Когда его передняя часть с длиннющей пушкой повисла в воздухе, я подумал, что такого аттракциона я еще в жизни не видел!
Затем раздался ужасающий рев двигателя, треск разваливающейся платформы, и танк буквально спрыгнул на землю!..
Я много раз видел в Афгане, как работали наши танки и самоходные орудия, но такого наглого танка я еще не встречал! Те, даже в самых сложных ситуациях, вели себя куда скромнее.
А добродушный Яцек опять полоснул по мне из автомата. Но к этому времени Боженька очухался и снова взял меня под свое покровительство. Меня даже не зацепило.
Тут этот танк как заорет своими жуткими динамиками:
– Я кому, блядь, сказал?! Прекратить огонь!!! Ты, толсторожий! Брось автомат сейчас же! А ты, мудила с пистолетом, (это он мне), лежи – не двигайся. Держи толстомордого на мушке! Не пугайся. Я на тебя сейчас наеду, прикрою. Ты только не шевелись!
И танк пошел прямо на меня.
Вот когда я перетрусил по-настоящему! Лежу – ни жив, ни мертв, а на меня наползает это серо-зеленое чудовище, приветливо покачивая пушкой.
И хотя я умом понимаю и глазами вижу, что просвет между его днищем и моей спиной вполне достаточен, чтобы не размазать меня в жидкую кашицу по молодой весенней траве, ничего не могу с собой поделать!.. В голове лишь одно фантастическое желание: стать тоньше фанерного листа, а еще лучше – провалиться сейчас сквозь землю и очутиться где-нибудь в Австралии. И пусть вокруг кенгуру прыгают. Лишь бы не было рядом Сани и Яцека, лишь бы не полз на меня сейчас этот кошмарный танк!
Честно признаться, я голову руками обхватил, уткнулся лицом в мокрую от предутренней росы траву, глаза зажмурил и думаю: «Ну, вот… Сейчас все и кончится…»
И надо же! Последняя моя мысль была совсем не такой, как пишут в книгах – вроде того, что «вся жизнь в одно мгновение промелькнула перед его глазами…»
Ни хрена мне такого в голову не пришло, а почему-то подумалось: «Эх, жаль, не успел я трахнуть ту кельнершу с круглой попочкой и симпатичными титечками!.. Она же только и ждала, когда я смогу обходиться без переводчика… С детства, с детства нужно учить иностранные языки, господа!»
А танк уже грохочет почти надо мной, от выхлопных газов не продохнуть, гусеницы прямо по ушам лязгают. Вот уж точно – «Гремя огнем, сверкая блеском стали…»
Вдруг слышу – замолчали гусеницы. И двигатель уже не так грохочет, а постукивает холостыми оборотами. И над головой у меня что-то щелкает, раздается скрип чего-то открывающегося, а оттуда голос, без всяких усилителей и динамиков, нормальный человеческий голос:
– Выброси пистолет на хер!
И что-то такое упирается мне между лопаток.
Я пистолет Санин отбросил, лежу – не шелохнусь.
– Открывай, открывай глазки, раздолбай, – говорит мне голос.
Я переворачиваюсь на спину, открываю глаза и вижу ствол нашего родного советского АК-47 – автомата Калашникова, который смотрит на меня своей черной смертоносной дырочкой в семь и шестьдесят две сотых миллиметра.
Лежу под танком. Надо мной открытый нижний люк, и оттуда на меня глядит не только товарищ Калашников, но еще и какая-то совершенно среднеазиатская узкоглазая морда в шлемофоне. И перекрывая все танковые запахи, от этой физиономии идет плотный, устойчивый выхлоп дешевого немецкого шнапса. И эта морда еще что-то жует. И говорит:
– Давай, залезай ко мне в темпе! И без глупостей!.. А то не они, так я тебя пришью в одну секунду.
