Разве не так шла эволюция? Следующая стадия: наделить коллектив клеток специальными функциями — инстинктом, чувствами, движением в пространстве, начатками рассудка. На этой стадии немалым соблазном было бы определить, какие организмы наиболее жизнестойки. Но ведь и биологическая эволюция не удержалась от такой любознательности, создавая рядом с вирусами китов и динозавров, слонов и птиц, мхи и деревья. Следующая стадия: сконструировать популяции — стаи, стада, сообщества. Экспериментально проверяются типы жизни, немыслимые вне коллектива, само индивидуальное существование становится функцией коллективного бытия. Существенное усложнение, не правда ли? И последнее — создание разума. Для этой цели и сконструирован человек.
Человек — завершение эксперимента, во всяком случае на современном этапе. Вас не удивляло, что все биологические функции и у животных, и у человека даны в очень скудных границах от средних потребностей? Скажем, максимум десятикратных. Не пробежать в десять раз быстрей обычного шага, не съесть вдесятеро больше нормы, не прожить в десять раз дольше среднего бытия. Все живое запроектировано с большой экономией жизненного потенциала. И только одна жизненная функция и только у одного человека дана воистину в безграничности — разум. Только разуму вы не положите десятикратного верхнего предела. Ни в еде, ни в ходьбе, ни в физической силе, ни в росте мы и двукратно не превзошли нашего предка питекантропа. А в разуме? Тысячекратно! И продолжаем наращивать наш интеллектуальный потенциал!
Аркадий чувствовал себя победителем. Бах сказал с одобрением:
— Отличная речь, друг Аркадий. Весьма горячая, весьма! Но ты не ответил на главный вопрос. Раз обнаружены искусственные конструкции, да ещё в таком количестве, то должен существовать и искусник-конструктор. Мы не возвращаемся к идее бога, но все же конструктор, разработавший безграничный, как ты утверждаешь, потенциал человеческого разума, должен сам обладать разумом не меньше нашего, а, пожалуй, больше. Где же он, этот Высший Разум? Как его найти? Как вступить с ним в контакт?
— Предлагаю такую гипотезу. Вообразим человечество, ушедшее от нас на тысячу лет вперёд. И пусть на новой Урании новая Мария Вильсон геноконструирует организмы. Она тогда, наверно, сможет не просто менять их, но создавать неслыханно новые, необыкновенные. Какому-нибудь дикарю, нашему предку, та грядущая Мария покажется творящим божеством — её инженерное умение он расценит как божественное.
— Божественность как инженерное умение! Неплохо! Но как связать все эти твои рассуждения со скандинавской находкой?
— Вижу две возможности. Либо сами представители Высшего инженерного Разума посетили молодую Землю, но потеряли здесь одного из своих. Либо — особенно если они сами не человекообразны — начали оснащение Земли всеми биоконструкциями, включая и человека, но потерпели фиаско, ибо ещё не было условий для высших организмов.
— То есть, иначе говоря, Высшему Разуму не хватило разумного понимания обстановки? Но послушай, друг Аркадий: даже если эксперимент жизни сознателен, а не стихиен, почему его не может произвести сама природа? Напомню тебе об одном старом философе, Фридрихе Энгельсе. Он писал, что природа одарена внутренней потребностью познавать себя. Создание мыслящего человека — один из способов её самопознания. Но человечество появилось и может исчезнуть, а потребность самопознания в природе остаётся, поскольку остаётся сама природа. И вот Энгельс утверждает, что с такой же неизбежностью, с какой природа в какое-то время в каком-то месте уничтожает своё высшее создание — мыслящий разум, с такой же неизбежностью в другом месте и, возможно, в другой форме она снова возродит его.
— Но ведь это не противоречит моей гипотезе! — воскликнул Аркадий. — Вижу подтверждение, а не опровержение.
Кнудсен обратился к Марии, весело смотревшей то на одного, то на другого, но не проронившей ни одного слова:
— Спор интересен, не правда ли? Твоё мнение о спорящих?
Она ответила:
— Мне понравилась дискуссия. Благодарю тебя, Аркадий, за доброе упоминание работ моей геноструктурной лаборатории.
Он спросил с вызовом:
— Понравился только хороший отзыв о геноструктурщиках?
— Не только.
— Что же ещё?
— Многое. И что тебя с академиком одолевают не совсем стандартные идеи. И что оба вы захвачены силой своих доказательств. Мне приятно, что буду работать с людьми, умеющими мыслить и увлекаться.
— Это значит, друг Мария, что ты согласна с моей гипотезой?
Она ответила спокойно:
— Нет, конечно.
