Ночь была теплая и лунная, и с высоты силосного бурта нам с Катей было хорошо видно, как, негромко урча двигателем и мерно покачивая пушкой, танк быстро и ловко тащил за собой здоровенный многолемешный плуг, вспахивая поле с какой-то невероятной, рекордной скоростью!
Эдик и старый Петер стояли на запятках широкозахватного плуга – следили за тем, чтобы лемехи не выскакивали из земли. На головах у Петера и Эдика были надеты шлемофоны, подключенные к переговорному устройству танка. Нартай еще с вечера удлинил соединительные колодки этих шлемофонов пятнадцатиметровым тонким кабелем, и теперь Нартай, сидящий внутри танка, и Петер с Эдиком, едущие на плуге, могли разговаривать между собой и корректировать действия друг друга.
В голубом лунном свете Петер и Эдик в своих шлемофонах казались персонажами из какого-то фантастического фильма Спилберга.
– Этот проклятый Джефф исчез, будто его никогда и в природе не существовало, – сказала Катя. – Хотя вот уже несколько месяцев я с каждым днем все сильнее и явственнее ощущаю в себе его присутствие. Не просто воображаю что-то этакое, а ощущаю чисто физически… Вы понимаете, о чем я?..
– Понимаю, – ответил я.
– Я беременна, как по учебнику, – усмехнулась Катя. – Меня уже и подташнивает, и запахи я стала чувствовать острее, и ноги к вечеру отекают… Постоишь на Мариенплац, побренчишь на гитаре несколько часов – к вечеру шнурки от кроссовок так в лапы врежутся, что хоть разувайся и домой босиком шлепай! Хорошо, у Эдика есть машина…
А тут еще мною полиция заинтересовалась. К нам сюда, в «Китцингер-хоф», наезжать стала. Эдьке-то ничего, он по закону здесь. А мы с Нартайчиком – не пришей кобыле хвост. Кто мы такие? Почему здесь? Да еще и с танком!.. Я еще – куда ни шло, у меня паспорт израильский, мне виза не нужна. А вот с Нартайчиком совсем дело худо. Да и Наташу с Петером подставлять неохота. Не дай Бог, кто-нибудь из соседей стукнет на наших героических стариков.
Правда, поначалу, когда мы все трое у них поселились, я однажды случайно услышала их разговор в свинарнике. Они думали, что я ушла кормить оленей, а я припозднилась со стиркой и только стала собираться в загон, слышу разговор в свинарнике. Наташа говорит:
– Мы обязаны сообщить, что у нас живут иностранцы. И что в нашем сарае стоит их танк.
А Петер ей отвечает:
– Ничего и никому мы не обязаны. А уж если обязаны, то этим самым иностранцам – они с нас половину забот по хозяйству сняли. И в доме в сто раз веселее! Ты посмотри на себя в зеркало – ты же на десять лет моложе стала выглядеть!..
И, наверное, там, в свинарнике, стал лапать Наташу, потому что она как рявкнет на него:
– Убери руки, кобель старый! Нашел время под юбку лезть! Ты обязан пойти и сообщить!
– Никуда я не пойду, – говорит Петер и, видимо, продолжает тискать Наташу, потому что она, слышу, чуть ли не криком кричит:
– Да отцепись ты! Насмотрелся голых девок по телевизору…
У нас по пятницам, субботам и воскресеньям по двум программам – по РТЛ и Сат-один – разную эротическую хреновину показывают…
– Не хочешь ты, сообщу я, – говорит Наташа. – Потому что я, как честная немка…
И вдруг слышу, в свинарнике повисла тишина. Даже поросята перестали хрюкать.
А потом – голос Петера. Такой тихий, такой чугунный, что даже мне не по себе стало.
– Это я тебя сделал немкой. И ты никому ничего никогда сообщать не будешь. Аллес кляр?
Дескать, «тебе все ясно?»
– Хорошо, хорошо… Конечно! – торопливо и испуганно говорит Наташа. – Как ты скажешь – так и будет. Я просто подумала, что если создаются какие-то законы и правила, то…
– То они не должны никому приносить вреда, – заканчивает за нее Петер, и Наташа замолкает.
