Вырвав веер из ее рук, она отправила девочку на кухню. Когда за той закрылась дверь, Нинья Мария взволнованно принялась обмахиваться. Потом молча закрыла веер и швырнула его на столик с длинными тонкими ножками у дивана, обшитого узорчатой тканью. Несколько секунд она неотрывно смотрела на Уокера, но, поскольку тот не отреагировал на ее взгляд, вскочила и направилась к пианино с открытыми клавишами из желтоватой слоновой кости. Сев за инструмент, Нинья Мария принялась наигрывать вальс Штрауса. Технически она играла безукоризненно, но звуки были тяжелыми, в игре не чувствовалось легкости. Определенно, ей не хватало тонкости, и она не в состоянии сопереживать. Размышляя об этом, Элеонора не заметила, как сбоку подошел Грант.
— Я надеюсь, этот вальс мой? — Он грациозно поклонился, несмотря на револьвер, заткнутый за пояс.
Уокер наблюдал за ними из дальнего угла комнаты, и Элеонора не могла отказать. Она подала Гранту руку, приподнялась, и это движение напомнило ей о сегодняшнем полудне и ощущении его руки на своем плече. Чувствуя неловкость, она позволила обнять себя, решив отвечать на его прикосновения очень сдержанно.
Они медленно закружились. Грант оказался довольно искусным танцором. Он ступал уверенно, рука, обхватившая ее талию, лежала правильно, расстояние между ними было такое, как полагалось, и сторонний наблюдатель ничего предосудительного заметить не смог бы. Элеонора расслабилась и, подчиняясь ему в танце, выкинула из головы все, кроме музыки и ощущения силы его рук. Она почувствовала его взгляд на своем лице и медленно подняла темные густые ресницы. От выражения, которое она заметила в глубине его голубых глаз, вся ее кровь вдруг прилила к голове и трепетно застучала в висках. Элеонора поняла, что музыка смолкла, только в тот момент, когда подошедший генерал тихо захлопал в ладоши.
— Очень хорошо, — сказал он. — Прекрасное зрелище, радующее глаз, мадемуазель Элеонора. Кстати, сегодня в поддень меня посетила мисс Мейзи Брентвуд. Она утверждала, что вы находитесь в апартаментах Гранта на положении пленницы. Но то, что я сейчас видел, заставляет меня верить, что Грант сам очень хочет быть вашим пленником.
В этот момент Элеонора могла бы рассказать, в каком затруднительном положении оказалась, и попросить помощи у генерала. Но мысль исчезла прежде, чем она осознала ее. Элеонора улыбнулась в ответ на этот легкий комплимент, и только мимолетное смущение посетило ее при мысли, что она, может быть, подвела Жан-Поля. Она сама не поняла, почему так вышло, до того момента, когда они вернулись домой и Грант, войдя следом за ней в комнату, швырнув на стол шляпу и уперев руки в бока, спросил:
— Почему?
— Что почему? — уклонилась Элеонора от прямого ответа. Она устала, и ей было нетрудно изобразить зевок, показывая тем самым, как отчаянно она хочет спать, что выглядело довольно естественно.
— Почему ты ничего не объяснила Дяде Билли?
— Это… Это было бы бесполезно,
— Может, да, а может, и нет. Ведь пока не попробуешь, никогда не узнаешь.
Элеонора уставилась на него.
— Ты хотел бы, чтобы я ему рассказала?
— Дядя Билли разумный человек. И у меня была бы возможность изложить и свою точку зрения. Ситуация неоднозначна.
— Ты имеешь в виду… Ты хочешь сказать, что тебя бы не наказали?
— Пожалуй. Даже если бы я заслуживал наказания, в данный момент это не ко времени. А ты хочешь сказать, что все обдумала и поэтому промолчала? Сознательно?
— Я не хочу, чтобы на моей совести была смерть человека или его бесчестье.
Он прищурился, набрал воздуха и медленно выдохнул.
— Мне казалось, я тебя понимаю, но, выходит, нет.
— Ничего удивительного, — ответила она. Голос прозвучал глухо, поскольку Элеонора склонила голову, отцепляя цветы и ленты от талии. — Во всяком случае, я не заметила, что это входит в твои намерения.
— Но тогда что же? В чем дело?
Услышав гнев в его тоне, она подняла глаза. Он хмуро сдвинул брови, но гнев относился явно не к ней. Ответ на его вопрос был так очевиден, что Элеонора не видела необходимости формулировать его, даже если бы и отыскала подходящие слова.
От ее прикосновения цветок бугенвиллеи рассыпался, и лепестки каскадом полетели на пол. Отвернувшись, Элеонора потянула за узел ленты и, когда он развязался, швырнула ленту на умывальник. Та зацепилась за край, а потом зеленой змейкой соскользнула вниз.
— Это из-за твоего брата? Дядя Билли мог бы приказать освободить его, если бы счел возможным.
— Полагаю, что мог бы, — ответила Элеонора. — Но я не думаю, что ты посадил Жан-Поля на гауптвахту ради своего удобства.
