Мне хотелось к Хоа Хонг, видеть своего ребенка, как только он появится на свет, и делать что-нибудь полезное, конечно, с паспортом и вооружившись немного теорией. «Может быть, достаточно бороды? — спрашивал я.— Или, может быть, покрасить волосы в рыжий цвет? Я могу и хромать, опираясь на палку, носить руку на перевязи или косить глазом. Отпустите меня, пожалуйста, в Сайгон!»
Майор понимал мое нетерпение, однако таких примитивных уловок было явно недостаточно. Впоследствии я вращался в высших деловых кругах, занимаясь созданием американского заокеанского филиала, играя с головы до пят мистера Роя Эдвардса из Атланты, чью биографию в любой момент я мог бы изукрасить всевозможными взлетами и падениями. К тому же я знал теперь секретный код, конспиративные имена, умел обращаться с коротковолновым передатчиком, знал явки и предупредительные сигналы тревоги. Например, обговаривались определенные места, где я должен был выронить цветные мелки в определенном порядке и количестве, затем раздавить их, если мне нужно было сообщить связному что-нибудь срочное. После того, как меня снабдили на всякий случай еще и револьвером, майор отпустил меня со множеством добрых пожеланий. В целях конспирации он предложил окольный путь: поездка на пароходе вверх по Меконгу до Камбоджи, потом прямым рейсом на самолете от Пномпеня до Сайгона. И там, где в Тан Шон Нюте я некогда поджидал господ, теперь я сам стоял жарким июльским днем, маленькие усики над верхней губой, солнечные очки, гардероб из Гонконга, черный чемоданчик; «Алло, такси!»
Никто не подозревал во мне льстивого, болтливого филиппинца или мулата, и уж совсем не предполагали разбойника-таксиста, которого, вероятно, до сих пор разыскивают. Мое превращение удалось прекрасно, к сожалению, недостающие пальцы могли выдать меня, при рукопожатии какой-нибудь старый знакомый мог бы меня узнать. Но я благородно держался в стороне, в конце концов, я был не просто кто-нибудь; я прощупал ситуацию и дал объявление: требуется помещение для конторы, собственный участок земли и готовый пойти на риск персонал для создания производства. Подходящую квартиру мне обеспечил маклер, к этому добавились телефон, машина, шофер и полдюжины молодых людей, которые были благодарны за хорошо оплачиваемую работу и беспредельно услужливы. Незаметно я влился в большую толпу рыцарей наживы, которые устремились сюда из Штатов и спекулировали на том, что за ними не слишком зорко следили. Именно это мне было особенно важно: из деловых соображений и из-за отличительного признака.
Я выждал несколько недель, прежде чем встретился с Хоа Хонг. «Это ты?» — спросила она и втащила меня в цветочный магазин, который открыла в нескольких сотнях метров подальше, прямо рядом с отелем «Мажестик», снова на Рю Катина. Несколько раз мы созванивались друг с другом, я был осведомлен обо всем, она же мало что знала обо мне. «Мне хотелось бы букет цветов, Хоа Хонг,— сказал я,— для моей дочери». В магазине были еще две продавщицы, я не имел права выйти из своей роли; но я имел право не скрывать радости по поводу рождения дочери. И старый хозяин, понемногу помогавший в магазине, внимательно рассматривал меня, мою искалеченную руку. Но во время нашей последней встречи Джилли еще не взрывал себя динамитом, он лишь кивнул и промолчал, когда я назвал свое имя: Рой Эдварде, положил цветы, как когда-то, и обещал вскоре снова прийти.
Ничего предосудительного не было в том, что приезжий американец, осмотревшись среди дочерей страны, решался на брак, когда рождался ребенок. Я не скрывал своей связи среди многочисленных знакомых, которых встречал на вечеринках, в бюро и посольстве, где с помощью денег и благожелательных слов успешно складывалась почти любая карьера. «Счастливчик, как подступиться к
такому цветочному хозяйству?» — спрашивал меня кое-кго, кю многое дал бы за то, чтобы приехать сюда свободным и хоЛостым. Многие привезли с собой семьи, обосновались на виллах с плавательными бассейнами и прочей роскошью; при случае захаживали в бордели и смаковали потом впечатления в мужских разговорах. Чаще всего я умышленно направлял разговоры в деловое русло, примирившись с тем, что меня считали оригиналом и нерешительным человеком, поэтому, когда меня спрашивали о «цветочном хозяйстве» и дальнейших планах, ничего другого не оставалось, как уклончиво отвечать. «Меня интересует рынок не сегодняшнего, а завтрашнего дня»,— заявлял я с улыбкой, предоставляя людям судачить и гадать. Таким образом разъяснялось неизбежное американское вторжение и готовность к войне, ввоз оружия и материальных средств, вложение капиталов, спрос и потребление. «Я помышляю о фирме «Мед-текс»,— объявил я однажды озадаченному обществу.— Марлевые бинты, перевязочные пакеты, бинты против ожогов, лейкопластыри, брезент — не потребуется ли все это безотлагательно и в больших количествах?»
