- Заверни, спрячь. Возьми десять человек -
персов, своих. Сейчас же. И запасных коней. Скачите день и ночь!
Перемахните через горы, спуститесь в долину Сарния и гоните по ней до
самой Варканы, к сатрапу Виштаспе. Передай Виштаспе стрелу и скажи ему,
что...
Раносбат коротким движением пальца велел Михр-Бидаду придвинуться
ближе и шепнул ему на ухо несколько слов:
- Чу-чу-чу... Уразумел ты?
- Да, - кивнул Михр-Бидад.
- И еще скажи: шу-шу-шу... Уразумел ты?
- Ага, - опять кивнул Михр-Бидад.
- И скажи, наконец: щу-щу-щу... Уразумел?
- Угу, - вновь кивнул Михр-Бидад.
- Выпей на дорогу и сгинь. - Раносбат снял с медного подноса
кувшинчик с узким горлом, наполнил вином глиняную чашку, поднес
польщенному Михр-Бидаду. - Ну, выглушил? Дай обниму. Теперь ступай. Пусть
будет удачным твой путь. Я верю в успех, слышишь? Хайра!
- Останется от меня лишь мизинец левой ноги - и то доберусь до
Варканы! - Михр-Бидад усмехнулся, гулко ударил кулаком в грудь и скрылся.
Куруш проснулся на рассвете.
Луна - прообраз коровы, покровительница стад, недавно вступившая в
первую четверть, с вечера помаячила рогами, повернутыми влево, невысоко на
юге, плавно переместилась на юго-запад и после полуночи спряталась за
черно-синими зубцами гор.
Но весенняя ночь не стала темней. Ровный свет звезд - крупных, ясных
- густо отражался от цветущих садов, протянувшихся, подобно гриве
молочного тумана, вдоль Волчьей реки, и бледным заревом рассеивался в
прохладном воздухе.
Царя разбудил соловей.
Он прилетел из дремлющей глубины сада, устроился, как водится, в
розовых кустах (они росли у террасы, на которой спал Куруш) и засвистел,
как умел, защелкал над самой головой старого перса.
Куруш открыл глаза, вздохнул, потянулся. Хорошо. Давно ему так не
спалось.
Еще вчера, усталый, только что с дороги, из далекой жаркой Парсы,
думал царь: "Буду лежать, не шевелясь, три дня".
Но горько-соленый ветер близкого Каспия за одну ночь вернул ему
свежесть, утраченную, казалось, навсегда.
Благословенное утро. Если уж первый день на земле Варканы начинается
радостью, то что будет завтра? Успех и удача. Успех и удача в делах. Это -
знак божий. И трели соловья - это голос доброго Ахурамазды.
Перекликаясь с соловьем, в поле за оградой, словно чеканщик,
ударяющий молоточком по наковальне, отрывисто, упруго и звонко, с
присвистом, застучал перепел:
- Фью-фить-фить! Фью-фить-фить!
Он ковал для царя Куруша новое звено к ожерелью Блаженства.
Утро благословенное! Мирно спи мой народ. Нежтесь в медовом сне на
заре мужи персидские, жены и дети. Ваш добрый отец не дремлет, он
бодрствует за всех.
Куруш сбросил шубу, под которой лежал, встал, накинул на сухие плечи
старый халат, сунул босые ступни в туфли с загнутыми носами.
Было уже достаточно светло, чтоб разглядеть ковры, разостланные на
террасе. Храпящих у порога телохранителей. Особенно прозрачную, как всегда
по утрам, воду бассейна. Бело-голубое облако сада, нависшее над усадьбой
по склону горы.
Осторожно, стараясь не разбудить спящих, Куруш взял медный кувшин,
спустился к ручью.
Ледяная вода стремительно катилась между угловатыми глыбами
темно-серого известняка. Блестящие струи то распадались на стеклянные
волокна, то свивались в хрустальные жгуты, пересекались, тускло мерцали и
звенели, точно кривые ножи из халдейского железа.
