Потом все стихло, и в просветах туч показались яркие, холодно
мерцающие звезды.
Гэррети плотнее закутался в промокшую одежду. Дневная жара казалась
теперь благодатью. Он надеялся, что немного теплее станет от людей, которые
все в большем количестве толпились вдоль дороги. Они жались друг к другу,
чтобы согреться, и терпеливо ждали - должно быть, чьей-нибудь смерти. Им не
очень повезло. После Иенсена выбыло только двое участников, оба просто
упали в обморок. Теперь их осталась ровно половина.
Гэррети шел один. От холода ему не хотелось спать. Он сжал губы, чтобы
они не дрожали. Олсон еще был здесь; кое-кто даже заключал пари, что он был
пятидесятым, но эта честь досталась не ему, а некоему Роджеру Фенуму с
несчастливым номером 13. Гэррети уже казалось, что Олсон будет идти вечно -
если только не умрет от голода. Если он выиграет, в этом можно усмотреть
высшую справедливость. Он представил заголовки в газетах: "_Длинный_ _путь_
_выиграл_ _мертвец_".
Ноги у Гэррети онемели. Настоящая боль поселилась теперь не в ступнях,
а в икрах, которые тупо ныли при каждом шаге. Иногда ноги пронизывала
острая, как укол ножа, боль. Это заставило его вспомнить сказку, которую
ему в детстве читала мать - о русалочке, которой дали ноги вместо хвоста,
но каждый шаг по земле давался ей с такой болью, будто она шла по ножам.
- Предупреждение! Предупреждение 47-му!
- Слышу, - сквозь зубы проговорил Гэррети и прибавил шагу.
Лес поредел. Север штата остался позади. Они прошли через два тихих
провинциальных городка, мимо тротуаров, заполненных людьми, - молчаливыми
тенями в свете фонарей. Никто особо не веселился и не кричал, видимо, из-за
дождя.
Гэррети опять сбавил скорость и лишь с большим трудом заставил себя
идти быстрее. Впереди Баркович сказал что-то и разразился своим неприятным
смехом.
- Заткнись, убийца, - как всегда, ответил ему Макфрис. Баркович послал
его к черту и замолчал.
Гэррети заметно отстал и опять оказался рядом со Стеббинсом. Чем-то
Стеббинс поражал его, но ему не хотелось думать об этом. Сейчас было не
время думать о таких вещах.
Впереди в темноте засветилась громадная арка из разноцветных лампочек.
Грянул марш, следом хор приветствий. Что-то закружилось в воздухе, и
Гэррети сперва подумал, что это снег. Но это было конфетти. Они перешли на
новую дорогу, и указатель известил, что до Олдтауна осталось только
шестнадцать миль. Гэррети почувствовал волнение, почти гордость. За
Олдтауном он знал дорогу, как свои пять пальцев.
- Ты, кажется, из этих мест?
Гэррети подпрыгнул. Стеббинс как будто читал его мысли.
- Не совсем. Я в жизни не был к северу от Гринбуша, - они миновали
оркестр, трубы и кларнеты которого тускло отсвечивали в темноте.
- Но мы будем проходить через твой город?
- Рядом с ним.
Стеббинс хмыкнул. Гэррети взглянул на его ноги и с удивлением увидел,
что Стеббинс сменил теннисные туфли на пару мягких мокасин. Туфли он сунул
за пазуху, под рубашку.
- Я берегу туфли, - пояснил Стеббинс, - на всякий случай. Но, думаю,
они мне не понадобятся.
- А-а.
Они прошли радиовышку, скелетом стоящую в голом поле. На ее верхушке
мерно, как сердце, пульсировал красный огонек.
- Думаешь увидеть любимых людей?
- Думаю, - ответил Гэррети.
- А потом?
- Что потом? Пойду дальше. Если вы все к тому времени не выйдете из
игры.
- Не думаю, - Стеббинс улыбнулся. - А ты уверен, что не выйдешь из
игры раньше?
- Я ни в чем не уверен. Не был уверен, когда это началось, и еще
меньше сейчас.