Он сказал с удивлением:
— Не понимаю! Так блестяще использовать разумное начало в трансформировании животных — и отрицать разумность жизни!
— Не разумность, а только то, что в её создании и эволюции участвовал некий Высший Разум.
— По твоему мнению, Высшего Разума нет?
— Ты меня не так понял. Я хочу сказать другое: если Высший Разум и существует, то он неразумен. Если твой гипотетический Высший Разум надумал конструировать жизнь, то такая попытка ему не удалась.
Бах в восторге воскликнул:
— Черт возьми! Я думал, что спор закончен, а он снова начинается — и по-иному! Друзья мои, спорьте, спорьте! Я весь обратился в слух, как выражались в старину.
— Попытка не удалась? — переспросил Аркадий. — Как же не удалась, если жизнь реально существует?
— Существует, но без предварительного инженерного расчёта. Ты ведь не будешь отрицать, что расчёт есть основа разумного решения. Я не нахожу его в эволюции жизни. Жизнь не несёт на себе печати разумности. Если живые существа — искусственные конструкции, то генеральный конструктор — посредственность. Слово «искусственное» происходит от слова «искусство», не так ли? Твой Высший Разум неискусен, если живой организм его творение.
— И это можно доказать?
— Уверена, что смогу это сделать.
Аркадий в замешательстве посмотрел на Кнудсена. Старший товарищ вмешаться в дискуссию не захотел. Бах, ухмыляясь, наслаждался стычкой. Изящный Асмодей словно набрал в рот воды. Мария сидела невозмутимая, лёгкая улыбка смягчала серьёзность лица.
— Я слушаю, — сказал Аркадий.
Все, знакомившиеся с земными организмами, отмечали в них целесообразность строения и функций, говорила Мария. Но что содержится в той прославленной целесообразности? Только то, что организмы существуют не погибая. Возможно, нарождались и миллионы тварей с меньшей целесообразностью — такие погибали быстро. Целесообразность — набор того минимума приспособлений и умений, без которого не прожить самому, не породить потомства. Но где же здесь разум?
Разум выявился бы и здесь, если бы в строении и функциях организма были найдены оптимальные решения. Ибо разумное творчество изобретает лучшие варианты. Но такого стремления к совершенству и в природе в помине нет. Она немедленно удовлетворяется, едва найдёт первое, самое примитивное решение, она конструирует тяп-ляп, лишь бы пустить своё создание в мир. Поиск узких щелей существования — такова творческая работа природы. Она создаёт организмы для жизни в границах десяти — сорока градусов тепла. Попробуй брось их в нулевую температуру, в стоградусную жару! Сконструированы лёгкие — и всю жизнь непрерывно дыши, остановишься на несколько минут — погиб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Человек — завершение эксперимента, во всяком случае на современном этапе. Вас не удивляло, что все биологические функции и у животных, и у человека даны в очень скудных границах от средних потребностей? Скажем, максимум десятикратных. Не пробежать в десять раз быстрей обычного шага, не съесть вдесятеро больше нормы, не прожить в десять раз дольше среднего бытия. Все живое запроектировано с большой экономией жизненного потенциала. И только одна жизненная функция и только у одного человека дана воистину в безграничности — разум. Только разуму вы не положите десятикратного верхнего предела. Ни в еде, ни в ходьбе, ни в физической силе, ни в росте мы и двукратно не превзошли нашего предка питекантропа. А в разуме? Тысячекратно! И продолжаем наращивать наш интеллектуальный потенциал!
Аркадий чувствовал себя победителем. Бах сказал с одобрением:
— Отличная речь, друг Аркадий. Весьма горячая, весьма! Но ты не ответил на главный вопрос. Раз обнаружены искусственные конструкции, да ещё в таком количестве, то должен существовать и искусник-конструктор. Мы не возвращаемся к идее бога, но все же конструктор, разработавший безграничный, как ты утверждаешь, потенциал человеческого разума, должен сам обладать разумом не меньше нашего, а, пожалуй, больше. Где же он, этот Высший Разум? Как его найти? Как вступить с ним в контакт?
— Предлагаю такую гипотезу. Вообразим человечество, ушедшее от нас на тысячу лет вперёд. И пусть на новой Урании новая Мария Вильсон геноконструирует организмы. Она тогда, наверно, сможет не просто менять их, но создавать неслыханно новые, необыкновенные. Какому-нибудь дикарю, нашему предку, та грядущая Мария покажется творящим божеством — её инженерное умение он расценит как божественное.
— Божественность как инженерное умение! Неплохо! Но как связать все эти твои рассуждения со скандинавской находкой?
