У блондинки склонность к фиолетовому и светло-
желтому, у брюнетки - к синему и желто-красному, и склон-
ность эта вполне правильна. Римские императоры были чрез-
вычайно ревнивы к пурпуру. Одежда китайского императора -
оранжевый цвет, затканный пурпуром. Лимонно-желтый имеют
также право носить его слуги и духовенство>. <У образован-
ных людей замечается некоторое отвращение к цветам. Это
может проистекать частью от слабости органа, частью от не-
уверенности вкуса, охотно находящей убежище в полном ничто.
Женщины ходят теперь почти исключительно в белом, муж-
чины в черном>.
Ь) Очень интересные мифолого-символические размыш-
ления о цвете находим у 77. А. Флоренского. Свет сам по себе
неделим, сплошен и непрерывен. Созерцая солнце у горизон-
та, мы <видим свет и только свет, единый свет единого со-
лнца>. <Его различная окраска - не собственное его свойст-
во, а соотношение его с тою земною и отчасти, может быть,
небесною средою, которую наполняет собою этот единый
свет>. <Те роскошные цвета, которыми украшается небосвод,
есть не что иное, как способ соотношения неделимого света и
раздробленности вещества: мы можем сказать, что цветность
солнечного света есть тот привкус, то видоизменение, которое
привносит в солнечный свет пыль земли, самая тонкая пыль
земли и, может быть, еще более тонкая пыль неба. Фиолето-
вый и голубой цвета - это есть тьма пустоты, - тьма, но смяг-
ченная отблеском как бы накинутого на нее вуаля тончайшей
атмосферной пыли; когда мы говорим, что видим фиолетовый
цвет или лазурь небосвода, то это мы видим тьму, абсолютную
тьму пустоты, которую не осветит и которую не просветит ни-
какой свет, но видим ее не самое по себе, а сквозь тончайшую,
освещенную солнцем пыль. Красный и розовый цвета - это
та же самая пыль, но видимая не против света, а со стороны
света, не смягчающая своею освещенностью тьму междупла-
нетных пространств, не разбавляющая ее светом, но, напро-
тив, от света отнимающая часть света, застящая глазу свет,
стоящая между светом и глазом и, своею непросвещенностью,
прибавляющая к свету - тьму. Наконец, зеленый цвет, по на-
правлению перпендикулярному, зеленоватость зенита, есть
Уравновешенность света и тьмы, есть боковая освещенность
1
Все эти цитаты взяты из Гёте (Лихтенштадт В. О. Гёте. Борьба за
реалистическое мировоззрение. Петерб., 1920. С. 240-247).
247
частиц пыли, освещенность как бы одного полушария каждой
пылинки, так что каждая из них столь же может быть названа
темною на светлом фоне, как и светлою на темном фоне. Зе-
леный цвет над головою - это ни свет и ни тьма>. <Лишь из
соотношения двух начал устанавливается, что София - не
есть свет, а пассивное дополнение к нему, а свет не есть София,
но ее освещает. Это соотношение определяет цветность. Со-
зерцаемая как произведение божественного творчества, как
первый сгусток бытия, относительно самостоятельный от
Бога, как выступающая вперед навстречу свету тьма ничтоже-
ства, т. е. созерцаемая от Бога по направлению в ничто, София
зрится голубою или фиолетовою. Напротив, созерцаемая как
результат божественного творчества, как неотделимое от бо-
жественного света, как передовая волна божественной энер-
гии, как идущая преодолевать тьму сила Божия, т. е. созерцае-
мая от мира по направлению к Богу, София зрится розовою
или красною. Розовою или красною она зрится как образ
Божий для твари, как явление Бога на земле, как та <розовая
тень>, которой молился Вл. Соловьев. Напротив, голубою или
фиолетовою она зрится как мировая душа, как духовная суть
мира, как голубое покрывало, завесившее природу. В видении
Вяч. Иванова - как первооснова нашего существа в мисти-
ческом погружении взора внутрь себя: душа наша - как голу-
бой алмаз. Наконец, есть и третье метафизическое направле-
ние - ни к свету и ни от света, София вне ее определения или
самоопределения к Богу. Это тот духовный аспект бытия,
можно сказать, райский аспект, при котором нет еще позна-
ния добра и зла. Нет еще прямого устремления ни к Богу, ни
от Бога, потому что нет еще самых направлений ни того, ни
другого, а есть лишь движение около Бога, свободное играние
перед лицом Божиим, как зелено-золотистые змейки у Гоф-
мана, как Левиафан, <его же созда Господь ругатися (т. е. иг-
ратися) ему>, как играющее на солнце - море. И это тоже
София, но под особым углом постигаемая. Эта София, этот
аспект Софии зрится золотисто-зеленым и прозрачно-изум-
рудным. Это - тот аспект, который мелькал, но не находил
себе выражения в первоначальных замыслах Лермонтова. Три
основных аспекта первотвари определяют три основных цвета
символики цветов, остальные же цвета устанавливаются в
своем значении как цвета промежуточные. Но каково бы ни
было многообразие цветов, все они говорят об отношении
хотя и различном, но одной и той же Софии к одному и тому
же небесному Свету. Солнце, тончайшая пыль и тьма пустоты
248
в мире чувственном и - Бог, София и Тьма кромешная, тьма
метафизического небытия в мире духовном - вот те начала,
которыми обусловливается многообразие цветов как здесь,
так и там при полном всегда соответствии тех и других друг
другу>.