- Думаешь, у тебя есть шанс?
- Нет, не думаю, - сердито ответил Гэррети. - И зачем я говорю с
тобой? Это все равно, что говорить с ветром.
Где-то далеко в ночи завыли полицейские сирены.
- Кто-то впереди прорвался через ограждение, - сказал Стеббинс. Какие
они тут неугомонные! Только подумай, сколько еще людей ждет тебя впереди.
- Тебя тоже.
- Меня тоже, - согласился Стеббинс, и они долгое время молчали. -
Удивительно, как сознание управляет телом, - сказал он наконец. Средняя
домохозяйка за день проходит шестнадцать миль, от холодильника до утюга и
обратно, и к концу дня ног под собой не чует.
Коммивояжер может пройти двадцать, школьник, играющий в футбол, - от
двадцати пяти до двадцати восьми... это за весь день, с утра до вечера. И
все они устают. Устают, но не выматываются.
- Да.
- Но представь, что домохозяйке говорят: сегодня до ужина тебе надо
пройти шестнадцать миль.
Гэррети кивнул:
- Вот тогда она вымотается.
Стеббинс промолчал. Гэррети показалось, что он недоволен его ответом.
- Разве не так?
- А ты не думаешь, что она пройдет их до обеда, а потом будет валяться
перед телевизором? Я именно так думаю. Гэррети, ты устал?
- Да. Я устал.
- А вымотался?
- Не думаю.
- Правильно. Вот _он_ вымотался, - Стеббинс указал пальцем на Олсона.
- Он почти уже готов.
Гэррети посмотрел на Олсона, словно ожидая, что тот от слов Стеббинса
упадет.
- Но что его держит?
- Спроси своего дружка Бейкера. Мул не любит пахать, но любит
морковку. Вот ему и подвешивают морковку перед носом. Мул без морковки
выматывается быстрее. Понимаешь?
- Не очень.
Стеббинс улыбнулся.
- Ладно, посмотри на Олсона. Он уже не любит морковку, хотя он этого
еще не знает. Смотри на него и учись.
Гэррети посмотрел на Стеббинса внимательней, не зная, издевается он
или говорит серьезно. Стеббинс рассмеялся - звонко и весело, заставив
многих идущих удивленно обернуться.
- Иди. Поговори с ним. А если он не захочет, просто посмотри. Учиться
никогда не поздно.
- Хочешь сказать, что это важный урок?
Стеббинс перестал смеяться:
- Это самый важный урок, какой может быть. Урок жизни и смерти. Реши
это уравнение, и ты выживешь.
Сказав это, Стеббинс, казалось, потерял к нему интерес и снова стал
смотреть вниз. Гэррети отошел от него и направился к Олсону.
Он попытался разглядеть лицо Олсона и не мог. Кожа его пожелтела и
высохла от обезвоживания. Глаза глубоко засели в глазницы. Волосы на голове
торчали во все стороны слипшимися прядями.
Это был уже не человек, а робот. Тот Олсон, что сидел когда-то на
траве и рассказывал про парня, которого застрелили прямо на старте, исчез.
Его больше не было.
- Олсон? - прошептал он.
Олсон шел. Это был ходячий дом с привидениями. От него так и разило
смертью.
- Олсон, ты можешь говорить?
Олсон шел. Его лицо смотрело в темноту, и в безумных глазах что-то
светилось, что-то там еще оставалось, но что?
Они взбирались на очередной холм. В легких Гэррети оставалось все
меньше воздуха, и он тяжело дышал, как собака в жару. Рядом с дорогой текла
река - серебряная змея в черноте ночи. Это Стилуотер, вспомнил он. В
Олдтауне течет Стилуотер. Впереди рассыпались огоньки. Олдтаун. Они дошли
до Олдтауна.
- Олсон! - позвал он. - Это Олдтаун! Мы дошли!
Олсон не отвечал. Теперь он понял, кого Олсон ему напоминает -
"Летучий Голландец", несущийся вперед без экипажа.