Мыться в текущей воде - грех. Нельзя осквернять воду. Она есть одна
из четырех стихий, из которых состоит все земное. Она священна так же, как
и земля, воздух, огонь.
Куруш зачерпнул кувшином немного студеной влаги, облил руки с
застарелой грязью под ногтями, сполоснул горло, смочил худое лицо, волосы,
худое лицо, волосы, курчавую седую бороду. Отерся полой халата. Бодрый,
как в юности, он поднялся к дому, отыскал под кустами заступ.
Вероучитель Заратуштра - "Золотой верблюд" - говорил: миром правят
два сына бога времени Зрваны - светлый Ахурамазда (Премудрый дух) и темный
Анхромана (Злой помысел).
К доброму началу относятся: плодородная земля, вода, огонь, люди
племен "ария", возделывающие землю и чтущие Ахурамазду.
И полезные растения - злаки, плодовые и иные деревья, овощи, цветы.
И домашние животные - верблюд, корова, лошадь, овца, собака.
Порождение зла, подлежащее беспощадному истреблению, - это кочевники
Турана и другие чужеземцы, дикие звери, муравьи, сорняки. Потому и не
увидишь во дворе зороастрийца ни одной "бесполезной" былинки - ее
безжалостно выдирают, едва она робко пробьется к свету.
К дурному началу причисляются и болезни, холод, окаянные сомнения.
Долг правоверного - неустанно помогать добру против зла. Тот, кто
неукоснительно следует предписаниям Заратуштры, после смерти благополучно
минует страшный мост Чинвад, ведущий в загробный мир, и упокоится в раю
Гаро-Дмана.
Чтобы показать, что он привержен к "арте" - религиозной праведности,
каждый оседлый перс, даже самый знатный, время от времени трудится в саду
или в поле.
Куруш засучил рукава, покрепче ухватился за рукоять заступа и смело
подступил к деревцу, что росло у бассейна. Окопать! Царь заботливо рыхлил
почву, то и дело нагибался, выбирал из щебнистой глины и отбрасывал в
сторону камешки.
Добрый поступок зачтется в книге Ахурамазды.
Царь вспомнил надпись, которую собирался высечь на скале в Багастане
- Стане богов. Он хорошо обдумал ее по дороге. На коротких стоянках писцы
терпеливо ловили из уст повелителя "жемчуг слов", нанизывали его на
золотую нить умения и наносили на сырую глину легкую вязь арамейских букв.
Писцами служили у Куруша сирийцы. Персы знали только тяжелую
клинописную грамоту, да и той научились недавно, после захвата Бабиры.
Надпись вчерне готова. Вернувшись домой, Куруш повелит мастерам
выбить ее на трех языках на высоком утесе. Чтобы каждый проезжий и через
тысячу лет мог увидеть издалека и прочесть рассказ о беспримерных
свершениях человеколюбивого персидского царя.
Заливался, рассыпался соловей. Безмятежно улыбался Куруш. Хорошо! В
доме уже все проснулись, за работой царя следили десятки глаз. Растроганно
переглядывались слуги: "Святой у нас государь".
Хозяин дома Виштаспа, сатрап Варканы и Парты - благообразный пожилой
перс - истово поглаживал черную бороду:
- Пусть славится вечно добродетельный правитель!
Утро, как говорят на востоке, медленно вынуло из ножен рассвета
золотые мечи солнца и рассекло ими голубой щит небес.
Соловей умолк.
За садом, на высоком холме, над Башней молчания - дахмой, где местные
жители складывали умерших, закружились коршуны.
Куруш разогнулся, отер пот со лба, растер ладонью занывшую поясницу.
Устал с непривычки царь. Хотелось отдохнуть. Но не годится бросать дело на
половине. Люди глядят. И старик опять взялся за заступ.
За оградой застучали копыта лошадей.
Куруш, не переставая копать, настороженно вскинул голову.