с) Я утверждаю, что проводимая в таком толковании цве-
тов символическая мифология (между прочим, одинаковая у
Гёте и у Флоренского) есть всецело именно символическая,
так как она построена на существенной характеристике каж-
дого цвета в отдельности. Против этого могут только сказать,
что эти характеристики необязательны, произвольны и субъ-
ективны. Что они необязательны, это может утверждать толь-
ко засушенное и мертвое, абстрактно-метафизическое созна-
ние. Никто никогда не воспринимает цвет без этих и подобных
впечатлений. Чистый цвет есть несуществующая абстракция и
утверждается лишь теми, кто не привык видеть жизнь, а лишь
живет выдумками. Что же касается произвольности этих ха-
рактеристик, то они являются таковыми только потому, что
весьма мало людей, которые бы задавались целью изучить
цвета в их полном жизненном явлении. Разумеется, тут воз-
можна та или иная степень произвола, покамест наука не со-
брала хорошо проанализированный этнографический, психо-
логический и феноменологический материал. Наконец, со-
всем уже нелепо обвинение в субъективизме. Думают, что
возбужденный характер красного цвета есть субъективное (так
как нереальное) переживание, а колебательные движения
среды, дающие красный цвет, - объективны. Почему? Чем
одно лучше другого? Разве эти <волны> не суть тоже некое фи-
зическое явление, воспринимаемое обычным путем? Почему
одни восприятия субъективны, другие вдруг объективны? По-
моему, все одинаково субъективно и объективно. И не лучше
ли просто выкинуть всех этих субъектов и объектов и не лучше
ли описывать предмет так, каким он является? Не хочется
людям довериться живому опыту. А он как раз говорит, что не
мы возбуждаем красный цвет, а он - нас; не мы успокаиваем
зеленый цвет, но он - нас; и т. д. Ну, так и давайте запишем:
красный цвет вызывает возбуждение, именно он, а не мы
сами. И, значит, возбужденность - его объективное свойство.
Для меня оно, во всяком случае, гораздо более объективно,
чем какие-то там волны неизвестно чего, о которых я с гимна-
Флоренский П.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
желтому, у брюнетки - к синему и желто-красному, и склон-
ность эта вполне правильна. Римские императоры были чрез-
вычайно ревнивы к пурпуру. Одежда китайского императора -
оранжевый цвет, затканный пурпуром. Лимонно-желтый имеют
также право носить его слуги и духовенство>. <У образован-
ных людей замечается некоторое отвращение к цветам. Это
может проистекать частью от слабости органа, частью от не-
уверенности вкуса, охотно находящей убежище в полном ничто.
Женщины ходят теперь почти исключительно в белом, муж-
чины в черном>.
Ь) Очень интересные мифолого-символические размыш-
ления о цвете находим у 77. А. Флоренского. Свет сам по себе
неделим, сплошен и непрерывен. Созерцая солнце у горизон-
та, мы <видим свет и только свет, единый свет единого со-
лнца>. <Его различная окраска - не собственное его свойст-
во, а соотношение его с тою земною и отчасти, может быть,
небесною средою, которую наполняет собою этот единый
свет>. <Те роскошные цвета, которыми украшается небосвод,
есть не что иное, как способ соотношения неделимого света и
раздробленности вещества: мы можем сказать, что цветность
солнечного света есть тот привкус, то видоизменение, которое
привносит в солнечный свет пыль земли, самая тонкая пыль
земли и, может быть, еще более тонкая пыль неба. Фиолето-
вый и голубой цвета - это есть тьма пустоты, - тьма, но смяг-
ченная отблеском как бы накинутого на нее вуаля тончайшей
атмосферной пыли; когда мы говорим, что видим фиолетовый
цвет или лазурь небосвода, то это мы видим тьму, абсолютную
тьму пустоты, которую не осветит и которую не просветит ни-
какой свет, но видим ее не самое по себе, а сквозь тончайшую,
освещенную солнцем пыль. Красный и розовый цвета - это
та же самая пыль, но видимая не против света, а со стороны
света, не смягчающая своею освещенностью тьму междупла-
нетных пространств, не разбавляющая ее светом, но, напро-
тив, от света отнимающая часть света, застящая глазу свет,
стоящая между светом и глазом и, своею непросвещенностью,
прибавляющая к свету - тьму. Наконец, зеленый цвет, по на-
правлению перпендикулярному, зеленоватость зенита, есть
Уравновешенность света и тьмы, есть боковая освещенность
1
Все эти цитаты взяты из Гёте (Лихтенштадт В. О. Гёте. Борьба за
реалистическое мировоззрение. Петерб., 1920. С. 240-247).
