Исполин хватал оных, перекусывал пополам и бросал в реку, где чудовища оных пожирали. Крылатые змеи страшных видов летали над зданием, сделанным из чистого стекла, в котором слышно было кипение смолы и серы. Великое колесо раскаленного железа с острыми острогами вертелось в пропасти, где клокотала горящая смола, с престрашным громом и стуком. Крылатые змеи нападали на исполина и старались, захватя оного, повергнуть на колесо, и сей с крайним усилением отбивался от оных, беспрестанно между тем защищая вход покушающимся богатырям.
Не знал я, что заключить о поступке исполина. Непонятно мне было, каким образом он, находясь в очевидной опасности быть повержен на раскаленное колесо, имел столько лютости умерщвлять людей, пекущихся, может быть, избавить его от нападающих змиев. Но взор на погибель множества толь отважных богатырей исполнил меня справедливого гнева. Я бросился спасти их и истребить чудовище. В приближении моем к мосту гром и стук в пропасти усугубился, так что казалось, весь свет в ничто преобращается. Крылатые змеи устремили на меня пламенное зияние, чудовища речные завыли ужасными голосами, и исполин протянул на меня все двадцать рук, выпустя из оных преострые кривые когти, подобно как испускает оные тигр, ловящий свою добычь. Потребно мне было все присутствие духа, чтоб не оробеть от сего трепетного позорища, Я ударил наотмашь саблею по исполину, и так удачно, что не осталось у него ни одной руки. Исполин заревел престрашно и бросился ко мне с разверстым зевом, чтоб меня проглотить, но второй удар отделил прочь дебелую его голову, коя упала к ногам коня моего. Я соскочил, схватил голову за волосы, и в то мгновение здание, вся окрестность, труп исполинов, река и мост с преужасным треском обратились в густой дым, коим меня всего покрыло. Земля колебалась под ногами моими, и казалось, что, вихрем подхватя, несло меня посреди непроницаемого мрака; однако ж я не упустил из рук головы исполиновой.
Представьте, всепресветлейший князь, в каковом был я удивлении, нашед себя чрез несколько мгновений на площади пред дворцом царицы узров! Вместо головы исполиновой держал я молодого человека красоты редкой. Я тотчас пустил волосы его из руки моей и взирал на величественный вид его; молодой человек бросился ко мне с объятиями, приносил благодарность в чувствительнейших выражениях, выхвалял мою неустрашимость, и, словом, я узнал, что оный был очарованный князь печенежский. Я оглянулся вокруг и не видел уже ни одного каменного истукана, ни мучащих оных нетопырей. Все восприяли прежнее подобие человеков и радостными восклицаниями наполняли воздух.
Между тем как народ стекался ко дворцу, любопытствовал я узнать причину жестокого поступка Сарагурова и подробности несчастного приключения народа узрского и избавленного мною князя, почему оный и начал.
— Несчастия мои и Карсены, царицы страны сей, заслуживают сострадания всякого великодушного сердца, каково ваше, ибо мы оных не заслужили. Я владетель сильного народа, обитающего по обеим сторонам Аральского моря, или известных свету храбрых печенегов. Курус мое имя, и в малолетстве моем, по особливому дружелюбию отца моего с царем узрским и славе наук, процветших в сем государстве, воспитывался я при дворе родителя Карсены славным волхвом Хорузаном. Сей наставник мой знал все таинственные науки и имел книги Зороастровы, однако ж никогда не употреблял власти своей к произведению зла и сии чародейные персидского волхва книги хранил с великим прилежанием. Сарагур, известный свету по своим лютостям, был родной брат отцу Карсены и также ученик Хорузанов. Лютый нрав его приметен был еще с малолетства, и для сей причины Хорузан скрывал от него все, чем только могла злоба его учиниться страшною. Я и царевна узрская возрастали вместе, восчувствовали взаимную страсть, и от времени любовь наша учинилась неистребимою. Царь узрский со удовольствием взирал на оную, яко на посредство, коим две сильные державы совокупятся, ибо Карсена была единочадная дочь его, а я наследник престола в отечестве моем. Но Сарагур уповал чрез брак с племянницею своею получить корону. Я пресекал его надежду и был потому предметом жесточайшей его ненависти. Не смел он нападать на меня, ведая милость ко мне своего брата и любовь всех узров, ни покушаться на жизнь мою, когда покровительствовал меня Хорузан; посему удалился он из отечества и тайными происками довел до крайнего разрыва народы печенежские и узрские.
Дружество владетелей рушилось, жестокая война возгорелась, и я отозван был ко двору родителя моего. В слезах расстался я с моею возлюбленною. Мы были в отчаянии, но уверили друг друга, что сердец наших ничто разлучить не может.
