Лучшее место для работы уличного артиста – под двумя деревьями между сексшопом и интераптекой – к счастью, было свободно, и Эдик с удовольствием его занял.
Переоделся он еще в машине и теперь расставлял свой столик и подсовывал под ножки небольшие деревянные клинышки, добиваясь абсолютно горизонтальной столешницы.
Потом вставил в отверстия стола трости с кубиками, выложил прямо на каменные плиты пластмассовый голубой подносик для денег, приветливо улыбнулся трем-четырем остановившимся зевакам и положил кисти рук на кубики, которые теперь были намного выше его головы.
И медленно, только за счет силы рук, его тело начало всплывать наверх, так же медленно переворачиваться в стойку на двух руках, а потом плавно уходить вправо, переводя Эдика в стойку на одной руке.
Номер начался.
Когда он закончил первую комбинацию и встал на столик ногами, чтобы сменить две трости на одну с вертушкой, раздались аплодисменты. Эдик благодарно поклонился. Вокруг него уже стояло человек тридцать, а в голубой пластмассовый подносик с глухим стуком стали падать первые монетки.
К концу второй комбинации в толпе было уже человек шестьдесят.
Когда же, после третьей, самой тяжелой комбинации, номер закончился – голубой подносик был почти покрыт монетками самых разных достоинств. Эдик сделал задний сальто-мортале со стола на плиты Кауфингерштрассе, раскланялся и стал ссыпать монеты с подносика в сумку.
«Совсем неплохо… Марок восемьдесят. Лишь бы дождь опять не начался. Тогда успею еще пару раз отработать…» – подумал он.
– Хелло! – услышал он над своей головой.
Эдик поднял глаза и увидел седого элегантного человека лет пятидесяти, в длинной, чуть выше колен кожаной осенней куртке и ярком, пижонском шелковом шарфике на шее.
– Хелло, – ответил ему Эдик и выпрямился.
– Герр Эдвард Петров? – улыбнулся седой.
– Да… – машинально по-русски ответил Эдик и на всякий случай вынул из сумки лицензию. Мало ли, кто-то еще, кроме полиции, хочет проверить у него разрешение на сегодняшнюю работу.
– Нет, нет! Мне это не нужно, – рассмеялся седой. – Вы говорите по-немецки?
– Немного…
– И вы не узнаете меня?
– Нет, – смутился Эдик. – Извините…
– Что было в Брюсселе в восемьдесят четвертом году и в Париже в восемьдесят седьмом? – спросил седой, глядя Эдику прямо в глаза.
– В восемьдесят четвертом в Брюсселе – фестиваль цирков Европы, а в восемьдесят седьмом в Париже – международный конкурс артистов эстрады и цирка, – сразу ответил Эдик.
– Правильно! – обрадовался седой человек в ярком легкомысленном шарфике. – Абсолютно верно!.. Теперь вы меня узнаете?
На какое-то мгновение Эдику показалось, что он знает этого человека, и уж точно где-то видел его! Но сколько ни вглядывался в моложавое, чуть жестковатое, улыбающееся лицо седого – память ему отказывала…
– Нет… Простите меня, пожалуйста!
– О'кей, о'кей… ничего страшного! Судя по тому, что вы сейчас работаете на Мариенплац, в вашей жизни за последнее время, наверное, было много событий, – сказал седой и протянул Эдику руку. – Я – Рихард Краузе. В Брюсселе я был одним из организаторов фестиваля, а в Париже – председателем жюри конкурса! Теперь вспомнили?
Вот теперь Эдик вспомнил этого седого! На всех конкурсных просмотрах в Париже этот Краузе сидел в белом смокинге в центре стола, предназначенного для жюри, и его боялись, как огня. В семидесятых годах Рихард Краузе был лучшим жонглером мира, и о его технике жонглирования и резкости суждений ходили легенды.
Это он, Рихард Краузе, в своем неизменном белом смокинге потом вручал в Париже русскому эквилибристу Эдуарду Петрову Главный приз по разряду «акробаты-эквилибристы» и что-то долго, дольше, чем кому бы то ни было из награжденных, говорил Эдику со своей жесткой улыбкой, внимательно глядя на него холодными голубыми глазами…
– Вы были тогда в белом смокинге, – сказал Эдик и пожал руку Рихарду Краузе.