247
частиц пыли, освещенность как бы одного полушария каждой
пылинки, так что каждая из них столь же может быть названа
темною на светлом фоне, как и светлою на темном фоне. Зе-
леный цвет над головою - это ни свет и ни тьма>. <Лишь из
соотношения двух начал устанавливается, что София - не
есть свет, а пассивное дополнение к нему, а свет не есть София,
но ее освещает. Это соотношение определяет цветность. Со-
зерцаемая как произведение божественного творчества, как
первый сгусток бытия, относительно самостоятельный от
Бога, как выступающая вперед навстречу свету тьма ничтоже-
ства, т. е. созерцаемая от Бога по направлению в ничто, София
зрится голубою или фиолетовою. Напротив, созерцаемая как
результат божественного творчества, как неотделимое от бо-
жественного света, как передовая волна божественной энер-
гии, как идущая преодолевать тьму сила Божия, т. е. созерцае-
мая от мира по направлению к Богу, София зрится розовою
или красною. Розовою или красною она зрится как образ
Божий для твари, как явление Бога на земле, как та <розовая
тень>, которой молился Вл. Соловьев. Напротив, голубою или
фиолетовою она зрится как мировая душа, как духовная суть
мира, как голубое покрывало, завесившее природу. В видении
Вяч. Иванова - как первооснова нашего существа в мисти-
ческом погружении взора внутрь себя: душа наша - как голу-
бой алмаз. Наконец, есть и третье метафизическое направле-
ние - ни к свету и ни от света, София вне ее определения или
самоопределения к Богу. Это тот духовный аспект бытия,
можно сказать, райский аспект, при котором нет еще позна-
ния добра и зла. Нет еще прямого устремления ни к Богу, ни
от Бога, потому что нет еще самых направлений ни того, ни
другого, а есть лишь движение около Бога, свободное играние
перед лицом Божиим, как зелено-золотистые змейки у Гоф-
мана, как Левиафан, <его же созда Господь ругатися (т. е. иг-
ратися) ему>, как играющее на солнце - море. И это тоже
София, но под особым углом постигаемая. Эта София, этот
аспект Софии зрится золотисто-зеленым и прозрачно-изум-
рудным. Это - тот аспект, который мелькал, но не находил
себе выражения в первоначальных замыслах Лермонтова. Три
основных аспекта первотвари определяют три основных цвета
символики цветов, остальные же цвета устанавливаются в
своем значении как цвета промежуточные. Но каково бы ни
было многообразие цветов, все они говорят об отношении
хотя и различном, но одной и той же Софии к одному и тому
же небесному Свету. Солнце, тончайшая пыль и тьма пустоты
248
в мире чувственном и - Бог, София и Тьма кромешная, тьма
метафизического небытия в мире духовном - вот те начала,
которыми обусловливается многообразие цветов как здесь,
так и там при полном всегда соответствии тех и других друг
другу>.
с) Я утверждаю, что проводимая в таком толковании цве-
тов символическая мифология (между прочим, одинаковая у
Гёте и у Флоренского) есть всецело именно символическая,
так как она построена на существенной характеристике каж-
дого цвета в отдельности. Против этого могут только сказать,
что эти характеристики необязательны, произвольны и субъ-
ективны. Что они необязательны, это может утверждать толь-
ко засушенное и мертвое, абстрактно-метафизическое созна-
ние. Никто никогда не воспринимает цвет без этих и подобных
впечатлений. Чистый цвет есть несуществующая абстракция и
утверждается лишь теми, кто не привык видеть жизнь, а лишь
живет выдумками. Что же касается произвольности этих ха-
рактеристик, то они являются таковыми только потому, что
весьма мало людей, которые бы задавались целью изучить
цвета в их полном жизненном явлении. Разумеется, тут воз-
можна та или иная степень произвола, покамест наука не со-
брала хорошо проанализированный этнографический, психо-
логический и феноменологический материал. Наконец, со-
всем уже нелепо обвинение в субъективизме. Думают, что
возбужденный характер красного цвета есть субъективное (так
как нереальное) переживание, а колебательные движения
среды, дающие красный цвет, - объективны. Почему? Чем
одно лучше другого? Разве эти <волны> не суть тоже некое фи-
зическое явление, воспринимаемое обычным путем? Почему
одни восприятия субъективны, другие вдруг объективны? По-
моему, все одинаково субъективно и объективно. И не лучше
ли просто выкинуть всех этих субъектов и объектов и не лучше
ли описывать предмет так, каким он является? Не хочется
людям довериться живому опыту. А он как раз говорит, что не
мы возбуждаем красный цвет, а он - нас; не мы успокаиваем
зеленый цвет, но он - нас; и т. д. Ну, так и давайте запишем:
красный цвет вызывает возбуждение, именно он, а не мы
сами. И, значит, возбужденность - его объективное свойство.
Для меня оно, во всяком случае, гораздо более объективно,
чем какие-то там волны неизвестно чего, о которых я с гимна-
Флоренский П.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67