Шепот пробежал по толпе. Тингол внезапно
выпрямился и голос его зазвучал по-прежнему громко и внушительно.
- Я принимаю выкуп, Берен, сын Бараира! Отныне Лютиен - твоя
нареченная. Отныне ты - мой сын. Да будет так...
Голос короля упал и сам он как-то сник. Он понимал - судьба одолела
его.
"Пусть. Зато Лютиен останется со мной. И Берен, кем бы ни был он -
достойнее любого эльфийского владыки. Будь что будет... Когда он умрет -
похороним его по-королевски. А дочь... что ж, утешится когда-нибудь..."
Все понимали мысли короля. И Берен тоже. И только один изо всех, кто
был здесь, понимал, чем все это кончится. Это был Даэрон, менестрель
Тингола.
4
Как-то неожиданно все это случилось, Берен ожидал совсем другого. И
потому удивлялся своему странному спокойствию, чуть ли не равнодушию. Все,
что довелось ему пережить, ему и Лютиен, было куда выше и значительнее
того пиршества, которое устроил в их честь Тингол. Вроде бы, достиг всего,
а ни покоя ни удовлетворенности не было. Казалось, то же самое творится и
с Лютиен. Может, это все песни несчастного Даэрона? С какой отчаянной
откровенностью пел он тогда на пиру, бросая им под ноги свое сердце, бурно
жаждая, чтобы его растоптали... Что-то нехорошее, словно ударил ребенка.
Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиен чувствовала, что творится с
ее мужем, хотя и не могла в точности знать, что мучает его. Как-то среди
ночи, проснувшись будто от толчка, она увидела, что Берен, приподнявшись,
напряженно смотрит в раскрытое ночное окно. Он не повернулся к ней,
отвечая на ее безмолвный вопрос.
- Судьба приближается.
Она не поняла.
- Прислушайся - как тревожно дышит ночь. Луна в крови, и соловьи
хрипят, а не поют. Душно... Гроза надвигается на Дориат. И звезды, как
расплавленный металл... Больно.
Он повернулся к жене. Лицо его было каким-то незнакомым, пугающе
вдохновенным, как у сумасшедших пророков, что бродят среди людей. Он
медленно провел рукой по ее волосам и вдруг крепко прижал ее к себе,
словно прощаясь.
- Я прикоснулся к проклятому камню. Судьба проснулась. Камень идет за
мной. Он ждет меня, я чувствую его. Какое-то непонятное мне зло разбудил
я. Может, не за мою вину камень ждет мести, но разбудил ее я. И зло идет
за мной в Дориат...
- Это ночной дурной сон, - попыталась успокоить его Лютиен.
- Да, это сон. И скоро я проснусь. Во сне я слышал грозную Песнь, и
сейчас ее звуки везде подстерегают меня... И ночь истекает кровью, и
рвется мелодия, рассеченная черным и белым... - как в бреду говорил он. -
Я должен остановить зло. Моей судьбе соперник лишь я сам...
Они больше не спали той ночью. А утром пришла весть о том, что
Кархарот ворвался в Дориат. И Берен сказал:
- Вот оно. Камень ждет меня. И чары Мелиан, не удержат моей судьбы.
Она сильнее...
Кто не слышал о Великой Охоте? Кто не знает знаменитой песни Даэрона?
Кто не помнит о последней схватке Берена, сына Бараира и Хуана,
[НЕКОРРЕКТНО] валинорского чудесного пса, с волколаком Ангбанда
Кархаротом.
Берен умирал, истекая кровью, на руках у Тингола, испуганного словно
ребенок. Король не хотел терять Берена, незаметно полюбившегося ему. Но
Берен понимал, что все кончено, и знал почему-то, что и волколак тоже не
переживет его. Сильмарилл объединил их. Рука Берена еще была во чреве
волколака и продолжала сжимать злой камень. И камень искал своего нового
хозяина.