Едва успел я застать в живых отца моего. Жестокая болезнь лишила меня оного на другой день моего приезда. Я восшел на престол, остановил неприятельские действия и чрез торжественное посольство искал у царя узрского возобновления его ко мне прежних милостей, требовал дочери его в супружество и предавал ему скипетр печенежский в залог преданности моей к нему, не хотя при жизни его нигде быть владетелем, кроме сердца Карсенина.
К несчастью, Сарагур возвратился ко двору своего брата. Он в странствии своем прилежал в изучении чернокнижной науки, убил предательски Хорузана, завладел книгами Зороастровыми, учинился страшен и самому аду и очарованиями отвратил от меня сердце царя узрского. Все предложения мои отвергнуты, и я принужден был вести оборонительную войну, понеже и самый мир не дозволен мне был. Я поручил управление государства и войск моим вельможам и военачальникам, а сам заключил тайным образом видеться с Карсеною, и если не возмогу покорностию моею убедить родителя ее, то склонить ее к бегству в мое государство.
Между тем Сарагур со всею своею чародейною по-мощию не мог склонить сердца Карсены, ни довесть царя-брата согласиться на такой кровосмесительный брак, ибо некая благодетельствующая волшебница, именем Добрада, в том ему препятствовала. Однако ж нашел он время, в которое удалось ему отмстить мнимое презрение своему брату. Он отравил его, старался похитить престол и жениться силою на Карсене. Убийство его открылось, ненависть общая усугубилась к нему, и должен был он оставить государство, понеже опасался смерти, для того что есть часы, в кои и чародеи не бывают безопасны.
Карсена возведена на престол, и я предстал ей, уже увенчанной диадемою. Кто только любил страстно и был любим взаимно, может вообразить нашу радость. Я объявлен был женихом царицы узров, и назначен день, в который следовало соединиться двум сильным державам, истребиться навеки их вражде и мне учиниться счастливейшим из смертных.
Я сидел у возлюбленной моей Карсены, разговоры наши исполнены были нежности, прекрасная рука ее прилеплена была ко устам моим; вдруг сильная буря вырвала окончины в комнате, где мы сидели, густое черное облако влетело к нам, и из оного выскочил Сарагур во всем своем страшном снаряде. В руке держал он жезл, обвитый змеями, зодиак висел через плечо, и страшная пена била изо рта его.
— Изменники!— вскричал он.— Вы не можете довольно претерпеть за оказуемое мне поругание! — Тогда пробормотал он некие непонятные слова, бросил письмо на колена моей возлюбленной, и в то мгновение увидел я ее обращенную в камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Не знал я, что заключить о поступке исполина. Непонятно мне было, каким образом он, находясь в очевидной опасности быть повержен на раскаленное колесо, имел столько лютости умерщвлять людей, пекущихся, может быть, избавить его от нападающих змиев. Но взор на погибель множества толь отважных богатырей исполнил меня справедливого гнева. Я бросился спасти их и истребить чудовище. В приближении моем к мосту гром и стук в пропасти усугубился, так что казалось, весь свет в ничто преобращается. Крылатые змеи устремили на меня пламенное зияние, чудовища речные завыли ужасными голосами, и исполин протянул на меня все двадцать рук, выпустя из оных преострые кривые когти, подобно как испускает оные тигр, ловящий свою добычь. Потребно мне было все присутствие духа, чтоб не оробеть от сего трепетного позорища, Я ударил наотмашь саблею по исполину, и так удачно, что не осталось у него ни одной руки. Исполин заревел престрашно и бросился ко мне с разверстым зевом, чтоб меня проглотить, но второй удар отделил прочь дебелую его голову, коя упала к ногам коня моего. Я соскочил, схватил голову за волосы, и в то мгновение здание, вся окрестность, труп исполинов, река и мост с преужасным треском обратились в густой дым, коим меня всего покрыло. Земля колебалась под ногами моими, и казалось, что, вихрем подхватя, несло меня посреди непроницаемого мрака; однако ж я не упустил из рук головы исполиновой.
Представьте, всепресветлейший князь, в каковом был я удивлении, нашед себя чрез несколько мгновений на площади пред дворцом царицы узров! Вместо головы исполиновой держал я молодого человека красоты редкой. Я тотчас пустил волосы его из руки моей и взирал на величественный вид его; молодой человек бросился ко мне с объятиями, приносил благодарность в чувствительнейших выражениях, выхвалял мою неустрашимость, и, словом, я узнал, что оный был очарованный князь печенежский. Я оглянулся вокруг и не видел уже ни одного каменного истукана, ни мучащих оных нетопырей. Все восприяли прежнее подобие человеков и радостными восклицаниями наполняли воздух.
