Земной шаман попадает в эту область.
Старуха больна горлом. На нашей земле это - мышь, которая
попала в соломенную пленку (силок), поставленную нашими
земными ребятишками. Можно лечить ее двояко. Или враче-1
вать ее шаманством, в той особенной области, пока не лопнет
пленка здесь. Мышь убежит, и старуха опять-таки исцелится!
там. Шаман врачует там, вылечивает старуху. Соломенная,
пленка на земле лопается, и мышь убегает. Шаману дают в уп-j
дату стяг мяса, свиток ремня, тюленьи шкуры. Но на нашей
земле эти дары превращаются в сухие ветки и вялые листья>.
Так диалектически обосновывается теория мифического
времени и пространства и вместе с тем делается мыслимой;
мифическая и наглядная чудесная сущность каждой вещи. ,
6. Слой личностного бытия лежит решительно на каждой
вещи, ибо каждая вещь есть не что иное, как вывороченн;
наизнанку личность, колеблющаяся между Перво-огнем
Перво-светом, с одной стороны, и Тьмой Кромешной -
другой. Каждая вещь, оставаясь самой собою, может им<
бесконечные формы проявления своей личностной пpиpo
Богатейшие примеры такого двойного, тройного и вообд
многократного символизма содержатся в сказках и сновидени
ях. Я много читал разных книг, научных и ненаучных, по теоД
рии сновидения, но один пример раз навсегда заставил меняД
принять символическую природу сновидения и его значение вд
смысле мифически-модифицированного оформления обыч-
ных явлений жизни. Я встретил однажды народного странни-
ка и, по-видимому, подвижника, с которым завел разговор на
мистические темы. На мой вопрос: <Почему ты не женил-
ся?> - он ответил целым рассказом об одном своем сне. <Я, го-
ворит, в молодости имел влечение к одной девице и долго ко-
лебался, оставить ли мой путь странничества и жениться на
ней или продолжать свои странствия целую жизнь. И вот,

после долгих колебаний я, наконец, решил жениться... И что
же? После этого вижу сон. Приснилась мне моя мать, которую
нежно любил и уважал больше всех людей на свете. Давно она
померла, еще в моих молодых годах. Родные и вечные черты
ее страдающего лица часто вспоминаются мне во всю жизнь...
Мученица была и смиренная раба. И вот вижу, что я лежу на
кровати, а она подходит ко мне. Но что это? Мать ли моя?
рижу ее нетрезвою, какой она не была ни разу в жизни. Она
нагло и похотливо смеется и приближается ко мне с низкими
намерениями, предлагая разделить с нею ложе... Вижу также,
что в правой руке у нее острый, сверкающий нож, которым
она хочет меня сейчас же зарезать. А говорит слова, которые
не то зовут к постыдному делу, не то выговаривают матерную
брань. Да, да, именно матерную брань. А лицо жирное, крас-
ное, лоснится и ухмыляется. Я проснулся с холодным потом.
И с тех пор прожил вот целую жизнь странником, не помыш-
ляя не только о браке, но стараясь всякую мысль о женщине
выкинуть из головы...> ТУТ мы вспомнили с ним слова Лест-
вичника: <Странничество есть невозвратное оставление всего
того. что в отечестве противодействует нам к достижению
пели благочестия. Странничество есть недерзновенный нрав.
неведомая мудрость, не выказывающее себя благоразумие, со-
кровенная жизнь, незримая цель. неявный помысл. желание
унижения, вожделение стеснения, начало божественной
любви, обилие любви, отречение от тщеславия, глубина мол-
чания>. Можно сомневаться в том. как надо было поступить
ЭТОМУ страннику- Но нельзя сомневаться в том. что отноше-
ния с женпгиной мифически отерыттись ему в новом символи-
ческом плане, котпрпму ттрисушк с.ппр. спбствсннпе прпстрян-
ство и время, - так как это было обстоятельством, определив-
шим ему именно его мифическое устроение, и притом на всю
жизнь. Таких примеров, как это вполне понятно, я и читатель
можем привести без всякого труда несколько десятков и сотен
как из жизни, так и из литературы.