Они быстро спустились с холма, свернули влево и перешли через мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
мерцающие звезды.
Гэррети плотнее закутался в промокшую одежду. Дневная жара казалась
теперь благодатью. Он надеялся, что немного теплее станет от людей, которые
все в большем количестве толпились вдоль дороги. Они жались друг к другу,
чтобы согреться, и терпеливо ждали - должно быть, чьей-нибудь смерти. Им не
очень повезло. После Иенсена выбыло только двое участников, оба просто
упали в обморок. Теперь их осталась ровно половина.
Гэррети шел один. От холода ему не хотелось спать. Он сжал губы, чтобы
они не дрожали. Олсон еще был здесь; кое-кто даже заключал пари, что он был
пятидесятым, но эта честь досталась не ему, а некоему Роджеру Фенуму с
несчастливым номером 13. Гэррети уже казалось, что Олсон будет идти вечно -
если только не умрет от голода. Если он выиграет, в этом можно усмотреть
высшую справедливость. Он представил заголовки в газетах: "_Длинный_ _путь_
_выиграл_ _мертвец_".
Ноги у Гэррети онемели. Настоящая боль поселилась теперь не в ступнях,
а в икрах, которые тупо ныли при каждом шаге. Иногда ноги пронизывала
острая, как укол ножа, боль. Это заставило его вспомнить сказку, которую
ему в детстве читала мать - о русалочке, которой дали ноги вместо хвоста,
но каждый шаг по земле давался ей с такой болью, будто она шла по ножам.
- Предупреждение! Предупреждение 47-му!
- Слышу, - сквозь зубы проговорил Гэррети и прибавил шагу.
Лес поредел. Север штата остался позади. Они прошли через два тихих
провинциальных городка, мимо тротуаров, заполненных людьми, - молчаливыми
тенями в свете фонарей. Никто особо не веселился и не кричал, видимо, из-за
дождя.
Гэррети опять сбавил скорость и лишь с большим трудом заставил себя
идти быстрее. Впереди Баркович сказал что-то и разразился своим неприятным
смехом.
- Заткнись, убийца, - как всегда, ответил ему Макфрис. Баркович послал
его к черту и замолчал.
Гэррети заметно отстал и опять оказался рядом со Стеббинсом. Чем-то
Стеббинс поражал его, но ему не хотелось думать об этом. Сейчас было не
время думать о таких вещах.
Впереди в темноте засветилась громадная арка из разноцветных лампочек.
Грянул марш, следом хор приветствий. Что-то закружилось в воздухе, и
Гэррети сперва подумал, что это снег. Но это было конфетти. Они перешли на
новую дорогу, и указатель известил, что до Олдтауна осталось только
шестнадцать миль. Гэррети почувствовал волнение, почти гордость. За
Олдтауном он знал дорогу, как свои пять пальцев.
- Ты, кажется, из этих мест?
Гэррети подпрыгнул. Стеббинс как будто читал его мысли.
- Не совсем. Я в жизни не был к северу от Гринбуша, - они миновали
оркестр, трубы и кларнеты которого тускло отсвечивали в темноте.
- Но мы будем проходить через твой город?
- Рядом с ним.
Стеббинс хмыкнул. Гэррети взглянул на его ноги и с удивлением увидел,
что Стеббинс сменил теннисные туфли на пару мягких мокасин. Туфли он сунул
за пазуху, под рубашку.
- Я берегу туфли, - пояснил Стеббинс, - на всякий случай. Но, думаю,
они мне не понадобятся.
- А-а.
Они прошли радиовышку, скелетом стоящую в голом поле. На ее верхушке
мерно, как сердце, пульсировал красный огонек.
- Думаешь увидеть любимых людей?
- Думаю, - ответил Гэррети.
- А потом?
- Что потом? Пойду дальше. Если вы все к тому времени не выйдете из
игры.
- Не думаю, - Стеббинс улыбнулся. - А ты уверен, что не выйдешь из
игры раньше?
- Я ни в чем не уверен. Не был уверен, когда это началось, и еще
меньше сейчас.