Между тем как народ стекался ко дворцу, любопытствовал я узнать причину жестокого поступка Сарагурова и подробности несчастного приключения народа узрского и избавленного мною князя, почему оный и начал.
— Несчастия мои и Карсены, царицы страны сей, заслуживают сострадания всякого великодушного сердца, каково ваше, ибо мы оных не заслужили. Я владетель сильного народа, обитающего по обеим сторонам Аральского моря, или известных свету храбрых печенегов. Курус мое имя, и в малолетстве моем, по особливому дружелюбию отца моего с царем узрским и славе наук, процветших в сем государстве, воспитывался я при дворе родителя Карсены славным волхвом Хорузаном. Сей наставник мой знал все таинственные науки и имел книги Зороастровы, однако ж никогда не употреблял власти своей к произведению зла и сии чародейные персидского волхва книги хранил с великим прилежанием. Сарагур, известный свету по своим лютостям, был родной брат отцу Карсены и также ученик Хорузанов. Лютый нрав его приметен был еще с малолетства, и для сей причины Хорузан скрывал от него все, чем только могла злоба его учиниться страшною. Я и царевна узрская возрастали вместе, восчувствовали взаимную страсть, и от времени любовь наша учинилась неистребимою. Царь узрский со удовольствием взирал на оную, яко на посредство, коим две сильные державы совокупятся, ибо Карсена была единочадная дочь его, а я наследник престола в отечестве моем. Но Сарагур уповал чрез брак с племянницею своею получить корону. Я пресекал его надежду и был потому предметом жесточайшей его ненависти. Не смел он нападать на меня, ведая милость ко мне своего брата и любовь всех узров, ни покушаться на жизнь мою, когда покровительствовал меня Хорузан; посему удалился он из отечества и тайными происками довел до крайнего разрыва народы печенежские и узрские.
Дружество владетелей рушилось, жестокая война возгорелась, и я отозван был ко двору родителя моего. В слезах расстался я с моею возлюбленною. Мы были в отчаянии, но уверили друг друга, что сердец наших ничто разлучить не может.
Едва успел я застать в живых отца моего. Жестокая болезнь лишила меня оного на другой день моего приезда. Я восшел на престол, остановил неприятельские действия и чрез торжественное посольство искал у царя узрского возобновления его ко мне прежних милостей, требовал дочери его в супружество и предавал ему скипетр печенежский в залог преданности моей к нему, не хотя при жизни его нигде быть владетелем, кроме сердца Карсенина.
К несчастью, Сарагур возвратился ко двору своего брата. Он в странствии своем прилежал в изучении чернокнижной науки, убил предательски Хорузана, завладел книгами Зороастровыми, учинился страшен и самому аду и очарованиями отвратил от меня сердце царя узрского. Все предложения мои отвергнуты, и я принужден был вести оборонительную войну, понеже и самый мир не дозволен мне был. Я поручил управление государства и войск моим вельможам и военачальникам, а сам заключил тайным образом видеться с Карсеною, и если не возмогу покорностию моею убедить родителя ее, то склонить ее к бегству в мое государство.
Между тем Сарагур со всею своею чародейною по-мощию не мог склонить сердца Карсены, ни довесть царя-брата согласиться на такой кровосмесительный брак, ибо некая благодетельствующая волшебница, именем Добрада, в том ему препятствовала. Однако ж нашел он время, в которое удалось ему отмстить мнимое презрение своему брату. Он отравил его, старался похитить престол и жениться силою на Карсене. Убийство его открылось, ненависть общая усугубилась к нему, и должен был он оставить государство, понеже опасался смерти, для того что есть часы, в кои и чародеи не бывают безопасны.
Карсена возведена на престол, и я предстал ей, уже увенчанной диадемою. Кто только любил страстно и был любим взаимно, может вообразить нашу радость. Я объявлен был женихом царицы узров, и назначен день, в который следовало соединиться двум сильным державам, истребиться навеки их вражде и мне учиниться счастливейшим из смертных.
Я сидел у возлюбленной моей Карсены, разговоры наши исполнены были нежности, прекрасная рука ее прилеплена была ко устам моим; вдруг сильная буря вырвала окончины в комнате, где мы сидели, густое черное облако влетело к нам, и из оного выскочил Сарагур во всем своем страшном снаряде. В руке держал он жезл, обвитый змеями, зодиак висел через плечо, и страшная пена била изо рта его.
— Изменники!— вскричал он.— Вы не можете довольно претерпеть за оказуемое мне поругание! — Тогда пробормотал он некие непонятные слова, бросил письмо на колена моей возлюбленной, и в то мгновение увидел я ее обращенную в камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56