Итак, вещи, если брать inc взаправду, как они действительно
существуют и воспринимаются, суть м и ф ы.
7. Полученная выше сводная формула мифа, конечно, не
есть самое раскрытие этого сложного понятия. Скорее надо
зать, что здесь только первое прикосновение к его сущест-
ву. Личность есть самое существо мифа. Но тут как раз только
Тан В. Г. (Богораз). Эйнштейн и религия. Лнгр.. 1923. С. 58-59.
288
1
Преп<одобного> о<тца> н<ашего> Иоанна, игум<ена> Синай-
ской горы Лестница. Серг. Пос., 1894. С. 32.
289
начинается это существо. Оно может и должно быть раскр)
возможно детальнее. И по крайней мере, три вопроса еще
обходимо осветить, чтобы эта характеристика не остал;
слишком отвлеченной.
Во-первых, категория личности, вполне ясная сама
себе, по своему феноменолого-диалектическому составу, а
дит ли целиком в миф или нет? Миф есть личностная форма,
личность есть миф. Но нельзя ли как-нибудь детальнее о]
рактеризовать участие личностной стихии в мифе? Вся
личность целиком есть миф, или, быть может, удобнее roi
рить о мифичности одного какого-нибудь момента личности
пусть неотделимого от самой личности, но все же как-то оту1
личного от нее самой? Да и самое наше выражение <лик лич-j
ности> и <личностная форма> не указывает ли, что мифо
удобнее назвать какой-то один определенный момент в лич-
ности, который, конечно, определяется только через нее, но
который все же есть какой-то момент в ней, а не сама она как
субстанция?
Во-вторых, интересна и необходима детализация личност-
ного начала не только в смысле момента или стороны личнос-
ти, становящейся мифом, но и в смысле формы проявления
личности, в смысле того, как эта сторона функционирует в
мифе. Личность проявляет себя многообразно. Так, живой че-
ловек ходит, говорит, спит. Это все проявления его личности.
Человек совершает ценные, малоценные или совсем преступ-
ные акты. Это - тоже проявление его личности. Что тут, соб-
ственно, нужно для мифа? Какая категория проявлений лич-
ности существенно необходима для мифа?
Наконец, в-третьих, вовсе нельзя сказать, чтобы понятие
отрешенности, выдвинутое нами раньше как существенное
для мифа, оказалось в результате всего предыдущего анализа
вполне ясным. Сначала мы выдвинули отрешенность как та-
ковую. Потом мифическую отрешенность отличили от поэти-
ческой; поэтическая есть отрешенность от факта, мифичес-
кая - отрешенность от смысла, от идеи факта (ради нового
смысла и идеи). Наконец, мы констатировали, что и все вооб-
ще вещи, поскольку они берутся в живом опыте, даже самые
повседневные вещи, суть в этом смысле мифически-отрешен-
ные, ибо никто никогда не воспринимает голых и изолиро-
ванных вещей вне их личностного и, след.. социального кон-
текста. Получается, что то или иное отрешение от смысла
вещей (разумеется, абстрактно изолированных вещей) всегда
налично в опыте и что весь опыт в таком случае оказывается
мифическим. Невольно возникает некоторая неуверенность.
290
еридно, что живые вещи - мифичны, что <отрешенность>
д только отрешенность от абстрактной изоляции, что на
ом деле это вовсе не <отрешенность>, а - основание самой
аиподлинной и живой реальности. Но почему же в таком
дае понадобился особый термин <миф>? Пусть так бы и го-
дрди: <вещи>, <личности>, <живой опыт> и пр. Все, однако,
дпря1- кроме того и даже в противоположность этому имен-
Q ц мифе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67