— По-разному. Чаще — никак.
— Ладно. Спасибо за кофе. Я сомневалась, нужно ли приезжать. Но, пожалуй, хорошо, что приехала, — проговорила Милена, вставая и оправляя юбку. — Знаешь, почему?
— Почему?
— Расставаться со злобой — это самой себе портить нервы.
И цвет лица. Расставаться нужно с улыбкой.
— А я что делаю? — с готовностью подхватил Лозовский и изобразил на своем длинном лице лучезарнейшую улыбку. Но едва за Миленой закрылась дверь, улыбка утратила лучезарность, превратилась сначала в гримасу, а затем и вовсе исчезла, лицо стало равнодушным, сонным, угрюмым.
«Черная косуха, жарко, потела».
Как много информации несет в себе иногда такая вот сущая ерунда. И информация эта была такого рода, что от душевного миропорядка, который Лозовский изо всех сил старался сохранить в себе, не осталась и следа — как Мамай прошел.
Он набрал номер отдела проверки:
— Регина у вас? Скажите, что я ее жду. И по пути пусть найдет Тюрина.
Через несколько минут стеклянная дверь загона открылась.
С тяжеловесной милицейской галантностью следователя, впускающего в кабинет подследственную, Тюрин пропустил впереди себя Регину и молча прошел к своему столу. Регина презрительно бросила:
— Ушла наконец эта бизнес-шлюха?
Лозовский укоризненно покачал головой:
— И это дочь дипломата! А что бы ты сказала, если бы была из простой интеллигентной семьи?
— Так бы и сказала: блядь!
— Петрович, по-моему, она нас ревнует. Только не пойму: меня или тебя?
Тюрин на шутку не отозвался, а Регина взвилась:
— Вас?! Ревновать?! Старые кобели — вот вы кто! Оба!
Расшаркались! Ах, Миленочка! Ах, бизнес-леди!
— Это была всего лишь разведка, зондаж, — попытался объяснить Лозовский. — Мне нужно было у нее кое-что узнать.
— Только не говори мне что! Цвет ее бюстгалтера?
Напрасно старался, нет у нее никакого бюстгалтера! Он ей не нужен! Потому что у нее вместо бюста прыщи!
— Региночка, детка, заткнись, — приказал Лозовский. — Вот что я узнал: «Черная косуха, жарко, потела».
— Что это значит? — с недоумением спросила Регина.
— Это, может быть, самая важная информация, которая у нас есть. И самая страшная.
— Ты серьезно?
— Да.
— Послушайте, что происходит? Шеф, ты сам на себя не похож. Петрович, ты тоже. В чем дело?
— Давайте работать, — сказал Лозовский. — Сначала — факты. Голые факты. Версии — потом.
— Начни, — кивнул Тюрин Регине.
— Только без рестрикций и кулисьеров, — попросил Лозовский.
— Мог бы и не напоминать. Я уже давно поняла, что имею дело с беспросветными двоечниками.
Лозовский отключил редакционный телефон, потом извлек из стола красную пластмассовую бирку с круглой дыркой в верхней части, которую когда-то давно, во время поездки по ФРГ, прихватил на память из какой-то гостиницы, и повесил ее снаружи на ручку двери:
«NICHT STOREN!»
«DON»T DISTURB!"
<Не беспокоить! (Нем., англ.)>
— Ну вот. Теперь можно спокойно поговорить.
VI
Регина Смирнова не только публиковала в каждом номере «Курьера» еженедельные аналитические обзоры, но и занималась расследованием крупных финансовых афер. Работала она медленно, публиковала всего по два-три материала в год, но они всегда были оглушительно сенсационными и настолько доказательными, что в суд на нее и не пытались подавать по причине полной бесперспективности иска. Не только Лозовский, но и многоопытный Тюрин поражались, откуда в этой генеральской дочке цепкость и въедливость следователя по особо важным делам.
