- Ну, хорошо, иди, а мы сделаем скандал твоей маске.
Долинский опять оглянулся. Одинокая Анна Михайловна по-прежнему жалась у стены, но из ближайших дверей показался голубой капюшон Доры. Конногвардеец с лейб-казаком и благонамеренным старичком по-прежнему веселились. Лицо благонамеренного старичка показалось что-то знакомым Долинскому.
- Боже мой! - вспомнил он,- да это, кажется, благодетель Азовцовых откупщик,- и, оглянувшись на висевшее у него на правом локте черное домино, Долинский проговорил строго:
- Юлия Петровна, это вы мне делаете такие сюрпризы?
Он узнал свою жену.
- Ну, пойдемте же, куда вам угодно, и, пожалуйста, говорите скорее, чего хотите вы от меня, бессовестная вы, ненавистная женщина!
Глава одиннадцатая
ЗВЕЗДОЧКА СЧАСТЬЯ
Анна Михайловна, встретив Дору, упросила ее тотчас же уехать с маскарада.
- Я совсем нездорова - голова страшно разболелась,- говорила она сестре, скрывая от нее причину своего настоящего расстройства.
- Позовем же Долинского,- отвечала Дора.
- Нет, бог с ним - пусть себе повеселится.
Сестры приехали домой, слегка закусили и разошлись по своим комнатам.
Долинский позвонил с черного входа часа через два или даже несколько более. Кухарка отперла ему дверь, подала спички и опять повалилась на кровать.
Спички оказались вовсе ненужными. На столе в столовой горела свеча и стояла тарелка, покрытая чистою салфеткою, под которой лежал ломоть хлеба и кусок жареной индейки.
Нестор Игнатьевич взглянул на этот ужин и, дунув на свечку, тихонько прошел в свою комнату.
Минут через пять кто-то очень тихо постучался в его двери.
Долинский, азартно шагавший взад и вперед, остановился.
- Можно войти? - тихо произнес за дверью голос Анны Михайловны,
- Сделайте милость,- отвечал Долинский, смущаясь и оглянув порядок своей комнаты.
- Отчего вы не закусили? - спросила, входя, тоже несколько смущенная Анна Михайловна.
- Сыт - благодарю вас за внимание.
Анна Михайловна, очевидно, пришла говорить не о закуске, но не знала, с чего начать.
- Садитесь, пожалуйста,- вы устали,- отнесся к ней Долинский, подвигая кресло.
- Что это было за явление такое? - спросила она, спускаясь в кресло и стараясь спокойно улыбнуться.
- Боже мой! Я просто теряю голову,- отвечал Долинский.- Я был причиною, что вас так тяжело оскорбила эта дрянная женщина.
- Нет... что до меня касается, то... вы, пожалуйста, не думайте об этом, Нестор Игнатьич. Это - совершенный вздор.
- Я дал бы дорого - о, я дорого бы дал, чтобы этого вздора не случилось.
- Эта маска была ваша жена?
- Почему вы это подумали?
- Так как-то, сама не знаю. У меня было нехорошее предчувствие, и я не хотела ни за что ехать - это все Даша упрямая виновата.
- Пожалуйста, забудьте этот возмутительный случай,- упрашивал Долинский, протягивая Анне Михайловне свою руку.- Иначе это убьет меня; я... не знаю, право... я уйду бог знает куда: я просто хотел уехать, хоть в Москву, что ли.
- Очень мило,- прошептала, качая с упреком головой, Анна Михайловна.-Вы лучше скажите мне, не было ли с вами чего дурного?
- Ничего. Она хочет с меня денег, и я ей обещал.
- Какая странная женщина!
- Бог с ней, Анна Михайловна. Мне только стыдно... больно... кажется, сквозь землю бы пошел за то, что вынесли вы сегодня. Вы не поверите, как мне это больно...
- Верю, верю, только успокойтесь и забудьте этот нехороший вечер,-отвечала Анна Михайловна, подавая Долинскому свои обе руки.- Верьте и вы, "то из всего, что сегодня случилось, я хочу помнить одно: вашу боязнь за мое спокойствие.