— Разве? — не веря своим ушам, спросил он.
— Конечно. Ты же сказал, что он был пьян, и я тебе верю. И хотя я действительно хочу как можно скорее увидеть его на свободе, но считаю наказание за нарушение правил справедливым.
— Великодушно с твоей стороны.
— Только справедливо, — сказала она.
— Но все равно неожиданно.
— Честная игра — это не только для мужчин.
— Явно нет, — ответил он так задумчиво, что она взглянула на него в зеркало. — Скажи мне, — продолжал Грант, — ты намерена сравнять счет, или ты предпочитаешь подкинуть уголька в огонь?
Элеонора затаила дыхание.
— Я должна выбрать одно из двух?
— По моему опыту — да, — сказал он, мрачно улыбнувшись. — У меня есть основания освободить тебя от радости общения со мной.
Она предпочла, чтобы Грант не говорил этого, но не была уверена, что он ошибается.
— В любом случае, — ответила Элеонора, — я бы не стала предупреждать тебя.
После обмена колкостями в воздухе повисло раздражение, и Грант не стал помогать ей снимать платье и нижние юбки. Она, может быть, и смогла бы справиться с бесконечным рядом пуговиц на спине, но сеньора Паредес стянула шнурками ее корсаж так крепко, что все усилия развязать их оказались бесплодными. Грант же оставил ее один на один с нарядом и сам раздевался в угрюмом молчании.
Наконец, справившись с последней нижней юбкой, Элеонора быстро нырнула в постель. Он задул свечу и лег рядом с ней, оставив между ними свободное место.
Элеонора долго лежала, всматриваясь в темноту широко открытыми глазами. Напряжение, повисшее в воздухе, убеждало ее, что Грант тоже не спит. Но он не сделал ни малейшего движения в ее сторону. Она, конечно, была рада этому, но не понимала причины Элеонора не могла представить себе, что эта странная реакция на ее нежелание раскрыть генералу их истинные отношения помешает ему взять ее, если он того желает. Нет, конечно, нет. Должно быть, он ее и не хочет. Конечно, Элеоноре не льстило, что его интерес к ней так скоро угас. Но она не допустит, чтобы подобное обстоятельство огорчало ее. И поклявшись себе в этом, Элеонора повернулась к нему спиной. Он словно бы и не заметил ее движения: мнимое равнодушие — игра для двоих. Закрыв глаза, она глубоко втянула воздух и стала выравнивать дыхание. Притворный сон перешел в настоящий. Грант не шевелился и вообще не подавал никаких признаков, что ощущает ее присутствие.
Но такое неестественное отчуждение между мужчиной и женщиной, живущими под одной крышей, не может длиться долго. На четвертое утро Грант пил за завтраком кофе, наблюдая, как она стоит в свете утреннего солнца, льющегося через решетку, пытаясь как-то привести в порядок свои непокорные рыжие волосы без того, чтобы не заплетать их в ненавистные косы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Я надеюсь, этот вальс мой? — Он грациозно поклонился, несмотря на револьвер, заткнутый за пояс.
Уокер наблюдал за ними из дальнего угла комнаты, и Элеонора не могла отказать. Она подала Гранту руку, приподнялась, и это движение напомнило ей о сегодняшнем полудне и ощущении его руки на своем плече. Чувствуя неловкость, она позволила обнять себя, решив отвечать на его прикосновения очень сдержанно.
Они медленно закружились. Грант оказался довольно искусным танцором. Он ступал уверенно, рука, обхватившая ее талию, лежала правильно, расстояние между ними было такое, как полагалось, и сторонний наблюдатель ничего предосудительного заметить не смог бы. Элеонора расслабилась и, подчиняясь ему в танце, выкинула из головы все, кроме музыки и ощущения силы его рук. Она почувствовала его взгляд на своем лице и медленно подняла темные густые ресницы. От выражения, которое она заметила в глубине его голубых глаз, вся ее кровь вдруг прилила к голове и трепетно застучала в висках. Элеонора поняла, что музыка смолкла, только в тот момент, когда подошедший генерал тихо захлопал в ладоши.
— Очень хорошо, — сказал он. — Прекрасное зрелище, радующее глаз, мадемуазель Элеонора. Кстати, сегодня в поддень меня посетила мисс Мейзи Брентвуд. Она утверждала, что вы находитесь в апартаментах Гранта на положении пленницы. Но то, что я сейчас видел, заставляет меня верить, что Грант сам очень хочет быть вашим пленником.
В этот момент Элеонора могла бы рассказать, в каком затруднительном положении оказалась, и попросить помощи у генерала. Но мысль исчезла прежде, чем она осознала ее. Элеонора улыбнулась в ответ на этот легкий комплимент, и только мимолетное смущение посетило ее при мысли, что она, может быть, подвела Жан-Поля. Она сама не поняла, почему так вышло, до того момента, когда они вернулись домой и Грант, войдя следом за ней в комнату, швырнув на стол шляпу и уперев руки в бока, спросил:
— Почему?