У ворот усадьбы послышались голоса, лязг железа. С кем-то горячо
заспорил привратник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
персов, своих. Сейчас же. И запасных коней. Скачите день и ночь!
Перемахните через горы, спуститесь в долину Сарния и гоните по ней до
самой Варканы, к сатрапу Виштаспе. Передай Виштаспе стрелу и скажи ему,
что...
Раносбат коротким движением пальца велел Михр-Бидаду придвинуться
ближе и шепнул ему на ухо несколько слов:
- Чу-чу-чу... Уразумел ты?
- Да, - кивнул Михр-Бидад.
- И еще скажи: шу-шу-шу... Уразумел ты?
- Ага, - опять кивнул Михр-Бидад.
- И скажи, наконец: щу-щу-щу... Уразумел?
- Угу, - вновь кивнул Михр-Бидад.
- Выпей на дорогу и сгинь. - Раносбат снял с медного подноса
кувшинчик с узким горлом, наполнил вином глиняную чашку, поднес
польщенному Михр-Бидаду. - Ну, выглушил? Дай обниму. Теперь ступай. Пусть
будет удачным твой путь. Я верю в успех, слышишь? Хайра!
- Останется от меня лишь мизинец левой ноги - и то доберусь до
Варканы! - Михр-Бидад усмехнулся, гулко ударил кулаком в грудь и скрылся.
Куруш проснулся на рассвете.
Луна - прообраз коровы, покровительница стад, недавно вступившая в
первую четверть, с вечера помаячила рогами, повернутыми влево, невысоко на
юге, плавно переместилась на юго-запад и после полуночи спряталась за
черно-синими зубцами гор.
Но весенняя ночь не стала темней. Ровный свет звезд - крупных, ясных
- густо отражался от цветущих садов, протянувшихся, подобно гриве
молочного тумана, вдоль Волчьей реки, и бледным заревом рассеивался в
прохладном воздухе.
Царя разбудил соловей.
Он прилетел из дремлющей глубины сада, устроился, как водится, в
розовых кустах (они росли у террасы, на которой спал Куруш) и засвистел,
как умел, защелкал над самой головой старого перса.
Куруш открыл глаза, вздохнул, потянулся. Хорошо. Давно ему так не
спалось.
Еще вчера, усталый, только что с дороги, из далекой жаркой Парсы,
думал царь: "Буду лежать, не шевелясь, три дня".
Но горько-соленый ветер близкого Каспия за одну ночь вернул ему
свежесть, утраченную, казалось, навсегда.
Благословенное утро. Если уж первый день на земле Варканы начинается
радостью, то что будет завтра? Успех и удача. Успех и удача в делах. Это -
знак божий. И трели соловья - это голос доброго Ахурамазды.
Перекликаясь с соловьем, в поле за оградой, словно чеканщик,
ударяющий молоточком по наковальне, отрывисто, упруго и звонко, с
присвистом, застучал перепел:
- Фью-фить-фить! Фью-фить-фить!
Он ковал для царя Куруша новое звено к ожерелью Блаженства.
Утро благословенное! Мирно спи мой народ. Нежтесь в медовом сне на
заре мужи персидские, жены и дети. Ваш добрый отец не дремлет, он
бодрствует за всех.
Куруш сбросил шубу, под которой лежал, встал, накинул на сухие плечи
старый халат, сунул босые ступни в туфли с загнутыми носами.
Было уже достаточно светло, чтоб разглядеть ковры, разостланные на
террасе. Храпящих у порога телохранителей. Особенно прозрачную, как всегда
по утрам, воду бассейна. Бело-голубое облако сада, нависшее над усадьбой
по склону горы.
Осторожно, стараясь не разбудить спящих, Куруш взял медный кувшин,
спустился к ручью.
Ледяная вода стремительно катилась между угловатыми глыбами
темно-серого известняка. Блестящие струи то распадались на стеклянные
волокна, то свивались в хрустальные жгуты, пересекались, тускло мерцали и
звенели, точно кривые ножи из халдейского железа.