- Боже мой! Да что же у меня остается в жизни, кроме вашего спокойствия.
Анна Михайловна взглянула на Долинского и молча встала.
- Позвольте на одно слово,- попросил ее Долинский.
Анна Михайловна остановилась.
- Вы не сердитесь? - спросил Нестор Игнатьевич.
- Я уверена, что вы не можете сказать ничего такого, что бы меня рассердило,- отвечала Анна Михайловна.
- Я вас всегда очень уважал, Анна Михайловна, а сегодня, когда мне показалось, что я более не буду вас видеть, не буду слышать вашего голоса, я убедился, я понял, что я страстно, глубоко вас люблю, и я решился... уехать.
- Зачем? - краснея и взглянув на дверь, отвечала Анна Михайловна.
Долинский молчал.
- Вам никто не мешает... и...
- И что?
- Вы никогда не будете иметь права подумать, что вас любят меньше,-чуть слышно уронила Анна Михайловна.
Долинский сжал в своих руках ее руку. Анна Михайловна ничего не говорила и, опустив глаза, смотрела в землю.
В доме было до жуткости тихо, и сердце билось, точно под самым ухом. И он, и она были в крайнем замешательстве, из которого Анна Михайловна вышла, впрочем, первая.
- Пустите,- прошептала она, легонько высвобождая свою руку из рук Долинского.
Тот было тихо приподнял ее руку к своим устам, но взглянул в лицо Анне Михайловне и робко остановился.
Анна Михайловна сама взяла его за голову, тихо, беззвучно его поцеловала и быстро отодвинулась назад. Приложив палец к губам, она стояла в волнении у притолка.
- Ах! Не надо, не надо, Бога ради не надо! - заговорила она, торопясь и задыхаясь, когда Долинский сделал к ней один шаг, и, переведя дух, как тень, неслышно скользнула за его двери.
Прошел круглый год; Долинский продолжал любить Анну Михайловну так точно, как любил ее до маскарадного случая, и никогда не сомневался, что Анна Михайловна любит его не меньше. Ни о чем происшедшем не было и помину.
Единственной разницей в их теперешних отношениях от прежнего было то, что они знали из уст друг друга о взаимной любви, нежно лелеяли свое чувство, "бледнели и гасли", ставя в этом свое блаженство.
Глава двенадцатая
СИМПАТИЧЕСКИЕ ПОПУГАИ
В течение целого этого года не произошло почти ничего особенно замечательного, только Дорушкины симпатические попугаи, Оля и Маша, к концу мясоеда выкинули преуморительную штуку, еще более упрочившую за ними название симпатических попугаев. В один прекрасный день они сообщили Доре, что они выходят замуж.
- Обе вместе? - спросила, удивясь, Дора.
- Да; так вышло, Дарья Михайловна,- отвечали девушки.
- По крайней мере, не за одного хоть?
- Нет-с, как можно?
- То-то.
Они выходили за двух родных братьев, наборщиков из бывшей по соседству типографии.
Затеялась свадьба, в устройстве которой Даша принимала самое жаркое участие, и, наконец, в один вечер перед масленицей, симпатических попугаев обвенчали. Свадьба справлялась в двух комнатах, нанятых в том же доме, где помещался магазин Анны Михайловны. Анна Михайловна была посаженою матерью девушек; Нестор Игнатьевич посаженым отцом, Дорушка и Анна Анисимовна дружками у Оли и Маши. Илья Макарович был на эту пору болен и не мог принять в торжестве никакого личного участия, но прислал девушкам по паре необыкновенно изящно разрисованных венчальных свеч, белого петуха с красным гребнем и белую курочку.
Магазин в этот день закрыли ранее обыкновенного, и все столпились в нем около Даши, под надзором которой перед большими трюмо происходило одеванье невест.
Даша была необыкновенно занята и оживлена; она хлопотала обо всем, начиная с башмака невест и до каждого бантика в их головных уборах. Наряды были подарены невестам Анной Михайловной и частью Дорой, из ее собственного заработка. Она также сделала на свой счет два самых скромных, совершенно одинаковых белых платья для себя, и для своего друга - Анны Анисимовны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79