- Думаешь, у тебя есть шанс?
- Нет, не думаю, - сердито ответил Гэррети. - И зачем я говорю с
тобой? Это все равно, что говорить с ветром.
Где-то далеко в ночи завыли полицейские сирены.
- Кто-то впереди прорвался через ограждение, - сказал Стеббинс. Какие
они тут неугомонные! Только подумай, сколько еще людей ждет тебя впереди.
- Тебя тоже.
- Меня тоже, - согласился Стеббинс, и они долгое время молчали. -
Удивительно, как сознание управляет телом, - сказал он наконец. Средняя
домохозяйка за день проходит шестнадцать миль, от холодильника до утюга и
обратно, и к концу дня ног под собой не чует.
Коммивояжер может пройти двадцать, школьник, играющий в футбол, - от
двадцати пяти до двадцати восьми... это за весь день, с утра до вечера. И
все они устают. Устают, но не выматываются.
- Да.
- Но представь, что домохозяйке говорят: сегодня до ужина тебе надо
пройти шестнадцать миль.
Гэррети кивнул:
- Вот тогда она вымотается.
Стеббинс промолчал. Гэррети показалось, что он недоволен его ответом.
- Разве не так?
- А ты не думаешь, что она пройдет их до обеда, а потом будет валяться
перед телевизором? Я именно так думаю. Гэррети, ты устал?
- Да. Я устал.
- А вымотался?
- Не думаю.
- Правильно. Вот _он_ вымотался, - Стеббинс указал пальцем на Олсона.
- Он почти уже готов.
Гэррети посмотрел на Олсона, словно ожидая, что тот от слов Стеббинса
упадет.
- Но что его держит?
- Спроси своего дружка Бейкера. Мул не любит пахать, но любит
морковку. Вот ему и подвешивают морковку перед носом. Мул без морковки
выматывается быстрее. Понимаешь?
- Не очень.
Стеббинс улыбнулся.
- Ладно, посмотри на Олсона. Он уже не любит морковку, хотя он этого
еще не знает. Смотри на него и учись.
Гэррети посмотрел на Стеббинса внимательней, не зная, издевается он
или говорит серьезно. Стеббинс рассмеялся - звонко и весело, заставив
многих идущих удивленно обернуться.
- Иди. Поговори с ним. А если он не захочет, просто посмотри. Учиться
никогда не поздно.
- Хочешь сказать, что это важный урок?
Стеббинс перестал смеяться:
- Это самый важный урок, какой может быть. Урок жизни и смерти. Реши
это уравнение, и ты выживешь.
Сказав это, Стеббинс, казалось, потерял к нему интерес и снова стал
смотреть вниз. Гэррети отошел от него и направился к Олсону.
Он попытался разглядеть лицо Олсона и не мог. Кожа его пожелтела и
высохла от обезвоживания. Глаза глубоко засели в глазницы. Волосы на голове
торчали во все стороны слипшимися прядями.
Это был уже не человек, а робот. Тот Олсон, что сидел когда-то на
траве и рассказывал про парня, которого застрелили прямо на старте, исчез.
Его больше не было.
- Олсон? - прошептал он.
Олсон шел. Это был ходячий дом с привидениями. От него так и разило
смертью.
- Олсон, ты можешь говорить?
Олсон шел. Его лицо смотрело в темноту, и в безумных глазах что-то
светилось, что-то там еще оставалось, но что?
Они взбирались на очередной холм. В легких Гэррети оставалось все
меньше воздуха, и он тяжело дышал, как собака в жару. Рядом с дорогой текла
река - серебряная змея в черноте ночи. Это Стилуотер, вспомнил он. В
Олдтауне течет Стилуотер. Впереди рассыпались огоньки. Олдтаун. Они дошли
до Олдтауна.
- Олсон! - позвал он. - Это Олдтаун! Мы дошли!
Олсон не отвечал. Теперь он понял, кого Олсон ему напоминает -
"Летучий Голландец", несущийся вперед без экипажа.
Они быстро спустились с холма, свернули влево и перешли через мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47