Сие остановило восторг любовников затем, чтоб вскоре повергнуть их в бесчисленные и несравненно сладчайшие Громобои помогал стыдливости своей любовницы, схватя ее руку, орошая оную радостными слезами и осыпая по целуями; он привел ее к ногам волшебницы у коих они оба поверглись на колена) и умолял не отрещись от увенчания его первейшим благополучием его жизни. Милана молчала, но взоры ее, обращенные с целомудренной нежностию на своего возлюбленного, довольно ясно показывали, что волшебнице не должно медлить. Сия схватила сжатые уже их руки в свою и привела в домашний храм
Тамо истукан Перунов виден был сидящий с возлюбленною своею Ладою на великолепном престоле, соединенный с нею вервию из цветов. Громовые его стрелы лежали у ног, кои попирали ногами залоги любви их — Леля и Полеля, и казалось, что они с насмешкою взирали на своего родителя, показывая тем, что их действия торжествуют над грозным их оружием. Жрец в белом одеянии, прошитом багряными цветами, курил уже на алтаре благовония На другом жертвеннике готова была к закланию пара горлиц, связанных золотым снуром; сие знаменовало верность, коей сии животные суть образец, а золото, их связующее, совершенную чистоту, ибо металл оный никогда не ржавеет. Брачные вступили в храм; жрец, то приметивши, схватил жертвенный нож и, вознеся оный противу их с грозным видом, кричал:
— Удержитесь, дерзновенные, вступить в храм громоносного правителя небес, если только не чистейший пламень любви и вольное желание сердец ваших приводит вас к алтарю брака.
Тогда волшебница, заступающая место свахи, ответствовала следующее:
— Божественные чада великого Перуна видят в душах сей четы, что предстоятель алтаря их родительницы Лады должен обратить сей нож на жертвоприношение.
— О смертные,— вопил жрец,— не раскайтесь! Узы, кои вы на себя возлагаете, одна только смерть разрушает.
— Смерть может оные разрушить, но слаба противу любви, возложить оные принуждающей,— был ответ свахи.
После сего жрец дозволил вход; хор воспел брачные песни в честь Лады и ее детей Леля и Полеля; сочетающиеся приступили пред алтарь, а жрец начал жрение. Он заклал горлиц, обмочил снятый с них золотой снурок в их кровь, опоясал оным Громобоя и Милану, а жертвенные воспалил. После того как пламень обратил в пепел жертву, жрец взял часть пепла и, смешав оный со священною водою, опрыскал тем новобрачных, развязал с них снурок и тем обряд кончил. Волшебница повела их из храма при восклицании брачных песен; веселие и пиршество началось и к всеобщей радости подданных Миланы и Громобоя, ибо оные все к тому приглашены были от волшебницы, кончилось.
Когда наступал час любовников оставить одних, волшебница, введши их в опочивальню, начала:
— Любезный Громобой! Не подосадуй, что я еще на несколько должна остановить твои ожидания. Тебе надлежит узнать приключения твоей супруги, понеже тем удовольствуется любопытство твое, умножится цена твоего счастия, и получишь ты наставления, необходимые к благополучию предыдущих дней твоих. Будь терпелив,— примолвила она с улыбкою,— ты еще будешь иметь время отмстить твоей любезной мучительнице за нанесенные сю скорби, ибо мне известно, что взаимная страсть сердец ваших никогда не потухнет.
Они сели, и волшебница начала.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ МИЛАНЫ
— Когда угры возвращались из пределов Китая, быв утеснены тамошним народом, коему чрез многие годы подавали законы, князи угрские Турд и Боягорд поселились со своими подданными около Волги и, покоря обитавшую по нагорной стороне реки сей чудь, основали столицу свою. Российский великий князь, не терпя сих опасных соседей, поселившихся на землях его данников, пошел на них войною и прогнал за реку Буг. Князь Турд повел свои народы, но брат его Боягорд удержан был прелестями черемисской княжны Баяны. Он требовал уже ее у отца ее, князя Пойвана, за себя в супружество и получил согласие, но пред самым отшествием Баяна, прогуливаясь в саду, похищена была спустившимся облаком. В то ж время нечаянное нападение россиян понудило печального Боягорда разлучиться навеки с братом своим Турдом, ибо он не мог оставить тех мест, в коих чаял сыскать свою возлюбленную Баяну. И так поселился он с великим числом преданных себе подданных в пустых лесах клязмских и, предавшись в покровительство российского владетеля, обратился искать обрученную свою невесту.
Но куда надлежало ему прибегнуть? Не было могущего ему объяснить, что значил сей хищнический облак: гнев ли богов или злобу какового-нибудь волшебника. Он объездил все соседственные государства, спрашивал совета в боговещалищах и у всех славных волшебников — никто не мог вразумить его. Боягорд впал от сего в великую тоску, которая снедала его здоровье и нечувствительно приближала ко гробу.
Между тем состояние его меня тронуло. Я, уведомившись о сем от одной волшебной сороки из тех, кои посылаются от меня во все части света для собрания вестей и осведомления о несчастных людях, поспешила ему оказать благодеяние и исцелить от угнетающих горестей. Призвав на помощь волшебное зеркало, отвечающее на все вопросы о прошедших случаях представлением подлинного изображения и лиц, кем и как что сделано, узнала я, что Баяну похитил чародей узрский Сарагур. Сей злой сосуд и вечный мой неприятель влюбился в княжну, увидя ее купавшуюся при водомете, когда он пролетал, скрытый в облако, чрез сады отца ее. Он тогда ж бы похитил ее, если б важное происшествие и сильнейшая страсть к царевне Карсене не понуждали его поспешить в отечество. Но когда узнал он, что Баяна готовится вступить в супружество с князем Боягордом, воспылал он ревностию и, похитив ее, прогуливающуюся в садах, унес в Кавказские горы. Там в посвященном порочным забавам своим очарованном замке открыл ей любовь свою, но, получа отказ и по тщетным исканиям сугубое презрение, озлился и превратил ее в сову.
Я не медлила подать ей помощь и обрадовать соединением с ее любовником. Я нашла ее в глубочайших недрах Кавказа оплакивающую свою участь, разрушила очарованный замок и принесла мнимую сову в чертоги ее любовника, который тогда после бесплодных поисков уже возвратился в дом свой. Я увидела Боягорда, изнуренного тоскою. Узрев меня, принуждал он себя, невзирая на слабость сил своих, встать с постели и оказать мне почтительный прием.
— Не принуждайте себя,— сказала я ему.— Добрада пришла исцелить вас от печали, похищающей ваше здоровье. Сия птица подействует, чтоб вы сочли себя мне обязанным.
— Милостивая государыня!—отвечал мне князь.—Я очень благодарю вас за намерение, но если вы хочете возвратить меня от гроба, в который я упасть желаю, то я отвергаю вашу помощь. Лишась возлюбленной моей княжны, я презираем всем светом и самим собою. Я не могу утешаться птицами.
— Возьмите сию в ваши руки,— подхватила я,— она скажет вам вести о Баяне.
Князь вострепетал от радости, схватил сову в свои руки, а я в то мгновение ока возвратила княжне Баяне прежний ее образ.
Не можно изобразить радости сей любящейся четы: они упали к ногам моим, но я не допустила и, открыв им о себе, обнадежила их моим покровительством противу Сарагура. И как в то время родители Баяны уже преселились из света, а народ черемисов покорен россиянами, то брак сих любовников совершен мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56