Думаю, что эта тема у них больше не возникала.
Освещая себе путь мощной фарой, танк безостановочно тащил за собой широкий плуг с Петером и Эдиком в шлемофонах, слегка замедлял ход на разворотах и по прямой снова набирал скорость. Вспахана была уже половина поля…
– Ты говорила про полицию, – напомнил я Кате. Она усмехнулась, покачала головой.
– В первый раз мы очень испугались. Сидим, ужинаем – Наташа, Петер, Эдик и я. Нартая не было. Он еще с утра уехал на озеро к Зергельхуберам – чинил им какой-то мотор на их сейнере. Он у них там постоянно пасется. Клиентуры у него – хоть отбавляй! И Моосгруберы, и Рингсайсы, и Бирбихлеры… Кому трактор наладить, кому мотор исправить, кому еще что-нибудь. Он у нас нарасхват…
Одним словом, сидим ужинаем, ждем Нартая. И вдруг неожиданно подкатывает желто-зеленый полицейский «БМВ». Мы с Эдькой перетрусили. Я уже хотела юркнуть к себе в «келлер» – с глаз долой, но в это время из полицейской машины выскакивает Нартай, а из-за руля вылезает такой квадратненький полицейский лет двадцати пяти и говорит:
– Грюсготт! Гутен абенд… Добрый вечер. Оказывается, это сын Зергельхубера – Клаус. Нартай уже слегка «на кочерге» – они там со старым Зергельхубером по паре стаканчиков приняли, и этот Клаус решил отвезти Нартая домой.
Наташа тут же заюлила, начала ставить для них тарелки на стол:
– Ах, Клаус… Как ты вырос! Как повзрослел! Как тебе идет эта форма, Клаус! Я же тебя совсем маленьким помню…
Выпили по рюмочке, а потом Петер попросил меня спеть и поиграть на гитаре… Мы в тот день на Мариенплац не работали, глотка у меня малость передохнула и с голосом было все в порядке. Эдик притащил гитару и я попела для них немножко.
Вот с тех пор этот полицейский, Клаус, к нам и стал ездить минимум три раза в неделю. То шоколадку привезет, то цветочки, то еще что-нибудь…
Уже через неделю Нартай его просто возненавидел! Он вообще не переваривает, когда за мной кто-то начинает ухаживать. А о Джеффе он даже слышать не хочет!.. Хотя, когда недавно Наташа заговорила о том, что у Зергельхуберов на озере два замечательных дома, что они очень богатые люди, потому что рыбный промысел приносит им солидный доход, и Клаус – единственный наследник всего этого, и стала многозначительно на меня поглядывать, Нартай просто взбеленился:
– Тетя Наташа! Вы кончайте Катьку сватать! У нее есть Джефф Келли и…
– Нет у нее никакого Джеффа! – закричала Наташа. – И ты это знаешь не хуже меня! Где этот Джефф?! А всю жизнь одной, да еще с ребенком… Надо думать о завтрашнем дне! А Зергельхуберы согласны. В прошлое воскресенье в кирхе мне старый Зергельхубер так и сказал: «Пожалуйста! Пусть будет ребенок… Мой Клаус ей еще столько детей наделает, что уже через год их никто и не различит. Все они будут „Зергельхуберы“!»..
– Успокойтесь, – говорю. – Не спорьте. Мои дети будут только «Келли» или, на худой конец, «Гуревичи». Третьего не дано.
А Клаус все ездит и ездит к нам. Такой упорный баварский крестьянин! Но очень неплохо говорит по-английски. И вообще, вполне приличный и неглупый паренек.
Нам что главное? Нам важно, чтобы он про танк не пронюхал.
Про нас-то, я полагаю, он уже все давно понял. Хотя Петер с Наташей всем наплели, что мы с Нартайчиком ненадолго приехали к Эдику в гости и слегка задержались… Все это, конечно, шито белыми нитками, но полицейский – всегда полицейский. Особенно влюбленный полицейский. В нем же все обострено, он все воспринимает с повышенной подозрительностью.
Правда, Петер, на всякий случай, уже заготовил версию, будто он этот танк купил в ГДР, и не как боевое оружие, а просто как тягловую силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82