душевое ограждение 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Широкие рукава халата соскользнули к плечам, обнажив мягкую округлость рук цвета слоновой кости с легким розовым оттенком от горячего тока крови. Она склонила голову, укладывая тяжелые пряди, и не заметила, что ворот ее халата открылся больше, чем следовало. Как будто что-то подкинуло Гранта, и он, поставив чашку, резко поднялся на ноги.
Элеонора испуганно повернулась, вопросительно глядя на него. Она слегка вздрогнула, когда он, протянув руку, поднял на ладони копну волос и они заструились между его пальцами, переливаясь на солнце, будто тончайшие медные проволочки. Ее глаза потемнели и стали изумрудными, когда он коснулся ладонью шелковистой кожи ее щеки, а потом скользнул к ее губам. От него пахло мылом и свежим льном. Губы Гранта еще сохраняли вкус кофе, и когда он теснее прижал Элеонору к себе, ее испуг, возникший вначале, вдруг исчез под участившимися ударами сердца.
Они все еще были в постели, когда спустя несколько часов за ним пришел посыльный.
Весело смеясь, Элеонора наблюдала, как Грант торопливо надевает на себя форму, желая обрести достойный облик, чтобы принять посыльного. Когда он ушел, на ее губах еще долго держалась улыбка и она лениво потягивалась и позевывала. Постепенно это состояние прошло. В комнате было тихо и пусто. Резким движением Элеонора прикрыла глаза рукой и долго лежала, чувствуя, как выравнивается дыхание. Она не желала ни о чем вспоминать, на что-то надеяться, она пряталась сама от себя. Но эти усилия оказались тщетными, также как и попытки отрицать, что ее очень притягивает, влечет полковник Грант Фаррелл.
Глава 9
Наступил новый год. Дни тянулись, плавясь в жаре, сменяя друг друга, до ужаса похожие один на другой и смертельно скучные. И то, что Грант дважды в день приходил домой, воспринималось как событие. По крайней мере Элеонора именно так объясняла себе свое волнение при его появлении.
С невероятной быстротой у них установился обыденный образ жизни. Они напоминали довольно флегматичную супружескую пару — вместе ели, купались, спали, вместе занимались его бумажной работой. Он принес ей принадлежности для рукоделия, и какую-то часть дня она занималась починкой его одежды, пришивала пуговицы к его рубашкам. Однажды от нечего делать Элеонора тщательно сшила полы халата прямо на себе потайным швом. Она вовсе не собиралась разозлить Гранта, ей было интересно посмотреть на выражение его лица, когда он увидит, как над ним подшутили, и узнать, что он сделает. Вышло и в самом деле смешно. Она лежала, покусывая нижнюю губу, ее глаза искрились весельем, хотя она пыталась его скрыть. Но это длилось до тех пор, пока он не вынул перочинный нож и не раскрыл его. На какой-то миг ее охватила паника. А потом, с трудом удерживая смех — довольно рискованно смеяться в такой ситуации, — она лежала, наблюдая, как он, склонившись над ней, с сосредоточенным лицом перерезает ножом каждый стежок по всей длине халата снизу доверху.
Другим развлечением в монотонной жизни были приходы Луиса. Он появлялся, как и раньше, и время от времени приносил ей маленькие подарки — цветы, сладости и фрукты. А иногда — мыло, пахнущее розовым маслом, или маленькую корзинку орехов, собранных бог знает где. Или французский роман, неизвестно где найденный и разваливающийся от сырости, но который все еще можно было читать. Однако наиболее впечатляющим подарком стали блузка из хлопка с открытым воротом — спереди на тесемках и с оборочками у плеча — и юбка в несколько слоев красного цвета, символа демократии. Этот наряд крестьянки был не жаркий, практичный, гораздо более приятный, чем платье из самого прекрасного шелка. Грант ничего не имел против того, чтобы Элеонора его носила. Но она никак не могла понять, почему он не хотел, чтобы она появлялась в этой одежде на публике. После прежних нарядов, которые ей приходилось носить, она чувствовала себя в юбке с блузкой прекрасно и подумывала, не выйти ли ей все же так на улицу. Но такого случая ей не представилось. Грант, несмотря на то что она постепенно смирилась со своим заточением, всякий раз запирал за собой дверь на ключ.
