- Очень немудрено.
- С кем она там?
- С одним... нашим родственником.
- Если это не секрет, кто это такой?
- Долинский.
- Долинский, его зовут Нестор Игнатьевич?
- Да, его так зовут.
- Так он ей не муж?
- Нет. С какой стати?
- Он вам родственник?
- Да,- отвечала Анна Михайловна, проклиная эту пытливую особу, и, чтобы отклонить ее от допроса, сама спросила: - Так вы знали... видели мою сестру в Ницце, вы ее знали там?
- Une tete d'or! Золотая голова! (франц.) Кто же ее не знает? Вся Ницца знает une tete d'or.
- Это, верно, ее там так прозвали?
- Да, ее все так зовут. Необыкновенно интересное лицо; она ни с кем не знакома, но ее все русские знают и никто ее иначе не называет, как une tete d'or. Мой брат познакомился где-то с Долинским, и он бывал у нас, а сестра ваша, кажется, совсем дикарка.
- Нну... это не совсем так,- произнесла Анна Михайловна и спросила:
- Здорова она на вид?
- Кажется; но что она прекрасна, это я могу вам сказать наверно,-отвечала, смеясь, незнакомая девица.
- Да, она хороша,- сказала Анна Михайловна и рассеянно спросила: - А господин Долинский часто бывал у вас?
- О, нет! Три или четыре раза за все лето, и то брат его затаскивал. У нас случилось много русских и Долинский был так любезен, прочел у нас свою новую повесть. А то, впрочем, и он тоже нигде не бывает. Они всегда вдвоем с вашей сестрой. Вместе бродят по окрестностям, вместе читают, вместе живут, вместе скрываются от всех глаз!.. кажется, вместе дышат одной грудью.
- Как я вам благодарна за этот рассказ! - проговорила Анна Михайловна, держась рукой за стол, за которым стояла.
- Мне самой очень приятно вспомнить обворожительную tete d'or. А знаете, я через месяц опять еду в Ниццу с моей maman. Может быть, хотите что-нибудь передать им?
- Merci bien. Большое спасибо (франц.) Я им пишу часто. Светская дама со светской девицей вышли.
- Как она забавно менялась в лице,- заметила девица.
- Ну, да еще бы! Это ее amant. Любовник (франц.)
- Я так и подумала. Какой оригинальный случай. Дамы засмеялись.
- И в каком, однако, странном кружке вращаются эти господа! - пройдя несколько шагов, сказала m-lle Vera.
- И, ma chere! Моя дорогая! (франц.) В каком же по-твоему кружке им должно вращаться?
- А он умен,- в раздумье продолжала девица.
- Мало ли, мой друг, умных людей на свете?
- И довольно интересен, то есть я хотела сказать, довольно оригинален.
Дама взглянула на девицу и саркастически улыбнулась.
- Не настолько, однако, надеюсь, интересен, - пошутила она,- чтобы приснился во сне mademoiselle Вере.
- М-м-м... за сны свои, ma chere Barbe, никто не отвечает,- отшутилась m-lle Вера, и они обе весело рассмеялись, встретились со знакомым гусаром и заговорили ни о чем.
Глава четвертая
ТУМАННАЯ ДАЛЬ БЛИЗИТСЯ И ЯСНЕЕТ
Как только дамы вышли из магазина, Анна Михайловна написала к Илье Макаровичу, прося его сегодня же принести ей книжку журнала, в котором напечатана последняя повесть Долинского, и ждала его с нетерпением. Илья Макарович через два часа прибежал из своей одиннадцатой линии, немножко расстроенный и надутый, и принес с собою книжку.
- Что же это Несторка-то! - начал он, только входя в комнату.
- А что? - спросила Анна Михайловна, перелистывая с нетерпением повесть.
- И повести вам не прислал?
- Верно, у него у самого ее нет. Не скоро доходит за границу.
Илья Макарович заходил по комнате и все дмухал сердито носом.
- Читали вы повесть? - спросила Анна Михайловна.
- Читал, как же не прочесть? Читал.
- Хороша?
- Хорошую написал повесть.
- Ну, и слава богу.
- Денег он пропасть зарабатывает какую!
- Еще раз слава богу.
- А что, он вам пишет?
- Пишет,- медленно проговорила Анна Михайловна. Илья Макарович опять задмухал.