— Вижу две возможности. Либо сами представители Высшего инженерного Разума посетили молодую Землю, но потеряли здесь одного из своих. Либо — особенно если они сами не человекообразны — начали оснащение Земли всеми биоконструкциями, включая и человека, но потерпели фиаско, ибо ещё не было условий для высших организмов.
— То есть, иначе говоря, Высшему Разуму не хватило разумного понимания обстановки? Но послушай, друг Аркадий: даже если эксперимент жизни сознателен, а не стихиен, почему его не может произвести сама природа? Напомню тебе об одном старом философе, Фридрихе Энгельсе. Он писал, что природа одарена внутренней потребностью познавать себя. Создание мыслящего человека — один из способов её самопознания. Но человечество появилось и может исчезнуть, а потребность самопознания в природе остаётся, поскольку остаётся сама природа. И вот Энгельс утверждает, что с такой же неизбежностью, с какой природа в какое-то время в каком-то месте уничтожает своё высшее создание — мыслящий разум, с такой же неизбежностью в другом месте и, возможно, в другой форме она снова возродит его.
— Но ведь это не противоречит моей гипотезе! — воскликнул Аркадий. — Вижу подтверждение, а не опровержение.
Кнудсен обратился к Марии, весело смотревшей то на одного, то на другого, но не проронившей ни одного слова:
— Спор интересен, не правда ли? Твоё мнение о спорящих?
Она ответила:
— Мне понравилась дискуссия. Благодарю тебя, Аркадий, за доброе упоминание работ моей геноструктурной лаборатории.
Он спросил с вызовом:
— Понравился только хороший отзыв о геноструктурщиках?
— Не только.
— Что же ещё?
— Многое. И что тебя с академиком одолевают не совсем стандартные идеи. И что оба вы захвачены силой своих доказательств. Мне приятно, что буду работать с людьми, умеющими мыслить и увлекаться.
— Это значит, друг Мария, что ты согласна с моей гипотезой?
Она ответила спокойно:
— Нет, конечно.
Он сказал с удивлением:
— Не понимаю! Так блестяще использовать разумное начало в трансформировании животных — и отрицать разумность жизни!
— Не разумность, а только то, что в её создании и эволюции участвовал некий Высший Разум.
— По твоему мнению, Высшего Разума нет?
— Ты меня не так понял. Я хочу сказать другое: если Высший Разум и существует, то он неразумен. Если твой гипотетический Высший Разум надумал конструировать жизнь, то такая попытка ему не удалась.
Бах в восторге воскликнул:
— Черт возьми! Я думал, что спор закончен, а он снова начинается — и по-иному! Друзья мои, спорьте, спорьте! Я весь обратился в слух, как выражались в старину.
— Попытка не удалась? — переспросил Аркадий. — Как же не удалась, если жизнь реально существует?
— Существует, но без предварительного инженерного расчёта. Ты ведь не будешь отрицать, что расчёт есть основа разумного решения. Я не нахожу его в эволюции жизни. Жизнь не несёт на себе печати разумности. Если живые существа — искусственные конструкции, то генеральный конструктор — посредственность. Слово «искусственное» происходит от слова «искусство», не так ли? Твой Высший Разум неискусен, если живой организм его творение.
— И это можно доказать?
— Уверена, что смогу это сделать.
Аркадий в замешательстве посмотрел на Кнудсена. Старший товарищ вмешаться в дискуссию не захотел. Бах, ухмыляясь, наслаждался стычкой. Изящный Асмодей словно набрал в рот воды. Мария сидела невозмутимая, лёгкая улыбка смягчала серьёзность лица.
— Я слушаю, — сказал Аркадий.
Все, знакомившиеся с земными организмами, отмечали в них целесообразность строения и функций, говорила Мария. Но что содержится в той прославленной целесообразности? Только то, что организмы существуют не погибая. Возможно, нарождались и миллионы тварей с меньшей целесообразностью — такие погибали быстро. Целесообразность — набор того минимума приспособлений и умений, без которого не прожить самому, не породить потомства. Но где же здесь разум?
Разум выявился бы и здесь, если бы в строении и функциях организма были найдены оптимальные решения. Ибо разумное творчество изобретает лучшие варианты. Но такого стремления к совершенству и в природе в помине нет. Она немедленно удовлетворяется, едва найдёт первое, самое примитивное решение, она конструирует тяп-ляп, лишь бы пустить своё создание в мир. Поиск узких щелей существования — такова творческая работа природы. Она создаёт организмы для жизни в границах десяти — сорока градусов тепла. Попробуй брось их в нулевую температуру, в стоградусную жару! Сконструированы лёгкие — и всю жизнь непрерывно дыши, остановишься на несколько минут — погиб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82