так плохо, что дальше некуда, и это продолжается до сих пор, без всякого просвета".
Она выговорила это, едва не плача. Да, ей жаль себя. Да, это так. Жалеть себя нельзя, не полагается. Надо думать, что есть люди, которым намного хуже, чем ей. Есть парализованные, есть родители детей-инвалидов. Есть просто бедные, а в какой-нибудь Аргвенне люди даже умирают от голода. Еще недавно отец Дэйн напоминал ей об этом, и это помогало. Но сейчас уже и это не помогает.
А ведь если подумать, действительно - все началось у нее именно после крещения.
Хотя это ощущение душной, коричневой наползающей мглы, о котором она недавно говорила Деллигу, оно появилось раньше. Несколько лет назад. Она, кажется, только с Питой познакомилась. Тогда начались все эти Большие Реформы. А у нее - чувство, будто не хватает воздуха. Будто черная тень нависла над страной.
Но если говорить о ее личных проблемах, то они начались как раз после крещения. Ильгет в который раз пробежалась мысленно по собственному черному списку, и в который раз не нашла его достаточным - да, все плохо, но не настолько, чтобы сердце болело так постоянно и нестерпимо.
Тогда она потеряла работу. Работу, которую нашла ей свекровь - ее просто сократили, издательство экономило на корректорах. Свекровь решила почему-то, что работу Ильгет бросила сама - и обиделась.
А через несколько месяцев Ильгет сделали кесарево и достали на свет Божий Мари, мертвую девочку - ее оживили, и еще какое-то время она пыталась удержаться на этом свете всем своим полукилограммом живого веса. И еще вот это - "скорее всего, больше у вас не будет детей".
И мытарства в Центре Усыновления - оказалось, что усыновить малыша, даже больного - это почти неосуществимо, да и муж в конце концов решил, что не хочет никого. И мытарства на Бирже, бесконечный поиск работы и бесконечные отказы…
Но даже не в этом дело, не в этом. Ильгет не могла бы объяснить это никому. Кроме, разве что, Деллига. Но о неприятностях с Питой и ему не расскажешь.
Дело в том, что весь мир будто с ума сошел… Мир именно вокруг Ильгет. Все и вся словно взбесилось, и тебе остается лишь гадать, в чем же твоя вина. Если все вокруг тебя - сумасшедшие, вероятнее всего, причину следует искать в себе.
"Ильгет, но вы поймите - после крещения именно так все и должно быть. Именно так - очень плохо. Исключительно плохо. Вспомните, что вы обещали, когда крестились…"
Она задумалась.
"Вы обещали противостоять сатане, разве не так? И вы думаете, что ему это может понравиться? Или вы не верите в существование сатаны?"
"Ве…верю".
"Именно. Как же он должен реагировать на ваше решение?"
Отец Дэйн - он очень хороший. Сердце, оно ведь болит оттого, что постоянно ищешь свою вину. И не находишь ее. Где она, эта вина? Ее нет. Не вина, а война. Самая обыкновенная - против сил зла. Я солдат Вселенной. Это не радует, нет. Но ведь она произносила те слова, куда же теперь деваться.
Это только в фантастических романах борьба против сил зла - это романтические Кристаллы Света, рыцари Белого Ордена и прочая белиберда, которую так приятно… скажем откровенно - очень приятно сочинять, сидя за монитором. В жизни война выглядит совершенно иначе, нудно и тошнотворно. И кроме старенького, почти лысого отца Дэйна, ей и помочь-то некому во всем этом. Кроме Христа - но Христос и святые там, на небесах. А здесь кроме отца Дэйна и нет никого.
Ильгет не стала брать собаку на поводок. Серебристо-голубоватая Нока неторопливо бежала впереди, почти сливаясь с серой штукатуркой. На окраинной улице никого не было. А Нока хорошо обучена, в любой момент ее можно подозвать. Не случайно же Ильгет восемь лет назад выбрала щенка именно этой породы - луитри, эти собачки даже не ярнийского, как предполагают, происхождения, и отличаются от всех других пород не меньше, чем собака отличается от кошки. Умом, сообразительностью и послушанием. Да и внешне они отличаются от всех других. Курчавая нелиняющая шерсть, длинные висячие уши, вытянутая гладкая морда, умные миндалевидные глаза, сильные прыгучие ноги и легкий костяк.
На углу Ильгет обернулась еще раз на рощу, на золотой шпиль с крестом - храм Пресвятой Девы, отсюда он уже почти не виден, но крест поблескивает на солнце, словно обозначая в небе оси невидимой системы координат. Как она могла жить без этого? Какое счастье, что она узнала Христа, что ей однажды попалось Евангелие, что Христос призвал ее. Что бы я делала без Тебя, Господи? - спросила она. Да, могла бы совсем уйти в сочинения свои, в романы - только ведь и в них Ты, Ты всегда там был, и там я разговаривала с Тобой, еще совсем Тебя не зная. А что я делала бы без Тебя в этой жизни? Ведь уже и утешения другого нет… и не будет… до самой смерти… Что-то подозрительно часто приходит эта мысль - о смерти. И она нисколько не огорчает, наоборот - скорее бы. Может быть, уже и скоро? Да, я молода, да, войны если и предвидятся, то явно не на территории Лонгина - вроде бы, повода умирать нет. Но откуда же это ощущение давящей тяжести, близости катастрофы? И все эти сны - о конце света? Ильгет вздрогнула оттого, что внезапно громко залаяла собака.
— Нока, назад!
Лута неохотно подошла к хозяйке, рыча и пристально глядя вперед. И там, впереди, в небольшой подворотне раздался сухой громкий щелчок. Ильгет словно приросла к месту. Ведь это стреляют! Господи! Ильгет отпрянула в сторону - кто-то выскочил, как чертик из табакерки, она и разглядеть не успела, и щелчок снова раздался, на этот раз, ей показалось, совсем рядом, а этот кто-то, черный, большой, в руке сжимал, кажется, пистолет. И пистолет смотрел прямо на нее черным глазом дула. Забыв о том, как только что мечтала о смерти, Ильгет запаниковала, вжалась в стену, не зная, что делать, но уже ничего делать было не нужно. Из подворотни выскочил кто-то второй, и оказался между тем бандитом и Ильгет, и грянул третий уже выстрел, а затем случилось что-то вовсе несусветное. Будто воздух засветился впереди, и образовался как бы воздушный пузырь, и этот пузырь мгновенно втянул в себя стрелявшего бандита, и сразу же тот исчез - будто и не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128