А имя Асмодей не расшифровано, но, возможно, и в нем есть важный смысл.
— Вот видишь, как много мы узнали о пришельцах, — закончил Ронна. — И можем уже осмысленно воспринимать картинки, появившиеся в луче ротонного генератора. Прикажи подать на экран расшифрованную запись.
На экране снова возникло просторное светлое помещение и пять фигур. Но если недавно оба дилона наблюдали лишь жестикуляцию рук и движение губ и челюстей, то теперь стал ясен и сам разговор.
— Нет, это же поразительно! — говорил тот полный и невысокий, о котором расшифровали, что зовут его Михаилом Бахом и что он академик. — Какие деревья, нет, какие деревья! Каждое до ста метров и больше! Ни в одну эпоху на Земле не было таких гигантов, а ведь растительности хватало. И где? На небольшой планетке, в мире какого-то превратного времени!
— Не превратного, а искривлённого, — с улыбкой поправил Кнудсен. — Но какое отношение имеют метаморфозы времени к величине деревьев, Миша?
— Знаю: вы, хронофизики, считаете одинаково законными любые уродства времени. Но я — археолог, Анатолий, земной археолог. Для меня не только я сам, но и горы, и океаны, и леса существуют лишь в моем прямом времени — том, которое движется всегда вперёд, всегда от прошлого через настоящее к будущему. И хотя физики убеждали меня, что кроме вещества существует ещё и антивещество, и то антивещество можно изобразить как пребывающее во времени обратном, я понимал это мыслью, а не чувством. И я ожидал, что встречусь в мирах иного времени с чем-то столь же удивительным, как удивительно само понятие иного времени — деревья, растущие не вверх, а вниз или вбок, камни, падающие вверх, холодный жидкий металл… Но вот мы сейчас в каком-то дико запутанном времени, оно движется не вперёд и не назад, а кружится и петляет. А за стеной хронолета такой же предметный мир, такие же камни и воздух — правда, много плотней нашего земного, такие же вода и растения. Время течёт по-иному, а мир в нем такой же. Нет невероятностей и чудовищностей — и это невероятно и чудовищно! И в этом немыслимо не нашем времени, живут какие-то развитые народы — вон два их разведочных аппарата зависли над «Гермесом»: изучают нас, возможно, и прикидывают, как нас приветствовать — объятиями или залпами? Земное, слишком земное! Не удивлюсь, если аборигены планеты ходят на двух ногах, несут на плечах по одной голове и обратятся к нам на человеческом языке.
В разговор вступил молодой хрононавигатор:
— Анатолий, я снова прошу — снимем оптическую невидимость и пойдём на разведку.
Кнудсен глядел на экран. Два шара — явные разведчики — покоились в воздухе, как на фундаменте. Недавно они примчались на полянку, вдруг стали сжиматься и опускаться. Потом сжатие прекратилось, оборвалось и падение. По всему, выталкивающая сила местной атмосферы уравновешивала вес шаров. Что могли фиксировать разведчики, упрямо не отрывавшиеся от корабля? Оптический экран для них не помеха: они, перед тем как замереть в неподвижности, облетели весь корабль и так точно повторили все извивы его корпуса, как если бы видели его на ярком свету. Если аборигены применяют гравитационные индикаторы, то могут не только изучать незнакомый объект, но и наносить по нему гравитационные удары. Гравитаторам корабля задана программа отражения гравитационного нападения. Но не было признаков агрессивности аборигенов. И не было сигналов — гравитационных, оптических, тепловых, электромагнитных, — которые зафиксировали бы желание контакта: ограничивались наблюдением за кораблём.
— Выпускаем разведчика, — распорядился Кнудсен.
Затем оба дилона увидели то, что уже наблюдали раньше — вылетевший аэроразведчик и сам корабль, выключивший оптическую защиту. И ещё увидели на экране, как они сами на одном из поисковиков помчались вслед за аэроразведчиком.
— Что мы делали, рассматривать неинтересно, Ланна, — заметил Ронна. — Сконцентрируемся на том, что видели в это время пришельцы на экране корабля.
Пришельцы видели то же самое, что совершалось перед глазами Ронны и Ланны, когда они сопровождали разведчик в его метаниях над городом и мешали ему опасно приблизиться к охранным маякам. Интересней были комментарии пришельцев.
— Настоящий город! — воскликнул Бах. — Правда, здания без окон. Боюсь, они не радуются свирепому сиянию своей белой звезды. Отсутствие окон — наверно, для защиты от неё. Сколько аборигенов на улицах! Асмодей, познакомь нас поближе с кем-нибудь.
Асмодей, сидевший у пульта, направил астроразведчика на одного дилона, задравшего вверх голову.
Женщина, сидевшая рядом с Кнудсеном, вскрикнула. Дилон, испуганный пикировавшим на него разведчиком, проворно удрал, а женщина сказала:
— Какой уродец! Собачья морда, а не лицо. И сколько зубов в пасти! Но глаза добрые и умные. И как этот уродец выразил ужас, когда наш датчик стал падать на него. Он, похоже, подумал, что его собираются раздавить. Между прочим, все они хвостатые и чудовищно длиннорукие.