Мыться в текущей воде - грех. Нельзя осквернять воду. Она есть одна
из четырех стихий, из которых состоит все земное. Она священна так же, как
и земля, воздух, огонь.
Куруш зачерпнул кувшином немного студеной влаги, облил руки с
застарелой грязью под ногтями, сполоснул горло, смочил худое лицо, волосы,
худое лицо, волосы, курчавую седую бороду. Отерся полой халата. Бодрый,
как в юности, он поднялся к дому, отыскал под кустами заступ.
Вероучитель Заратуштра - "Золотой верблюд" - говорил: миром правят
два сына бога времени Зрваны - светлый Ахурамазда (Премудрый дух) и темный
Анхромана (Злой помысел).
К доброму началу относятся: плодородная земля, вода, огонь, люди
племен "ария", возделывающие землю и чтущие Ахурамазду.
И полезные растения - злаки, плодовые и иные деревья, овощи, цветы.
И домашние животные - верблюд, корова, лошадь, овца, собака.
Порождение зла, подлежащее беспощадному истреблению, - это кочевники
Турана и другие чужеземцы, дикие звери, муравьи, сорняки. Потому и не
увидишь во дворе зороастрийца ни одной "бесполезной" былинки - ее
безжалостно выдирают, едва она робко пробьется к свету.
К дурному началу причисляются и болезни, холод, окаянные сомнения.
Долг правоверного - неустанно помогать добру против зла. Тот, кто
неукоснительно следует предписаниям Заратуштры, после смерти благополучно
минует страшный мост Чинвад, ведущий в загробный мир, и упокоится в раю
Гаро-Дмана.
Чтобы показать, что он привержен к "арте" - религиозной праведности,
каждый оседлый перс, даже самый знатный, время от времени трудится в саду
или в поле.
Куруш засучил рукава, покрепче ухватился за рукоять заступа и смело
подступил к деревцу, что росло у бассейна. Окопать! Царь заботливо рыхлил
почву, то и дело нагибался, выбирал из щебнистой глины и отбрасывал в
сторону камешки.
Добрый поступок зачтется в книге Ахурамазды.
Царь вспомнил надпись, которую собирался высечь на скале в Багастане
- Стане богов. Он хорошо обдумал ее по дороге. На коротких стоянках писцы
терпеливо ловили из уст повелителя "жемчуг слов", нанизывали его на
золотую нить умения и наносили на сырую глину легкую вязь арамейских букв.
Писцами служили у Куруша сирийцы. Персы знали только тяжелую
клинописную грамоту, да и той научились недавно, после захвата Бабиры.
Надпись вчерне готова. Вернувшись домой, Куруш повелит мастерам
выбить ее на трех языках на высоком утесе. Чтобы каждый проезжий и через
тысячу лет мог увидеть издалека и прочесть рассказ о беспримерных
свершениях человеколюбивого персидского царя.
Заливался, рассыпался соловей. Безмятежно улыбался Куруш. Хорошо! В
доме уже все проснулись, за работой царя следили десятки глаз. Растроганно
переглядывались слуги: "Святой у нас государь".
Хозяин дома Виштаспа, сатрап Варканы и Парты - благообразный пожилой
перс - истово поглаживал черную бороду:
- Пусть славится вечно добродетельный правитель!
Утро, как говорят на востоке, медленно вынуло из ножен рассвета
золотые мечи солнца и рассекло ими голубой щит небес.
Соловей умолк.
За садом, на высоком холме, над Башней молчания - дахмой, где местные
жители складывали умерших, закружились коршуны.
Куруш разогнулся, отер пот со лба, растер ладонью занывшую поясницу.
Устал с непривычки царь. Хотелось отдохнуть. Но не годится бросать дело на
половине. Люди глядят. И старик опять взялся за заступ.
За оградой застучали копыта лошадей.
Куруш, не переставая копать, настороженно вскинул голову.
У ворот усадьбы послышались голоса, лязг железа. С кем-то горячо
заспорил привратник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52