Первое соображение состоит в том, что весь образ нашего мышления
формируется в нашей юности, благодаря тем идеям, с которыми мы в это время
сталкиваемся, или благодаря тому, что мы вступаем в контакт с выдающимися
личностями, у которых мы учимся. Этот образ мышления будет оказывать
решающее влияние на всю нашу последующую работу, и вследствие этого вполне
возможны затруднения в процессе приспособления к совершенно другим идеям и
системам мышления. Второе соображение состоит в том, что мы всегда
принадлежим некоему обществу или общности. Эту общность связывают воедино
общие идеи, общий критерий моральных ценностей или общий язык, на котором
говорят о всеобщих проблемах жизни. Эти общие идеи могут поддерживаться
авторитетом церкви, партии или государства, и даже если это не будет иметь
место, все равно очень трудно отойти от общепринятых идей, не
противопоставляя себя обществу. Но результаты научных размышлений могут
противоречить некоторым из общепринятых идей. Без сомнения, было бы
неразумно требовать, чтобы ученый вообще не был лояльным членом общества,
чтобы он принципиально отказался от всех благ, которые можно получить,
принадлежа коллективу, и было бы столь же неразумно желать, чтобы общие идеи
коллектива или общества, которые с научной точки зрения всегда необходимо
являются упрощением, следует менять сразу же вслед за очередным успехом
научного познания, что эти общие идеи должны быть, следовательно, такими же
изменчивыми, как и научные теории. Поэтому и в наше время мы снова приходим
к старой проблеме двойственности истины, которая неоднократно возникала в
истории христианской религии в эпоху позднего средневековья. В то время
появилось весьма спорное учение о том, что положительная религия независимо
от того, какую форму она может принять, является для огромного большинства
людей потребностью, в то время как ученый ищет собственно истину по ту
сторону религии и может найти ее только там.
Наука является эзотерическим учением, -- так было сказано, -- она
предназначена только для немногих. В наше время функции положительной
религии в некоторых странах взяли на себя политические учения и общественные
организации, но проблема, в сущности, осталась той же. Первым требованием в
отношении ученого должно всегда оставаться требование интеллектуальной
честности, в то время как общество часто будет просить ученого, вследствие
изменчивости науки, подождать по крайней мере несколько десятилетий, прежде
чем публично высказывать свое расходящееся с общепринятым мнение. Простого
решения этой проблемы -- если одной терпимости недостаточно, -- вероятно,
нет. Но, пожалуй, можно находить некото-
рое утешение в том факте, что здесь речь идет, несомненно, о довольно
старой проблеме, относящейся к жизни человека во все времена.
Теперь снова возвратимся к контрпредложениям копенгагенской
интерпретации квантовой теории и рассмотрим при этом контрпредложения
представителей второй группы. В этих контрпредложениях попытка построения
иной философской интерпретации связана даже со стремлением изменить
квантовую теорию. Добросовестная попытка в этом направлении предпринята
Яноши, который осознал, что предположение о строгой справедливости квантовой
механики заставляет нас отойти от представлений о реальности классической
физики. Он поэтому пытается так изменить квантовую механику, чтобы многие ее
результаты оставались в силе, но ее структура приближалась к структуре
классической физики. Направлением своей атаки он избрал так называемую
редукцию волнового пакета, то есть тот факт, что описывающая систему
волновая функция в момент, когда наблюдателю становится известным результат
наблюдения, меняется скачком. Яноши констатирует, что эта редукция не может
быть выведена из уравнения Шредингера, и полагает, что отсюда можно
заключить о наличии непоследовательности "ортодоксальной" интерпретации. Как
известно, редукция волнового пакета появляется в копенгагенской
интерпретации всегда в тех случаях (на языке формализма -- всегда для
"статистической смеси" состояний) , когда завершается переход от возможного
к действительному, то есть когда действительное выбирается из возможного,
что, согласно обычному описанию, делает наблюдатель. В основе этого лежит
предположение, что интерференционные члены частично погашаются вследствие
неконтролируемых взаимодействий измерительного прибора с системой и
остальным миром (на языке формализма -- взаимодействие "приготовляет"
смесь). Яноши пытается в этом пункте, вводя затухание, так изменить
квантовую механику, чтобы интерференционные члены по истечении конечного
времени исчезали сами по себе. Даже если бы это соответствовало
действительности, -- а все проведенные доныне эксперименты не дают для этого
никаких оснований, -- то при такой интерпретации, как отмечает сам Яноши,
остался бы еще ряд нежелательных следствий (например, волны,
распространяющиеся быстрее скорости света, изменение временной
последовательности причины и следствия для движущегося наблюдателя, то есть
выделение определенных систем отсчета и т. д.). Поэтому мы вряд ли
согласимся пожертвовать простотой квантовой теории ради такого рода
представлений, пока нас не принудит к этому эксперимент.
Среди других оппонентов "ортодоксальной" интерпретации квантовой теории
Шредингер занимает в определенном смысле исключительную позицию, поскольку
он хотел бы приписывать объективную реальность не частицам, а волнам и не
согласен интерпретировать волны только как волны вероятности. В своей работе
"Существуют ли квантовые скачки?" он пытается вообще отвергнуть квантовые
скачки. Но в работе Шредингера прежде всего содержится некоторое
непонимание обычной интерпретации. Он упускает из виду, что волнами
вероятности в обычной интерпретации являются только волны в конфигурационном
пространстве -- то, что на языке математики можно назвать матрицами
преобразования, -- а не трехмерные волны материи или излучения. Последние
объективно реальны в столь же большой и в столь же малой степени, что и
частицы, хотя они не имеют непосредственно никакого отношения к волнам
вероятности, но обладают, подобно максвелловскому полю, непрерывной
плотностью энергии и импульса. Конечно, Шредингер правильно подчеркивает,
что эти процессы можно считать более непрерывными, чем это делается в
большинстве случаев. Однако Шредингер не может этим устранить из мира
элемент прерывности, который в атомной физике обнаруживается повсюду,
например очень наглядно -- на сцинтилляционном экране. В обычной
интерпретации квантовой теории этот элемент содержится в переходе от
возможного к действительному. Сам Шредингер не делает никаких
контрпредложений относительно того, как он представляет себе, например,
введение всюду наблюдаемого элемента прерывности иначе, чем это делается в
обычной интерпретации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52