И вот - Маблунг вложил Сильмарилл в уцелевшую руку Берена. Странное
чувство охватило его. Словно все неукротимое неистовство камня вливалось в
него, но это было все равно - он умирал и не мог принести зла никому.
И он увидел внутренним взором - Ночь скорбно обняла окровавленную
вершину, и солнце стало алым, и протяжная погребальная Песнь - выше неба,
глубже бездны залила мир, и Берен понял, что Сильмарилл укрощен кровью
человека. Теперь в нем была не месть. Стала скорбной улыбка бога... Теперь
он мог отдать его. Он протянул камень Тинголу.
- Возьми его, король. Теперь ты получил свой выкуп, отец. А моя
судьба получила свой выкуп - меня.
И когда Тингол взял камень, показалось ему, что кровь в горсти его, и
тусклым стеклом плавает в ней Сильмарилл. Берен больше не говорил, но
королю казалось - он слышит непонятную песнь, и почему-то она была связана
с Береном. И, глядя на камень, подумал Тингол - скорбь и память...
И пел Даэрон о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза
Берен и Лютиен, и как упала она на зеленый холм, словно подсеченный косой
цветок... И ушел из Дориата Даэрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не
позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан охраняли их
от тления, и казалось - они спят...
У Эльдар и Людей разные пути. Даже смерть не соединяет их, и в
чертогах Мандоса разные отведены им места. И Намо, повелитель мертвых,
Владыка Судеб, не волен в судьбах людей, хотя судить Эльдар ему дано. Он
знал все. Он помнил все. Он имел право решать. Никто никогда не смел
нарушить его запрет и его волю. И только Лютиен одна отважилась уйти из
Эльфийских Покоев и без зова предстать перед троном Намо.
- Кто ты? - сурово спросил Владыка Судеб. - Как посмела ты прийти без
зова?
И ответила Лютиен:
- Владыка Судеб... Я пришла петь перед тобой... Как поют менестрели
Средиземья...
Намо вздрогнул. Он знал, кому и когда были сказаны эти слова, и что
случилось потом. Но он не успел сделать ничего - Лютиен запела.
Она пела, обняв колени Намо, пела, заливаясь слезами, и Намо
изумлялся - неужели она еще не умерла, ведь она плачет - тогда откуда она
здесь? Почему?
Пела Лютиен, и слышал он в песне ее то, что не было в Музыке
Творения, чего не видел Илуватар, что не видел никто из них, разве что
Мелькор. И улетали ввысь, сплетаясь, мелодии Эльдар и Людей, и видел он,
как, соединяясь, Черное и Белое порождают Великую Красоту, и понял - эту
Песнь он не посмеет нарушить никогда, ибо так должно быть. Но этот
камень...
- Что просишь ты, прекрасное дитя?
- Не разлучай меня с тем, кого я люблю, Владыка Судеб, сжалься, ведь
я знаю - ты справедлив...
"И та, что была казнена, просила меня о том же. Отблеск Камня на
обеих... Но что же вы сделали! И ни осудить, ни простить не могу...
- Прости их...
- Но ведь они нанесли тебе такую рану, такую боль причинили и сердцу,
и телу твоему.
- Они искупили это своей болью. Прости их.
- Но что же я могу?
- Не бойся своей силы. Поверь себе, брат."
Он вызвал одного из своих учеников.
- Приведи Берена. Если он еще не ушел...
- Нет, о великий! Он не мог уйти, он обещал ждать меня...
"Я подожду тебя", - из окровавленных уст... Как похоже на тех..."
...Они ничего не говорили - просто стояли, обнявшись, и слезы текли
из их глаз. Намо молчал. И, наконец, после долгого раздумья, заговорил он:
- Ныне должен изречь я вашу судьбу. Я даю вам выбор - как людям.
Лютиен, ты можешь в Валиноре жить в чести и славе, и брат мой Ирмо исцелит
твое сердце. Но Берена ты забудешь. Ему идти путем людей, и я не властен
над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
выпрямился и голос его зазвучал по-прежнему громко и внушительно.
