Сама проблема нерационального использования природных богатств не вызвала у Лозовского желания немедленно взяться за перо. О проблемах только ленивый не писал, толку от этого было чуть. Но поддержать человека, противостоящего диктату партийных функционеров, главной и единственной целью которых всегда было отрапортовать об успехах, — в этом Лозовский видел свою обязанность журналиста и даже некоторое оправдание своей профессии, в сути своей вполне паразитической. Вернувшись в Москву, он начал обход редакций, соблазняя важностью проблемы.
В «Литературной газете» темой заинтересовались, но как-то вяло. В «Огоньке» все номера были забиты на год вперед. Клюнули в «Известиях». Как и сам Лозовский, в редакции не питали никаких иллюзий насчет того, что выступление газеты поможет решить проблему, но наехать на партноменклатуру показалось соблазнительным в свете провозглашенного Горбачевым обновления, которое еще не стало перестройкой, а существовало лишь в эмбриональном состоянии «интенсификации».
Лозовский предложил назвать статью «Браконьеры». В отделе поправили: «Хозяева и браконьеры». Статья вышла под заголовком «Быть хозяином». Она произвела эффект, настолько неожиданный и для автора, и для «Известий», что случай этот вошел в журналистский фольклор наравне с волком, который пасет овец.
Работая над статьей, Лозовский был уверен, что хищническая нефтедобыча — это местная тюменская самодеятельность, продиктованная руководителям обкома карьерными соображениями. Но, как выяснилось, такая практика была повсеместной. В редакцию пошли письма и телеграммы — из Татарстана, Башкирии, Азербайджана, Казахстана. Отзывы были такого рода, что наконец-то об этом преступном бардаке, за который нужно сажать, заговорили в печати.
Редактор отдела «Известий» Гриша Мартынов, через которого шла статья, сначала ликовал, на летучках демонстрировал пачки писем. Потом притих. Потом начал нервничать.
— Тебе не кажется, что мы сунулись немножко не туда? — поделился он своими ощущениями с Лозовским.
«Немножко не туда» — это было сказано слишком слабо. А насколько не туда — на этот счет Лозовского просветил министр нефтяной промышленности СССР. Он неожиданно вызвал его к себе телефонограммой, два часа, пока шло заседание коллегии, промурыжил в приемной, а потом обрушился с жаром, не растраченным на коллегии:
— Писаки х..вы! Ты хоть понимаешь, что ты наделал, мудак?!
— Я наделал? — огрызнулся Лозовский, давно усвоивший, что хамство — лучший способ отвечать на хамство. — А вы меня расстреляйте. И сразу будет полный порядок. Если это все, что вы хотели мне сказать, я, пожалуй, пойду. Дела, знаете ли.
— Сиди, твою мать! — рявкнул министр.
Причина этого странного вызова и начальственного гнева выяснилась чуть позже, когда министр, поостыв, провел Лозовского в комнату отдыха, налил ему редкого по тем временам шотландского виски, а сам хватанул фужер водки. В статье «Быть хозяином» министр усмотрел намек на то, что это он поощряет практику браконьерства. Это обидело его смертельно. Он вышел из «нефтянки», начинал буровым мастером, с браконьерством боролся как мог, но мог немногое, а точнее — не мог ничего.
— Почему? — спросил Лозовский.
— Он спрашивает! Раньше надо было спрашивать! Перед тем как писать!
Министр выматерился так, что сразу стало ясно, что он действительно выбился наверх из глубин народной жизни, но все-таки объяснил.
То, что Лозовский посчитал местной самодеятельностью Тюменского обкома партии, было не самодеятельностью, а государственной политикой. Нефть выкачивали без меры, потому что не выкачивать не могли. Нефтедоллары питали всю экономику СССР, истощенную собственной неэффективностью, непомерными расходами на оборону, войной в Афганистане и братской помощью угнетенным народам всего мира, ведущим освободительную борьбу.
Но и это было еще не все. Выступление «Известий» имело серьезнейшие политические последствия. Оно нанесло удар по репутации Советского Союза как мировой державы с неисчерпаемыми нефтяными запасами и, следовательно, с безграничными финансовыми возможностями. Запасы-то неисчерпаемы, но русские, оказывается, губят их неумелой эксплуатацией.
Наивно было бы думать, что на Западе об этом не знали. Но статья «Быть хозяином», в которой о проблемах советской «нефтянки» было сказано открытым текстом, подкрепила выводы, сделанные аналитиками госдепартамента США. Это усилило позиции президента Рейгана и позволило ему добиться от конгресса новых ассигнований на программу СОИ, стратегической оборонной инициативы, имевшей целью окончательно обескровить экономику «империи зла».
Когда Лозовский рассказал о разговоре с министром в «Известиях», Гриша Мартынов схватился за голову:
— Ни ... себе!
А потом сказал:
— Все. Нам п....ц!
Так и вышло. В «Известиях» попытались срочно организовать «круглый стол» и на нем расставить правильные акценты. В ЦК поступили по-своему. Лучший способ решить любую проблему — сделать вид, что ее нет. Нет никакой проблемы, и точка.
Выступление «Известий» было признано ошибочным, грубо извращающим положение дел в нефтяной промышленности СССР. Мартынова уволили со строгим выговором с занесением в учетную карточку, главному редактору указали. Лозовского не исключили из партии единственно по той причине, что членом партии он не был. Ему на некоторое время перекрыли кислород во всех партийных изданиях, Гриша Мартынов перебивался заметками в журнале «Сельская новь». Но оба считали, что легко отделались.
Позже, уже в «Российском курьере», где Мартынов, приглашенный Лозовским, работал ответственным секретарем, они иногда вспоминали эту историю и поражались ее фантасмагоричности. Журналист написал правдивую на все сто процентов статью. Редактор ее опубликовал. И ни тот, ни другой даже на мгновение не задумались, а в чем, собственно, их вина и почему они должны радоваться легкости наказания.
— А ведь это мы с тобой развалили Советский Союз, — сказал однажды Мартынов. — Нас извиняет только одно. У нас не было таких серьезных намерений.
Для Бориса Федоровича Христича вся эта история имела последствием то, что его без шума убрали с должности начальника управления. Как тогда говорили — методом ударной возгонки: перевели в Москву, дали хорошую квартиру и назначили директором научно-исследовательского института нефтяной промышленности.
Наина Евгеньевна, прожившая всю жизнь в тайге, сияла. Больше всего ее восхищало, что в Москве нет комаров. Муж ее восторгов не разделял. Перед ним открывалась уверенная академическая карьера, но он уже был заражен вирусом правдоискательства. Получив доступ ко всей информации о положении в «нефтянке», он бомбардировал докладными записками Совмин, Госплан и Политбюро, писал Горбачеву, а всех, кто пытался его хоть немного утихомирить и воззвать к его здравому смыслу, воспринимал как личных врагов.
Время от времени приезжая к нему, Лозовский с грустью наблюдал, как этот сильный, талантливый, неукротимый человек, хозяин тайги, превращается в неврастеничного диссидента в худшем варианте — много говорящего, много пьющего, способного слышать только себя.
Кончилось это тем, чем и должно было кончиться. После интервью, которое Христич дал корреспонденту «Радио Свобода» Марку Беленькому, спровоцировавшему его на очень резкие высказывания о политике Горбачева, его отстранили от руководства институтом и вызвали в Комитет партийного контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92