Я все хорошо предусмотрел, и целая группа помощников в Сайгоне, как по мановению волшебной палочки, расчищала мне путь и устраняла все помехи, так что я был лишь рекламой фирмы «Медтекс», которую с большим умением основали Хоа Хонг, ее престарелый шеф, отец Тханга и другие подпольщики. От меня требовалось лишь ставить свое имя под готовыми контрактами, открывать счета, снимать деньги и брать ссуды у своих знакомых, у которых не было ни малейших сомнений по поводу этого предприятия. До сих пор в этой области давались распоряжения лишь по ввозу и заграничным военным поставкам, однако специальные американские силы все больше расширяли военные действия, так что потребление стремительно возросло, и основание фирмы немедленно приобрело стратегическое значение. Вскоре я уже поддерживал с официальными, полуофициальными и тайными армейскими инстанциями оживленную, крайне интересную переписку, дубликаты которой спешно переправлялись в партизанскую зону. Бывали и непосредственные запросы из клиник и полевых лазаретов, которые иногда приводили к личным контактам, спешным перевозкам и осмотру местности. Кроме того, я снискал похвалу и от своих «соотечественников», которые удивлялись моей готовности к риску, боевым воям и патриотическому настрою. «Да, я патриот,— заверял я их с чистым сердцем.— Кто здесь живет и закрывает глаза на факты, тот — подлец. Необходимо взять на себя определенные обязательства!»
Нет, меня больше не мучили ни угрызения совести, ни сомнения, когда я притворялся, повсюду проникал и выходил на след самой отталкивающей «правды». О войне говорили открыто, и повсюду мелькало американское оружие и военная форма. Едва ли можно было сосчитать, сколь много транспортных самолетов и кораблей доставляли в страну пополнение, а вскоре и целые армии. Почти полночи я просиживал в задней комнатке цветочного магазина Хоа Хонг, где был установлен небольшой передатчик, и все, что знал, думал и чувствовал, передавал в дельту Меконга. Поначалу я сам кодировал тексты, передавая их азбукой Морзе, выучив продавщиц на радисток, принимал передачи: запросы, указания, приказы. Иногда рядом со мной сидела Хоа Хонг, выбирая важные даты и цифры из балансов и служебной переписки «Медтекса», передавала мне доклады других подпольных групп и исчезала, пожав мне руку и сказав «до свидания», хотя мы никогда не знали, когда сможем увидеться в следующий раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Майор понимал мое нетерпение, однако таких примитивных уловок было явно недостаточно. Впоследствии я вращался в высших деловых кругах, занимаясь созданием американского заокеанского филиала, играя с головы до пят мистера Роя Эдвардса из Атланты, чью биографию в любой момент я мог бы изукрасить всевозможными взлетами и падениями. К тому же я знал теперь секретный код, конспиративные имена, умел обращаться с коротковолновым передатчиком, знал явки и предупредительные сигналы тревоги. Например, обговаривались определенные места, где я должен был выронить цветные мелки в определенном порядке и количестве, затем раздавить их, если мне нужно было сообщить связному что-нибудь срочное. После того, как меня снабдили на всякий случай еще и револьвером, майор отпустил меня со множеством добрых пожеланий. В целях конспирации он предложил окольный путь: поездка на пароходе вверх по Меконгу до Камбоджи, потом прямым рейсом на самолете от Пномпеня до Сайгона. И там, где в Тан Шон Нюте я некогда поджидал господ, теперь я сам стоял жарким июльским днем, маленькие усики над верхней губой, солнечные очки, гардероб из Гонконга, черный чемоданчик; «Алло, такси!»
Никто не подозревал во мне льстивого, болтливого филиппинца или мулата, и уж совсем не предполагали разбойника-таксиста, которого, вероятно, до сих пор разыскивают. Мое превращение удалось прекрасно, к сожалению, недостающие пальцы могли выдать меня, при рукопожатии какой-нибудь старый знакомый мог бы меня узнать. Но я благородно держался в стороне, в конце концов, я был не просто кто-нибудь; я прощупал ситуацию и дал объявление: требуется помещение для конторы, собственный участок земли и готовый пойти на риск персонал для создания производства. Подходящую квартиру мне обеспечил маклер, к этому добавились телефон, машина, шофер и полдюжины молодых людей, которые были благодарны за хорошо оплачиваемую работу и беспредельно услужливы. Незаметно я влился в большую толпу рыцарей наживы, которые устремились сюда из Штатов и спекулировали на том, что за ними не слишком зорко следили. Именно это мне было особенно важно: из деловых соображений и из-за отличительного признака.