По ее материалам Генпрокуратура не раз возбуждала уголовные дела и почти всегда доводила их до суда — кроме тех случаев, когда следствию противодействовали слишком уж влиятельные фигуры. Каким расследованием Регина занимается, в редакции никто никогда не знал. Попов на первых порах потребовал, чтобы темы Смирновой, как это положено, предварительно обсуждались на редколлегии, но Лозовский пришел к нему в кабинет, запер дверь и спросил:
— Алик, ты хочешь, чтобы девочку пристрелили? Так имей в виду, что сразу пристрелят и тебя! Потому что решат, что это ты дал ей задание!
Довод подействовал. Даже сам Лозовский узнавал тему расследования чаще всего только после того, как статья была готова и нужно было перевести на нормальный человеческий язык все эти «кулисьеры», «короткие хеджирования», «отмывающие продажи» и прочую бизнес-заумь. Но и эта работа шла не в редакции, а в домашнем кабинете Лозовского в Измайлово.
Регина выходила из себя:
— Шеф, но это же знает каждый идиот!
— Не каждый! — твердо стоял на своем Лозовский. — Я не знаю! Что такое «минорный пакет акций»? Грустный?
— Я не могу! Маленький! Недостаточный для контроля над фирмой! — орала Регина и выбегала на лестницу покурить.
На обратном пути ее перехватывала Татьяна, поила на кухне чаем и успокаивала:
— Ну, тупой он, тупой. И все читатели тупые. Ты же для читателей пишешь, а не для рокеров?
— Для брокеров!
— А это не одно и то же? — невинно спрашивала Татьяна.
— Я не могу! — обреченно вздыхала Регина и возвращалась в кабинет, готовая к продолжению работы.
На свои статьи в вышедшем номере она всегда смотрела с отвращением. Без экономической терминологии и бизнес-сленга они казались ей неприлично голыми. Но суть дела она всегда знала досконально и, когда хотела, могла объяснить все четко и просто.
Регина закурила свой «Ротманс» и поинтересовалась:
— А мне кофе никто не предложит? Или здесь обслуживают только бизнес-леди?
Лозовский наполнил кофе красную фирменную кружку «Нескафе» и поставил перед Региной:
— Извини, детка. Почему-то с чужими мы всегда любезны до отвращения, а со своими... Не злись.
— Ладно, шеф, все в порядке, — снизошла Регина. — Не ты один такой. Все такие. Так вот...
— Секунду! — прервал Тюрин, поспешно извлекая из кармана запиликавший мобильник. — Да!.. Лет тридцать пять?..
Нет... Конечно, точно!.. Давай, жду.
— Про «Союз» Кольцова и про него самого особо говорить нечего, в очерке Степанова все, в основном, верно, — приступила Регина к делу. — Портрет, конечно, сильно подретушированный.
Но это частности, они не имеют значения...
— Имеют, — возразил Лозовский. — Ретушь — в чем?
— Например, насчет происхождения капиталов Кольцова и их прозрачности. Он пишет, что это законные проценты от сделок по продаже нефти. Пипл схавает, но для серьезных людей это анекдот. Не поняли? Казахстанскую нефть он продавал.
Казахстанскую! Да вы представляете, какой был откат?
Российский чиновник по сравнению с этими баями просто бессребреник, ангелок в белых одеждах. Сотни миллионов долларов уходили в офшоры. Если не миллиарды. Какую долю имел Кольцов, даже судить не берусь. Его законные проценты — капля в миллионах черного нала! То, что он сумел их отмыть, вовсе не означает прозрачность происхождения его капиталов.
Прозрачные капиталы Кольцова! Смешно!
— Ясно, — кивнул Лозовский. — Анекдот. Посмеялись. Что еще?
— "Нюда-нефть". В очерке сказано, что Кольцов купил контрольный пакет «Нюды» после встречи с Христичем в Монреале. Фигня. Во-первых, «Нюду-нефть» Кольцов не купил, а увел из Государственной топливной компании. Думаю, не только «Нюду», но про остальные точно не знаю.
— Что значит увел?
— Объяснить технологию?
— В другой раз. Суть мы поняли. Получил задаром?
— Не задаром, но практически за бесценок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92