- Понятное дело. Чтоб не было всяких там воплей, всхли-пов, дерганий. На хрена же нам тратить нервы на пустяки? Ты хотела поговорить с нами - вот и говори. Пока что со мной. Ре-шим проблему, отвезу тебя в Москву. Ты получишь свое, мы свое, и разойдемся красиво.
Она хотела с ними поговорить? Значит, это не "Расц-вет-банк", это "ДЕГЛ". Она и раньше так думала, ведь газета, куда звонила, принадлежит Сафарову. Думала, но сомневалась...
- Я не мечтала разговаривать с тобой и с твоими дружками, я не собиралась приезжать сюда. Вы силой увезли меня.
- Ты принесла дискетку, охранник запомнил твою внешность, ты звонила боссу, голос записан на магнитофон - значит, хотела говорить с нами. Сама навязывалась, кто ж в этом сомневается? А потом ты захотела приехать сюда для переговоров. Это поймет даже самый тупой мент, когда услышит, о чем ты базарила с бос-сом. Так что - никакого похищения, выбрось из башки ненужные мыслишки.
Что он пытается ей доказать? Даже если она потом пожалу-ется, милиции не к чему будет прицепиться? Мол, поговорим и отпустим, нам бояться нечего? И она должна верить этому лысому типу с бандитской рожей? Ну что ж... пусть думает, что верит.
- Спасибо за объяснение.
- Кушайте, не обляпайтесь. Значится, так. Нам нужны доку-менты, тебе бабки. Все просто и понятно. Ты даешь нам, а мы даем тебе, и все довольны, все смеются.
- Какие документы?
- Ну зачем же темнить, время тратить на всякие там разъ-яснения. Документы Троицкого, которые ты дала журналисту Чек-мареву, чтобы он сварганил романчик. Сама ж написала в дискет-ке: имеются документы.
- Где Сергей?
- Да понятия не имею. Он исчез еще вчера днем, с тех пор никто не видел его.
Вчера днем! Значит, Павлюкович все-таки соврал... И это - друг? Сергей исчез, а он врет, как ни в чем ни бывало! Друга своего продает! Где же предел человеческой подлости? Где пре-дел... Боже, Боже, ей ли об этом судить? Сама ведь предала Сергея, сама во сто раз хуже всякого Павлюковича! Дрянь, дрянь, дрянь!
- Ты же сказал, что он здесь!- она не выдержала, всхлип-нула, принялась тереть дрожащими пальцами влажные глаза.
- Ну, сказал. Чтобы лишних вопросов не было. А зачем он тебе, этот Сергей? Ты подставила его, отдала зверям на растер-зание. Финита ля... Давай про документы.
- Нет у меня никаких документов. Я хотела, чтобы Квочкин заплатил большие деньги за роман. А когда поняла, какая опас-ность грозит Сергею, отдала дискету Сафарову, чтобы он помог Сергею. Да, написала про документы, но их нет.
Он ей также поверил, как и она ему. Но особо не огорчил-ся, или виду не подал: усехнулся, отрицательно покачал указа-тельным пальцем перед ее глазами.
- Не пойдет. Обещала документы - надо дать. Чего ты дер-гаешься, не могу понять? Троицкий передал тебе документы, те самые, которые обещал нам. Из-за этого его и "пришили", что обещал. Ты же встречалась с ним, в баре "Паяцы" бывала не раз. Ну так в чем дело?
- Нет у меня документов, их вообще в природе нет.
- Выходит, журналист, которого ты по-наглому подставила, все выдумал?
Знает, все знает: про бар, про Олега, про то, что Сергея подставила. Но фальшивит, не своим тоном говорит. Как будто ему написали на бумажке и заставили выучить то, что можно бу-дет сказать сегодня. Значит, завтра он заговорит по-другому. Своим истинным голосом...
- Хорошо, я скажу. Да, видела документы, читала их. Олег показывал. Но только показывал. Я запомнила, а потом... когда Олега не стало, и я познакомилась с Сергеем, подумала, хорошо бы написать об этом роман... Подумала, "Расцвет-банк" испуга-ется и заплатит большие деньги. Трудно жить на зарплату Сергея. Вот и все.
- Нехорошо обманывать таких добрых людей, как я.