Кнудсен задумчиво сказал:
— Не знаю, можно ли так говорить: «между прочим, хвостатые и длиннорукие». А если здесь это важная функция — быть хвостатым и длинноруким? Не между прочим, а по существу, Мария! Напомню, что на Латоне в своей геноструктурной лаборатории ты выводила живые конструкции со множеством необычных и неожиданных органов и деталей. Ведь так? Но у каждого нового органа была своя важная функция, ни один не создавался «между прочим».
Женщина с улыбкой посмотрела на Кнудсена.
— Анатолий, ты продолжаешь попытки обратить меня в свою веру. Но я говорила тебе, что в геноструктурной лаборатории на Латоне новые живые формы создаются по разработанным разумным проектам. Не верю в разумность природы. Она работает не по чертежу, не по программе. В ней игра сил, а не проникновенность разума. Вынужденная реакция на внешнюю необходимость. Природа — творец, не отрицаю, но плохой конструктор. И я это всегда буду утверждать.
— Мы, между прочим, для того и отправились в наше хронопутешествие, чтобы выяснить, кто из нас прав, — примирительно сказал Кнудсен.
Асмодей, показывая рукой на экран, закричал:
— Аборигены мешают разведчику. Что делать?
В это время разведчик приближался к башне и поисковик дилонов вклинился между ним и маяком, не давая дороги. Молодой хрононавигатор, Аркадий Никитин, сказал:
— Анатолий, вот прекрасный способ выяснить намерения аборигенов. Они отгоняют от башни — значит, там что-то запретное. Но как они поступят, если продолжим разведку башни? Какие возможности недопущения и защиты?
— Информация методом провокации, — сказала женщина, пожимая плечами.
— Не уверена, что это лучший способ знакомства.
— Лезть на рожон не будем, но и сразу отступаться не надо, — сказал Кнудсен. — Асмодей, покажи, что способен уйти от контроля, но большим приближением не нервируй.
Асмодей легко увёл разведчика вниз, ещё легче оторвался от шара, взмыв вверх. Игра, только начавшись, прервалась. Тускло светившаяся верхушка башни вспыхнула и погасла. Аэроразведчик превратился в клубок пламени, пламя стало облачком пыли, пыль рассеивалась в воздухе. Пассажиры трансмирового корабля молчали, не отрывая глаз от экрана.
— Поделом нам, — прервала молчание Мария Вильсон-Ясуко. — Имели ясное указание, что можно и чего нельзя, и вызывающе не посчитались с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Вот видишь, как много мы узнали о пришельцах, — закончил Ронна. — И можем уже осмысленно воспринимать картинки, появившиеся в луче ротонного генератора. Прикажи подать на экран расшифрованную запись.
На экране снова возникло просторное светлое помещение и пять фигур. Но если недавно оба дилона наблюдали лишь жестикуляцию рук и движение губ и челюстей, то теперь стал ясен и сам разговор.
— Нет, это же поразительно! — говорил тот полный и невысокий, о котором расшифровали, что зовут его Михаилом Бахом и что он академик. — Какие деревья, нет, какие деревья! Каждое до ста метров и больше! Ни в одну эпоху на Земле не было таких гигантов, а ведь растительности хватало. И где? На небольшой планетке, в мире какого-то превратного времени!
— Не превратного, а искривлённого, — с улыбкой поправил Кнудсен. — Но какое отношение имеют метаморфозы времени к величине деревьев, Миша?
— Знаю: вы, хронофизики, считаете одинаково законными любые уродства времени. Но я — археолог, Анатолий, земной археолог. Для меня не только я сам, но и горы, и океаны, и леса существуют лишь в моем прямом времени — том, которое движется всегда вперёд, всегда от прошлого через настоящее к будущему. И хотя физики убеждали меня, что кроме вещества существует ещё и антивещество, и то антивещество можно изобразить как пребывающее во времени обратном, я понимал это мыслью, а не чувством. И я ожидал, что встречусь в мирах иного времени с чем-то столь же удивительным, как удивительно само понятие иного времени — деревья, растущие не вверх, а вниз или вбок, камни, падающие вверх, холодный жидкий металл… Но вот мы сейчас в каком-то дико запутанном времени, оно движется не вперёд и не назад, а кружится и петляет. А за стеной хронолета такой же предметный мир, такие же камни и воздух — правда, много плотней нашего земного, такие же вода и растения. Время течёт по-иному, а мир в нем такой же. Нет невероятностей и чудовищностей — и это невероятно и чудовищно! И в этом немыслимо не нашем времени, живут какие-то развитые народы — вон два их разведочных аппарата зависли над «Гермесом»: изучают нас, возможно, и прикидывают, как нас приветствовать — объятиями или залпами? Земное, слишком земное! Не удивлюсь, если аборигены планеты ходят на двух ногах, несут на плечах по одной голове и обратятся к нам на человеческом языке.
В разговор вступил молодой хрононавигатор:
— Анатолий, я снова прошу — снимем оптическую невидимость и пойдём на разведку.