Я начинаю залезать в танк, а этот – в шлемофоне, не снимая пальца со спускового крючка автомата, второй рукой берет меня за шиворот и помогает мне пролезть в люк…
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ,
рассказанная Автором, – о том, что произошло дальше…
Тут я вынужден прервать Эдика. К этому моменту его рассказ уже совершенно потерял былую стройность – Нартай все время вклинивался со своими подробностями этой истории, перегружал ее техницизмами и специальной танковой терминологией, понятной лишь ему одному, и, в конце концов, все свелось к ожесточенной перепалке со взаимными упреками в неточности, забывчивости и полном искажении действительности.
Во-первых, Нартай заявил, что морда у него никакая не «среднеазиатская», а исконно казахская, ибо казахи никогда не причисляли себя к Средней Азии, а всегда были абсолютно самостоятельной и великой нацией! Это раз.
Второе, что очень сильно возмутило Нартая, – дышал он тогда на Эдика не дешевым шнапсом, а прекрасным и настоящим «Вайцен-Корном», который почти на две марки дороже той гадости, которую приписал ему Эдик!..
И в третьих, – когда он приказал Эдику выбросить пистолет, то сказал не «на хер», а совершенно другое слово. Тоже из трех букв и тоже на «х», но совершенно другое!..
Он, Нартай, конечно, понимает, что в тот момент у Эдика были полные штаны от страха и он мог кое-что подзабыть, но всему же есть предел!.. Нельзя же все время перекраивать Историю!!!
Претензии Нартая к Эдику были мелочны и, казалось бы, незначительны, но очень мешали восприятию дальнейшего хода событий.
Поэтому, с трудом узнав всю историю целиком, я решил вторую половину пересказать сам, решительно очистив ее от препирательств Нартая и Эдика…
…Нартай втащил Эдика в танк, мгновенно задраил люк и откинул от внутренней стенки орудийной башни сиденье заряжающего.
– Садись сюда и держись за что-нибудь! – он метнулся вниз на свое место механика-водителя. – И ничего там не трогай!.. Это твоя машина? «Опель» твой, я тебя спрашиваю?!
– Нет? – прокричал ему Эдик. – Это их «опель»!..
– Очень, очень хорошо! – мстительно пропел Нартай и резким броском двинул танк вперед прямо на ни в чем не повинный автомобиль. – Сейчас я ему устрою техническое обслуживание по первому разряду!!! Держись крепче, мужик!..
И прокричал загадочную в то время для Эдика фразу:
– Э-э-эх! Когда-то копыта коней моих предков…
Раздался удар, треск, скрежет разрывающегося металла. Танк несильно, но ощутимо тряхнуло, и Эдик услышал чей-то истошный крик, отчаянную автоматную очередь и звонкий цокот пуль по танковой броне.
– Давай, давай, стреляй, гад!!! – злобно закричал Нартай, сдавая танк назад и снова бросая его на уже искалеченный «опель». – Ничего, пешочком пройдетесь! Для здоровья полезно!..
Танк с ходу взлетел на то, что еще несколько секунд назад было «опелем-омегой», застопорил одну гусеницу и закрутился на месте, перемалывая остатки автомобиля в некую маслянисто-металло-пластмассовую кашу.
Нартай еще что-то кричал, но двигатель танка ревел так, что Эдик не мог разобрать ни единого слова. Эдика мотало из стороны в сторону и он судорожно цеплялся за какие-то выступы, приборы, кронштейны, пока чуть было не ухватился за два пушечных снаряда, укрепленных за его спиной. Тут он в панике отдернул руки и намертво приклеился к казенной части спаренного пулемета.
…Когда все кончилось, когда Яцек Шарейко и Саня Анциферов исчезли неведомо куда, а от «опеля-омеги» осталось лишь слабое воспоминание, танк на малых оборотах, негромко фырча двигателем, отполз в ближайший лесочек и схоронился там от рассветных лучей утреннего солнца.
Нартай внимательно и осторожно оглядел все вокруг через призменный прибор наблюдения, убедился в том, что рядом нет ни одной живой души, выключил мотор и открыл свой верхний люк. В танк ворвалась свежая прохлада начинающегося дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82