- Нет у меня документов, и никогда не было. Я просто вспомнила некоторые эпизоды и подсказала Сергею, когда он ра-ботал над романом. А ты бы передал своей девушке на хранение такие опасные бумаги?
- У меня их и нету. Слушай, лапа, ты хоть понимаешь, ка-кие проблемы у тебя будут, если документов нет? Ты ж не деше-вого фраера "продинамила", солидную фирму. Столько важных лю-дей от работы оторвала, столько бабок угрохано, чтобы тебя ра-зыскать, доставить по назначению. Кто возместит все эти убыт-ки? Ты и возместишь. Так что, кончай целку из себя строить, говори, где документы.
Вот он и заговорил своим настоящим голосом. Быстро же это случилось. А впереди такая долгая ночь...
- Сказала уже. Их нет.
- Что ты мне туфту лепишь?! Они есть, и ты отдашь их. Не хочешь продать - задаром отдашь. После того, как сделаем тебя инвалидкой... по женской части! Всю жизнь враскорячку будешь ходить! Давай по-хорошему договоримся, пока я я добрый.
Она знала, что бояться - значит, продлевать их удовольст-вие и свою агонию. На какое-то мгновение ненависть к этому лы-сому подонку пересилила ее страх. Такие, как он, убили Олега, а может и Сергея уже убили. Такие точно!
- А ты не боишься стать инвалидом по мужской части? Ты хоть знаешь, с кем говоришь?!- закричала она.- Знаешь, кто стоит за мной, какие банки, какие политики?! Да от тебя мокрое место останется уже завтра! А если хоть пальцем ко мне притро-нешься - и от всей твоей поганой конторы!
Лобан явно не ожидал от нее такой ярости. Истеричный крик и бешеная ненависть во взгляде заставили его попятиться, вско-чить на ноги. Сжав кулаки, он злобно прищурился, процедил сквозь зубы:
- Не хочешь, значит, по-хорошему договариваться?
- А у тебя есть миллион долларов?- презрительно спросила она.Принеси, положи, тогда и будем говорить.
- У меня есть побольше. Такой миллион, какой тебе очень даже понравится. И у Сидора есть миллион, и у Кислюка. Три миллиона сразу поимеешь. Денька за два, за три станешь в нату-ре миллионершей. Но пока что я добрый, прикинь, даже не обижа-юсь. Заскочу попозже, а ты тут покамест пораскинь мозгами, что к чему. Лады? И веди себя тихо-тихо,- он приложил палец к гу-бам.- Если я услышу хоть один подозрительный шум - переведу в другое помещение, в гараж. Там холодно и грязно.
Он протянул руку, намереваясь шлепнуть Настю по щеке, но передумал. Хмыкнул, покачал головой, выражая свое удивление такой непонятливостью, и вышел.
Хлопнула дверь, заскрежетал ключ в замочной скважине. А потом наступила тишина. Повалившись на диван, Настя зарыдала, уткнувшись лицом в грубую ткань обивки, кусала ее, чтобы там, за дверью, не услышали ее рыданий, не поняли, как ей страшно сейчас. Но если бы Лобан стоял за дверью, он бы не стал долго думать над тем, что означает сдавленное, судорожное мычание.
Полчаса понадобились Насте, чтобы успокоиться. Наверное, она выглядела ужасно: распухшее от слез лицо, красные глаза, тушь потекла - лучше не смотреть в зеркало, не видеть себя та-кой уродиной. Она не поднималась с дивана, лежала и думала, что вместе со слезами вытекала из нее сама жизнь. И почти вся вытекла. Ничего не хотелось...
День был ужасно долгим, невероятно трудным: страх, надеж-да, страх, ожидание, страх, издевательства, страх... Сколько можно терпеть? А ведь она заслужила этого, заслужила. Не надо было... Да что теперь думать! Олег, ты знал, что все получится именно так? Ты же такой умный, говорил, что просчитываешь ком-бинацию на сто ходов вперед. Ты знал, да?
- Ну, Олег! Опять ты со своими бумагами возишься? Сколь
ко можно работать? Давай лучше куда-нибудь поедем. Опять дале-ко. Хочу в Испанию, хочу в Испанию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91