– Ну, наконец-то! – радостно воскликнул Краузе.
Это произошло первого декабря.
Все остальное – в порядке хронологии.
Третьего декабря рано утром из Алма-Аты в «Китцингер-хоф» позвонил Нартай.
– Эдька! – кричал он истошно. – Ты знаешь, откуда я звоню?! Из приемной Президента! Это мне его помощник устроил – Равиль Мухамеджанов, а так – хрен бы я дозвонился!.. Мы с ним когда-то в техникуме учились, только он был на два курса старше… И моя мама здесь! Она с тетей Наташей поговорить хочет… Дай ей трубочку! А потом дашь мне дядю Петю, я с ним по-немецки поговорю, а то Равиль, гад ползучий, не верит, что я немецкий знаю!.. Я после Нового года на подготовительные курсы в авто-дорожный институт иду!.. Как ты там, Эдик?!
По второй телефонной трубке Эдик с Петером слышали, как плакала мама Нартая в Алма-Ате и все время говорила Наташе только одно:
– Спасибо… спасибо… спасибо…
А Наташа плакала в «Китцингер-хофе» и отвечала ей тоже только одним русским словом:
– Спасибо… спасибо… спасибо!..
– Содержательный разговорчик, да?! – орал Нартай.
– Не вопи, – сказал ему Эдик. – Мы тебя очень хорошо слышим.
– Я вас тоже, – тихо сказал Нартай. – Это я кричу на нервной почве… Дай дядю Петю!
И Нартай долго болтал на своем ужасающем немецком языке с Петером, явно демонстрируя маме и помощнику Президента свое знание немецкого, а потом неожиданно скис и дрогнувшим голосом негромко сказал по-русски:
– Все… Больше не могу… – и всхлипнул.
Подбородок у Петера затрясся, он громко откашлялся и закричал из «Китцингер-хофа» в Алма-Ату:
– Приезжай, малыш!!! Мы ждем тебя!..
Седьмого декабря господин Эдуард Петров получил по почте официальное приглашение из цирка «Кроне».
Приглашение было напечатано на роскошном бланке с большой золотой короной, сквозь которую выглядывали морды льва, слона, лошади и тигра. Наверху короны было написано «Circus Krone», а внизу по короне шла надпись «Eure Gunst unser Streben». Под золотой короной, через весь бланк вилась голубая лента с впечатанными в нее золотыми буквами:
DER CIRCUS DEN DIE «KRONE»
GANZE WELT KENNT
Причем слово «Кроне» было выдавлено на бумаге большими рельефными буквами.
В письме господин Эдуард Петров приглашался на работу в цирк «Кроне» с оплатой в пятьсот марок за каждое выступление при гарантированных двадцати шести выходах на манеж в месяц. Выплата – каждую пятницу. Реквизит и костюмы за счет артиста, проживание на гастролях – в цирковых вагончиках со всеми удобствами, оборудованных по последнему слову техники.
Если условия устраивают господина Эдуарда Петрова, то дирекция цирка приглашает его на дальнейшие переговоры и подписание контракта по адресу – Циркус-Кронештрассе, 1-6, Мюнхен, телефон… И так далее.
В конце письма сообщалось, что обычное приглашение артиста в цирк «Кроне» происходит иначе – артист должен представить фотографии и видеозапись своего номера или пройти предварительный просмотр перед специальной комиссией.
Господину Петрову ничего этого делать не надо по двум причинам: во-первых, он достаточно известен в цирковом мире как один, из лучших эквилибристов последних лет, а во-вторых, Генеральный директор Управления всеми цирками Баварии господин Рихард Краузе уже имел честь просмотреть номер господина Петрова и дал этому номеру самые высокие аттестации.
Десятого декабря, когда я еще болтался по Москве в ожидании разрешения на командировку в Германию, здесь, в Мюнхене, между цирком «Кроне» и артистом в жанре «эквилибр» Эдуардом Петровым был заключен контракт с таким длинным перечнем прав и обязанностей, как «цирка», так и «артиста», что, не дочитав и до середины, Эдик плюнул на оставшуюся часть и расписался повсюду, где было проставлено – «унтершрифт».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82