Кнудсен глядел на экран. Два шара — явные разведчики — покоились в воздухе, как на фундаменте. Недавно они примчались на полянку, вдруг стали сжиматься и опускаться. Потом сжатие прекратилось, оборвалось и падение. По всему, выталкивающая сила местной атмосферы уравновешивала вес шаров. Что могли фиксировать разведчики, упрямо не отрывавшиеся от корабля? Оптический экран для них не помеха: они, перед тем как замереть в неподвижности, облетели весь корабль и так точно повторили все извивы его корпуса, как если бы видели его на ярком свету. Если аборигены применяют гравитационные индикаторы, то могут не только изучать незнакомый объект, но и наносить по нему гравитационные удары. Гравитаторам корабля задана программа отражения гравитационного нападения. Но не было признаков агрессивности аборигенов. И не было сигналов — гравитационных, оптических, тепловых, электромагнитных, — которые зафиксировали бы желание контакта: ограничивались наблюдением за кораблём.
— Выпускаем разведчика, — распорядился Кнудсен.
Затем оба дилона увидели то, что уже наблюдали раньше — вылетевший аэроразведчик и сам корабль, выключивший оптическую защиту. И ещё увидели на экране, как они сами на одном из поисковиков помчались вслед за аэроразведчиком.
— Что мы делали, рассматривать неинтересно, Ланна, — заметил Ронна. — Сконцентрируемся на том, что видели в это время пришельцы на экране корабля.
Пришельцы видели то же самое, что совершалось перед глазами Ронны и Ланны, когда они сопровождали разведчик в его метаниях над городом и мешали ему опасно приблизиться к охранным маякам. Интересней были комментарии пришельцев.
— Настоящий город! — воскликнул Бах. — Правда, здания без окон. Боюсь, они не радуются свирепому сиянию своей белой звезды. Отсутствие окон — наверно, для защиты от неё. Сколько аборигенов на улицах! Асмодей, познакомь нас поближе с кем-нибудь.
Асмодей, сидевший у пульта, направил астроразведчика на одного дилона, задравшего вверх голову.
Женщина, сидевшая рядом с Кнудсеном, вскрикнула. Дилон, испуганный пикировавшим на него разведчиком, проворно удрал, а женщина сказала:
— Какой уродец! Собачья морда, а не лицо. И сколько зубов в пасти! Но глаза добрые и умные. И как этот уродец выразил ужас, когда наш датчик стал падать на него. Он, похоже, подумал, что его собираются раздавить. Между прочим, все они хвостатые и чудовищно длиннорукие.
Кнудсен задумчиво сказал:
— Не знаю, можно ли так говорить: «между прочим, хвостатые и длиннорукие». А если здесь это важная функция — быть хвостатым и длинноруким? Не между прочим, а по существу, Мария! Напомню, что на Латоне в своей геноструктурной лаборатории ты выводила живые конструкции со множеством необычных и неожиданных органов и деталей. Ведь так? Но у каждого нового органа была своя важная функция, ни один не создавался «между прочим».
Женщина с улыбкой посмотрела на Кнудсена.
— Анатолий, ты продолжаешь попытки обратить меня в свою веру. Но я говорила тебе, что в геноструктурной лаборатории на Латоне новые живые формы создаются по разработанным разумным проектам. Не верю в разумность природы. Она работает не по чертежу, не по программе. В ней игра сил, а не проникновенность разума. Вынужденная реакция на внешнюю необходимость. Природа — творец, не отрицаю, но плохой конструктор. И я это всегда буду утверждать.
— Мы, между прочим, для того и отправились в наше хронопутешествие, чтобы выяснить, кто из нас прав, — примирительно сказал Кнудсен.
Асмодей, показывая рукой на экран, закричал:
— Аборигены мешают разведчику. Что делать?
В это время разведчик приближался к башне и поисковик дилонов вклинился между ним и маяком, не давая дороги. Молодой хрононавигатор, Аркадий Никитин, сказал:
— Анатолий, вот прекрасный способ выяснить намерения аборигенов. Они отгоняют от башни — значит, там что-то запретное. Но как они поступят, если продолжим разведку башни? Какие возможности недопущения и защиты?
— Информация методом провокации, — сказала женщина, пожимая плечами.
— Не уверена, что это лучший способ знакомства.
— Лезть на рожон не будем, но и сразу отступаться не надо, — сказал Кнудсен. — Асмодей, покажи, что способен уйти от контроля, но большим приближением не нервируй.
Асмодей легко увёл разведчика вниз, ещё легче оторвался от шара, взмыв вверх. Игра, только начавшись, прервалась. Тускло светившаяся верхушка башни вспыхнула и погасла. Аэроразведчик превратился в клубок пламени, пламя стало облачком пыли, пыль рассеивалась в воздухе. Пассажиры трансмирового корабля молчали, не отрывая глаз от экрана.
— Поделом нам, — прервала молчание Мария Вильсон-Ясуко. — Имели ясное указание, что можно и чего нельзя, и вызывающе не посчитались с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82