- Водчонки пропустить хотите? - спросила Анна Михайловна, не подымая глаз от книги.
- Нет, черт с ней! Чаишки разве; так от скуки - могу.
Анна Михайловна позвонила. Подали самовар.
- Вы на меня не в претензии? - спросила она Илью Макаровича.
- За что?
- Что я при вас читаю.
- Сделайте милость!
- Скучно без них ужасно,- сказала Анна Михайловна, обваривая чай.
- И чего они там сидят? - Для Даши.
Илья Макарович опять задмухал.
- Знаете, что я подозреваю? - сказал он.- Это у него все теперь эти идеи в голове бродят.
- Попали пальцем в небо.
Илья Макарович хотел употребить дипломатическую, успокоительную хитрость и очень сконфузился, что она не удалась.
- А вот что, Анна Михайловна! - сказал он, пройдясь несколько раз по комнате и снова остановясь перед хозяйкой, сидевшей за чайным столом над раскрытою книгою журнала.
- Что, Илья Макарович?
Художник долго смотрел ей в глаза и, наконец, с добродушнейшей улыбкой произнес:
- Махну-ка я, Анна Михайловна, в Италию.
- Это же ради каких благ?
- Еще раз перед старостью небо теплое увидеть. Душу свою обогрею.
- Э, не сочиняйте-ка вздоров! У кого душа тепла, так везде она будет тепла, и под этим небом.
Илья Макарович не умел сказать обиняком то, что он думал.
- Их посмотрю,- сказал он прямо.
- Ну, и что ж будет?
Илья Макарович долго молчал, менялся в лице и моргал глазами.
- Обрезонить надо человека; вот что будет! - наконец вымолвил он с таинственным придыханием.
- Это вы Долинского хотите обрезонивать! Он не мальчик, Илья Макарович. Ему уже не двадцать лет, сам понимает, что делает.
- И ее,- еще тише продолжал художник.
- Ее?
Илья Макарович сделал самую строгую мину и качнул в знак согласия головою.
- Дашу? - переспросила его Анна Михайловна.
- Ну, да.
- Не знаете вы, за что беретесь, мой милый! - отвечала, улыбнувшись, Анна Михайловна.
- Слово надо сказать; одно слово иногда заставляет человека опомниться,- таинственно произнес художник.
- Кому же это вы будете говорить, что вы будете говорить, и по какому праву, наконец, Илья Макарыч?
- Право! С подлецом нечего разбирать прав!
- Пожалуйста, только не горячитесь.
- Нет-с, я не горячусь и не буду горячиться, а я только хочу ему высказать все, что у меня накипело на сердце, только и всего; и черт с ним после.
Анна Михайловна махнула рукой.
- Да и ей тоже-с. Воля милости ее, а пусть слушает. А уж я наговорю!
- Даше?
- Да-с.
- О, Аркадия священная! Даже не слова человеческие, а если бы гром небесный упал перед нею, так она... и на этот гром, я думаю, не обратила бы внимания. Что тут слова, когда, видите, ей меня не жаль; а ведь она меня любит! Нет, Илья Макарович, когда сердце занялось пламенем, тут уж ничей разум и никакие слова не помогут!
- Так что ж они о себе теперь думают! - грозно крикнул и привскочил с места Журавка.
- А ничего не думают!
- Как же ничего не думают?
- А так - зачем думать?
- Как зачем думать? Помилуйте, Анна Михайловна, да это... что же это такое вы сами-то наконец говорите?
- Я вам говорю, что они ничего не думают.
- Да что же он-то такое? После этого ведь он же выходит подлец! - Илья Макарович в азарте стукнул кулаком по столу и опять закричал: - Подлец!
- За что вы его так браните? Ну, что от этого поправится или получшеет?
- Зачем же он сбил девушку? Анна Михайловна улыбнулась.
- Чего вы смеетесь?
- Над вами, Илья Макарыч! Ничего-то вы не разумеете, хоть и в Италии были.
- Чего-с я не разумею? Анна Михайловна промолчала.
- Нет-с, позвольте же, Анна Михайловна, если уж начали говорить, так вы извольте же договаривать: чего это-с я не разумею?
- Да как вы можете утверждать, что он ее с чего-нибудь сбивал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79