— Что почему? — уклонилась Элеонора от прямого ответа. Она устала, и ей было нетрудно изобразить зевок, показывая тем самым, как отчаянно она хочет спать, что выглядело довольно естественно.
— Почему ты ничего не объяснила Дяде Билли?
— Это… Это было бы бесполезно,
— Может, да, а может, и нет. Ведь пока не попробуешь, никогда не узнаешь.
Элеонора уставилась на него.
— Ты хотел бы, чтобы я ему рассказала?
— Дядя Билли разумный человек. И у меня была бы возможность изложить и свою точку зрения. Ситуация неоднозначна.
— Ты имеешь в виду… Ты хочешь сказать, что тебя бы не наказали?
— Пожалуй. Даже если бы я заслуживал наказания, в данный момент это не ко времени. А ты хочешь сказать, что все обдумала и поэтому промолчала? Сознательно?
— Я не хочу, чтобы на моей совести была смерть человека или его бесчестье.
Он прищурился, набрал воздуха и медленно выдохнул.
— Мне казалось, я тебя понимаю, но, выходит, нет.
— Ничего удивительного, — ответила она. Голос прозвучал глухо, поскольку Элеонора склонила голову, отцепляя цветы и ленты от талии. — Во всяком случае, я не заметила, что это входит в твои намерения.
— Но тогда что же? В чем дело?
Услышав гнев в его тоне, она подняла глаза. Он хмуро сдвинул брови, но гнев относился явно не к ней. Ответ на его вопрос был так очевиден, что Элеонора не видела необходимости формулировать его, даже если бы и отыскала подходящие слова.
От ее прикосновения цветок бугенвиллеи рассыпался, и лепестки каскадом полетели на пол. Отвернувшись, Элеонора потянула за узел ленты и, когда он развязался, швырнула ленту на умывальник. Та зацепилась за край, а потом зеленой змейкой соскользнула вниз.
— Это из-за твоего брата? Дядя Билли мог бы приказать освободить его, если бы счел возможным.
— Полагаю, что мог бы, — ответила Элеонора. — Но я не думаю, что ты посадил Жан-Поля на гауптвахту ради своего удобства.
— Разве? — не веря своим ушам, спросил он.
— Конечно. Ты же сказал, что он был пьян, и я тебе верю. И хотя я действительно хочу как можно скорее увидеть его на свободе, но считаю наказание за нарушение правил справедливым.
— Великодушно с твоей стороны.
— Только справедливо, — сказала она.
— Но все равно неожиданно.
— Честная игра — это не только для мужчин.
— Явно нет, — ответил он так задумчиво, что она взглянула на него в зеркало. — Скажи мне, — продолжал Грант, — ты намерена сравнять счет, или ты предпочитаешь подкинуть уголька в огонь?
Элеонора затаила дыхание.
— Я должна выбрать одно из двух?
— По моему опыту — да, — сказал он, мрачно улыбнувшись. — У меня есть основания освободить тебя от радости общения со мной.
Она предпочла, чтобы Грант не говорил этого, но не была уверена, что он ошибается.
— В любом случае, — ответила Элеонора, — я бы не стала предупреждать тебя.
После обмена колкостями в воздухе повисло раздражение, и Грант не стал помогать ей снимать платье и нижние юбки. Она, может быть, и смогла бы справиться с бесконечным рядом пуговиц на спине, но сеньора Паредес стянула шнурками ее корсаж так крепко, что все усилия развязать их оказались бесплодными. Грант же оставил ее один на один с нарядом и сам раздевался в угрюмом молчании.
Наконец, справившись с последней нижней юбкой, Элеонора быстро нырнула в постель. Он задул свечу и лег рядом с ней, оставив между ними свободное место.
Элеонора долго лежала, всматриваясь в темноту широко открытыми глазами. Напряжение, повисшее в воздухе, убеждало ее, что Грант тоже не спит. Но он не сделал ни малейшего движения в ее сторону. Она, конечно, была рада этому, но не понимала причины Элеонора не могла представить себе, что эта странная реакция на ее нежелание раскрыть генералу их истинные отношения помешает ему взять ее, если он того желает. Нет, конечно, нет. Должно быть, он ее и не хочет. Конечно, Элеоноре не льстило, что его интерес к ней так скоро угас. Но она не допустит, чтобы подобное обстоятельство огорчало ее. И поклявшись себе в этом, Элеонора повернулась к нему спиной. Он словно бы и не заметил ее движения: мнимое равнодушие — игра для двоих. Закрыв глаза, она глубоко втянула воздух и стала выравнивать дыхание. Притворный сон перешел в настоящий. Грант не шевелился и вообще не подавал никаких признаков, что ощущает ее присутствие.
Но такое неестественное отчуждение между мужчиной и женщиной, живущими под одной крышей, не может длиться долго. На четвертое утро Грант пил за завтраком кофе, наблюдая, как она стоит в свете утреннего солнца, льющегося через решетку, пытаясь как-то привести в порядок свои непокорные рыжие волосы без того, чтобы не заплетать их в ненавистные косы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96