Утро четвертого января было облачным и блаженно прохладным. Грант поднялся рано, убрал свою тяжелую горячую руку с ее талии и, резко повернувшись, встал с кровати. Он надел бриджи и подошел к окну взглянуть на крыши домов. Кончики его пальцев, лежащие на раме, побелели, но в осанке чувствовалась особая решительность.
Элеонора заволновалась и села. Услышав шорох, Грант бросил через плечо:
— Твоего брата должны освободить сегодня утром. И он вернется в свою казарму. Но сегодня вечером он будет свободен, и если ты хочешь его увидеть…
— Да, конечно, — ответила она.
Он помолчал, продолжая невеселым голосом:
— И что ты теперь станешь делать?
Означало ли это ее освобождение? Странно, но в голове не было никаких мыслей. Она нахмурилась, мучительно размышляя, но, когда он повернулся к ней, мысли рассыпались.
— Я спросил: что ты теперь собираешься делать? Куда намерена идти?
— Не знаю. Мейзи что-то говорила о Калифорнии. Может, я поеду с ней.
— Билет до Нового Орлеана еще в силе.
— Это великодушно с твоей стороны, — ее голос был тверд. — Но я испытываю страстное желание быть независимой.
— Независимость — нелегкое дело для женщины без денег.
— Я не сомневаюсь, что справлюсь. Тебе нет нужды мучиться из-за меня угрызениями совести.
— Не будь так самонадеянна, — сказал он уверенным тоном. — Всему, что с тобой произошло, — ты сама причина.
— Неужели? — Элеонора села, выпрямившись, не думая о том, как соблазнительно было ее нежное обнаженное тело в полумраке комнаты.
— Ведь это твоя одежда, твое поведение заставили меня поверить, что ты отнюдь не неопытная девушка.
— Ты не должен извиняться передо мной.
— А я и не извиняюсь. — Он понизил голос, в то время как она повысила свой:
— Ну конечно, нет! Конечно, нет! И, разумеется, ты не обвиняешь меня в том, что твои надменность и тщеславие ввергли нас обоих в эту ситуацию!
Он посмотрел на нее долгим взглядом, а потом отвел глаза.
— Хорошо, — устало согласился он. — Пусть это моя вина. Чего ты хочешь? Чтобы я извинился?
— Нет, нет, — сказала она, не в силах оторвать взгляд от его бронзовой кожи. — Если ты не против, мы можем согласиться на то, что мы оба виноваты.
— Элеонора… — Он шагнул к кровати и взялся за спинку.
Она ждала, ее нервы сжались как пружина, а его низкий голос продолжал звучать у нее в ушах. Казалось, впервые за то время, что она его знает, он стал уязвим и беззащитен.
Но это ощущение оказалось мимолетным. В дверь постучали, и он тут же выпрямился, на лице возникла маска суровости.
— Да? — резко спросил он.
— Простите, сеньор полковник. — Дрожащий голос принадлежал сеньоре Паредес. — Я думала… что… Мне показалось, что я услышала голоса, и, поскольку вы проснулись, я подумала, может, вы уже готовы к завтраку.
Может, женщина подслушивала? Трудно было найти более неподходящий момент, чтобы постучать. Но Грант не нашел в этом ничего необычного. Даже не посмотрев в сторону Элеоноры, он ответил:
— Завтрак только для сеньориты. Для меня — кофе в патио.
— Хорошо, сеньор полковник, — сказала женщина, и ее шаги стихли во внутренней галерее.
Быстро, без единого лишнего движения Грант оделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
 https://sdvk.ru/Sanfayans/Rakovini/steklyannye/ 

 плитка напольная 150 150