Я выждал несколько недель, прежде чем встретился с Хоа Хонг. «Это ты?» — спросила она и втащила меня в цветочный магазин, который открыла в нескольких сотнях метров подальше, прямо рядом с отелем «Мажестик», снова на Рю Катина. Несколько раз мы созванивались друг с другом, я был осведомлен обо всем, она же мало что знала обо мне. «Мне хотелось бы букет цветов, Хоа Хонг,— сказал я,— для моей дочери». В магазине были еще две продавщицы, я не имел права выйти из своей роли; но я имел право не скрывать радости по поводу рождения дочери. И старый хозяин, понемногу помогавший в магазине, внимательно рассматривал меня, мою искалеченную руку. Но во время нашей последней встречи Джилли еще не взрывал себя динамитом, он лишь кивнул и промолчал, когда я назвал свое имя: Рой Эдварде, положил цветы, как когда-то, и обещал вскоре снова прийти.
Ничего предосудительного не было в том, что приезжий американец, осмотревшись среди дочерей страны, решался на брак, когда рождался ребенок. Я не скрывал своей связи среди многочисленных знакомых, которых встречал на вечеринках, в бюро и посольстве, где с помощью денег и благожелательных слов успешно складывалась почти любая карьера. «Счастливчик, как подступиться к
такому цветочному хозяйству?» — спрашивал меня кое-кго, кю многое дал бы за то, чтобы приехать сюда свободным и хоЛостым. Многие привезли с собой семьи, обосновались на виллах с плавательными бассейнами и прочей роскошью; при случае захаживали в бордели и смаковали потом впечатления в мужских разговорах. Чаще всего я умышленно направлял разговоры в деловое русло, примирившись с тем, что меня считали оригиналом и нерешительным человеком, поэтому, когда меня спрашивали о «цветочном хозяйстве» и дальнейших планах, ничего другого не оставалось, как уклончиво отвечать. «Меня интересует рынок не сегодняшнего, а завтрашнего дня»,— заявлял я с улыбкой, предоставляя людям судачить и гадать. Таким образом разъяснялось неизбежное американское вторжение и готовность к войне, ввоз оружия и материальных средств, вложение капиталов, спрос и потребление. «Я помышляю о фирме «Мед-текс»,— объявил я однажды озадаченному обществу.— Марлевые бинты, перевязочные пакеты, бинты против ожогов, лейкопластыри, брезент — не потребуется ли все это безотлагательно и в больших количествах?»
Я все хорошо предусмотрел, и целая группа помощников в Сайгоне, как по мановению волшебной палочки, расчищала мне путь и устраняла все помехи, так что я был лишь рекламой фирмы «Медтекс», которую с большим умением основали Хоа Хонг, ее престарелый шеф, отец Тханга и другие подпольщики. От меня требовалось лишь ставить свое имя под готовыми контрактами, открывать счета, снимать деньги и брать ссуды у своих знакомых, у которых не было ни малейших сомнений по поводу этого предприятия. До сих пор в этой области давались распоряжения лишь по ввозу и заграничным военным поставкам, однако специальные американские силы все больше расширяли военные действия, так что потребление стремительно возросло, и основание фирмы немедленно приобрело стратегическое значение. Вскоре я уже поддерживал с официальными, полуофициальными и тайными армейскими инстанциями оживленную, крайне интересную переписку, дубликаты которой спешно переправлялись в партизанскую зону. Бывали и непосредственные запросы из клиник и полевых лазаретов, которые иногда приводили к личным контактам, спешным перевозкам и осмотру местности. Кроме того, я снискал похвалу и от своих «соотечественников», которые удивлялись моей готовности к риску, боевым воям и патриотическому настрою. «Да, я патриот,— заверял я их с чистым сердцем.— Кто здесь живет и закрывает глаза на факты, тот — подлец. Необходимо взять на себя определенные обязательства!»
Нет, меня больше не мучили ни угрызения совести, ни сомнения, когда я притворялся, повсюду проникал и выходил на след самой отталкивающей «правды». О войне говорили открыто, и повсюду мелькало американское оружие и военная форма. Едва ли можно было сосчитать, сколь много транспортных самолетов и кораблей доставляли в страну пополнение, а вскоре и целые армии. Почти полночи я просиживал в задней комнатке цветочного магазина Хоа Хонг, где был установлен небольшой передатчик, и все, что знал, думал и чувствовал, передавал в дельту Меконга. Поначалу я сам кодировал тексты, передавая их азбукой Морзе, выучив продавщиц на радисток, принимал передачи: запросы, указания, приказы. Иногда рядом со мной сидела Хоа Хонг, выбирая важные даты и цифры из балансов и служебной переписки «Медтекса», передавала мне доклады других подпольных групп и исчезала, пожав мне руку и сказав «до свидания», хотя мы никогда не знали, когда сможем увидеться в следующий раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40