- Я принимаю выкуп, Берен, сын Бараира! Отныне Лютиен - твоя
нареченная. Отныне ты - мой сын. Да будет так...
Голос короля упал и сам он как-то сник. Он понимал - судьба одолела
его.
"Пусть. Зато Лютиен останется со мной. И Берен, кем бы ни был он -
достойнее любого эльфийского владыки. Будь что будет... Когда он умрет -
похороним его по-королевски. А дочь... что ж, утешится когда-нибудь..."
Все понимали мысли короля. И Берен тоже. И только один изо всех, кто
был здесь, понимал, чем все это кончится. Это был Даэрон, менестрель
Тингола.
4
Как-то неожиданно все это случилось, Берен ожидал совсем другого. И
потому удивлялся своему странному спокойствию, чуть ли не равнодушию. Все,
что довелось ему пережить, ему и Лютиен, было куда выше и значительнее
того пиршества, которое устроил в их честь Тингол. Вроде бы, достиг всего,
а ни покоя ни удовлетворенности не было. Казалось, то же самое творится и
с Лютиен. Может, это все песни несчастного Даэрона? С какой отчаянной
откровенностью пел он тогда на пиру, бросая им под ноги свое сердце, бурно
жаждая, чтобы его растоптали... Что-то нехорошее, словно ударил ребенка.
Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиен чувствовала, что творится с
ее мужем, хотя и не могла в точности знать, что мучает его. Как-то среди
ночи, проснувшись будто от толчка, она увидела, что Берен, приподнявшись,
напряженно смотрит в раскрытое ночное окно. Он не повернулся к ней,
отвечая на ее безмолвный вопрос.
- Судьба приближается.
Она не поняла.
- Прислушайся - как тревожно дышит ночь. Луна в крови, и соловьи
хрипят, а не поют. Душно... Гроза надвигается на Дориат. И звезды, как
расплавленный металл... Больно.
Он повернулся к жене. Лицо его было каким-то незнакомым, пугающе
вдохновенным, как у сумасшедших пророков, что бродят среди людей. Он
медленно провел рукой по ее волосам и вдруг крепко прижал ее к себе,
словно прощаясь.
- Я прикоснулся к проклятому камню. Судьба проснулась. Камень идет за
мной. Он ждет меня, я чувствую его. Какое-то непонятное мне зло разбудил
я. Может, не за мою вину камень ждет мести, но разбудил ее я. И зло идет
за мной в Дориат...
- Это ночной дурной сон, - попыталась успокоить его Лютиен.
- Да, это сон. И скоро я проснусь. Во сне я слышал грозную Песнь, и
сейчас ее звуки везде подстерегают меня... И ночь истекает кровью, и
рвется мелодия, рассеченная черным и белым... - как в бреду говорил он. -
Я должен остановить зло. Моей судьбе соперник лишь я сам...
Они больше не спали той ночью. А утром пришла весть о том, что
Кархарот ворвался в Дориат. И Берен сказал:
- Вот оно. Камень ждет меня. И чары Мелиан, не удержат моей судьбы.
Она сильнее...
Кто не слышал о Великой Охоте? Кто не знает знаменитой песни Даэрона?
Кто не помнит о последней схватке Берена, сына Бараира и Хуана,
[НЕКОРРЕКТНО] валинорского чудесного пса, с волколаком Ангбанда
Кархаротом.
Берен умирал, истекая кровью, на руках у Тингола, испуганного словно
ребенок. Король не хотел терять Берена, незаметно полюбившегося ему. Но
Берен понимал, что все кончено, и знал почему-то, что и волколак тоже не
переживет его. Сильмарилл объединил их. Рука Берена еще была во чреве
волколака и продолжала сжимать злой камень. И камень искал своего нового
хозяина.
И вот - Маблунг вложил Сильмарилл в уцелевшую руку Берена. Странное
чувство охватило его. Словно все неукротимое неистовство камня вливалось в
него, но это было все равно - он умирал и не мог принести зла никому.
И он увидел внутренним взором - Ночь скорбно обняла окровавленную
вершину, и солнце стало алым, и протяжная погребальная Песнь - выше неба,
глубже бездны залила мир, и Берен понял, что Сильмарилл укрощен кровью
человека. Теперь в нем была не месть. Стала скорбной улыбка бога... Теперь
он мог отдать его. Он протянул камень Тинголу.
- Возьми его, король. Теперь ты получил свой выкуп, отец. А моя
судьба получила свой выкуп - меня.
И когда Тингол взял камень, показалось ему, что кровь в горсти его, и
тусклым стеклом плавает в ней Сильмарилл. Берен больше не говорил, но
королю казалось - он слышит непонятную песнь, и почему-то она была связана
с Береном. И, глядя на камень, подумал Тингол - скорбь и память...
И пел Даэрон о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза
Берен и Лютиен, и как упала она на зеленый холм, словно подсеченный косой
цветок... И ушел из Дориата Даэрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не
позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан охраняли их
от тления, и казалось - они спят...
У Эльдар и Людей разные пути. Даже смерть не соединяет их, и в
чертогах Мандоса разные отведены им места. И Намо, повелитель мертвых,
Владыка Судеб, не волен в судьбах людей, хотя судить Эльдар ему дано. Он
знал все. Он помнил все. Он имел право решать. Никто никогда не смел
нарушить его запрет и его волю. И только Лютиен одна отважилась уйти из
Эльфийских Покоев и без зова предстать перед троном Намо.
- Кто ты? - сурово спросил Владыка Судеб. - Как посмела ты прийти без
зова?
И ответила Лютиен:
- Владыка Судеб... Я пришла петь перед тобой... Как поют менестрели
Средиземья...
Намо вздрогнул. Он знал, кому и когда были сказаны эти слова, и что
случилось потом. Но он не успел сделать ничего - Лютиен запела.
Она пела, обняв колени Намо, пела, заливаясь слезами, и Намо
изумлялся - неужели она еще не умерла, ведь она плачет - тогда откуда она
здесь? Почему?
Пела Лютиен, и слышал он в песне ее то, что не было в Музыке
Творения, чего не видел Илуватар, что не видел никто из них, разве что
Мелькор. И улетали ввысь, сплетаясь, мелодии Эльдар и Людей, и видел он,
как, соединяясь, Черное и Белое порождают Великую Красоту, и понял - эту
Песнь он не посмеет нарушить никогда, ибо так должно быть. Но этот
камень...
- Что просишь ты, прекрасное дитя?
- Не разлучай меня с тем, кого я люблю, Владыка Судеб, сжалься, ведь
я знаю - ты справедлив...
"И та, что была казнена, просила меня о том же. Отблеск Камня на
обеих... Но что же вы сделали! И ни осудить, ни простить не могу...
- Прости их...
- Но ведь они нанесли тебе такую рану, такую боль причинили и сердцу,
и телу твоему.
- Они искупили это своей болью. Прости их.
- Но что же я могу?
- Не бойся своей силы. Поверь себе, брат."
Он вызвал одного из своих учеников.
- Приведи Берена. Если он еще не ушел...
- Нет, о великий! Он не мог уйти, он обещал ждать меня...
"Я подожду тебя", - из окровавленных уст... Как похоже на тех..."
...Они ничего не говорили - просто стояли, обнявшись, и слезы текли
из их глаз. Намо молчал. И, наконец, после долгого раздумья, заговорил он:
- Ныне должен изречь я вашу судьбу. Я даю вам выбор - как людям.
Лютиен, ты можешь в Валиноре жить в чести и славе, и брат мой Ирмо исцелит
твое сердце. Но Берена ты забудешь. Ему идти путем людей, и я не властен
над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39