Чульпенев - водитель троллейбуса.
Подавленный месячным сидением в яме, Чульпенев предстает перед трибуналом 36-й мотодивизии. Присутствуют: командир дивизии Лебедев, начальник политотдела Слесарев. Свидетель Лозовский на суд даже не вызван. (Однако, для оформления ложных показаний уже после суда возьмут подпись и с Лозовского и с комиссара Серегина.) Вопросы суда: был у вас разговор с Лозовским? о чем он вас спрашивал? как вы ответили? Чульпенев простодушно докладывает, что он все еще не видит своей вины. "Но ведь многие ж разговаривают!" - наивно восклицает он. Суд отзывчив: "Кто именно? Назовите." Но Чульпенев не из их породы! Ему дают последнее слово. "Прошу суд еще раз проверить мой патриотизм, дать мне задание, связанное со смертью!" И простосердечный богатырь: "мне - и тому, кто меня оклеветал, нам вместе!" Э, нет, эти рыцарские замашки мы имеем задание в народе убивать. Лозовский должен выдавать порошки, Серегин должен воспитывать бойцов.Серегин Виктор Андреевич сейчас в Москве, работает в комбинате бытового обслуживания при Моссовете. Живет хорошо.
И разве важно - умрешь ты или не умрешь? Важно, что мы стояли на страже. Вышли, покурили, вернулись: десять лет и три лишения прав. Таких дел в каждой дивизии за войну было не десять (иначе дороговато было бы содержать трибунал). А сколько всего дивизий - пусть посчитает читатель. ... Удручающе похожи друг на друга заседания трибуналов. Удручающе безлики и безчувственны судьи - резиновые перчатки. Приговоры - все с конвейера. Все держат серьезный вид, но все понимают, что это - балаган, и яснее всего это - конвойным ребятам, попроще. На новосибирской пересылке в 1945 году конвой принимает арестантов перекличкой по делам. "Такой-то!" "58-1-а, двадцать пять лет". Начальник конвоя заинтересовался: "За что дали?" - "Да ни за что." - "Врешь. Ни за что - десять дают!" Когда трибунал торопится, "совещание" занимает одну минуту - выйти и войти. Когда рабочий день трибунала по 16 часов подряд - в дверь совещательной комнаты видна белая скатерть, накрытый стол, вазы с фруктами. Если не очень спешат - приговор любят читать "с психологией": "... приговорить к высшей мере наказания!.." Пауза. Судья смотрит осужденному в глаза, это интересно: как он переживает? что он там сейчас чувствует? "...Но, учитывая чистосердечное раскаяние..." Все стены трибунальской ожидальни исцарапаны гвоздями и карандашами: "получил расстрел", "получил четвертную", "получил десятку". Надписи не стирают: это назидательно. Бойся, клонись и не думай, что ты можешь что-нибудь изменить своим поведением. Хоть демосфенову речь произнеси в свое оправдание в пустом зале при кучке следователей (Ольга Слиозберг на ВерхСуде, 1936) - это нисколько тебе не поможет. Вот поднять с десятки на расстрел - это ты можешь; вот если крикнешь им: "Вы фашисты! Я стыжусь, что несколько лет состоял в вашей партии!" (Николай Семенович Даскаль спецколлегии Азово-Черноморского края, председатель Холик, Майкоп, 1937) тогда мотанут новое дело, тогда погубят. Чавдаров рассказывает случай, когда на суде обвиняемые вдруг отказались от всех своих ложных признаний на следствии. Что ж? Если и была заминка для перегляда, то только несколько секунд. Прокурор потребовал перерыва, не объясняя, зачем. Из следственной тюрьмы примчались следователи и их подсобники-молотобойцы. Всех подсудимых, разведенных по боксам, снова хорошо избили, обещая на втором перерыве добить. Перерыв окончился. Судья заново всех опросил - и все теперь признали. Выдающуюся ловкость проявил Александр Григорьевич Каретников, директор научно-исследовательского текстильного института. Перед самым тем, как должно было открыться заседание Военной Коллегии Верховного Суда, он заявил через охрану, что хочет дать дополнительные показания. Это, конечно, заинтересовало. Его принял прокурор. Каретников обнажил ему свою гниющую ключицу, перебитую табуреткой следователя, и заявил: "Я все подписал под пытками." Уж прокурор проклинал себя за жадность к "дополнительным" показаниям, но поздно. Каждый из них бестрепетен лишь пока он незамечаемая часть общей действующей машины. Но как только на нем сосредоточилась личная ответственность, луч света уперся прямо в него - он бледнеет, он понимает, что и он - ничто, и он может поскользнуться на любой корке. Так Каретников поймал прокурора и тот не решился притушить дела. Началось заседание Военной Коллегии, Каретников повторил все и там... Вот когда Военная Коллегия ушла действительно совещаться! Но приговор она могла вынести только оправдательный и, значит, тут же освободить Каретникова. И поэтому... НЕ ВЫНЕСЛА НИКАКОГО! Как ни в чем не бывало, взяли Каретникова опять в тюрьму, подлечили его, подержали три месяца. Пришел новый следователь, очень вежливый, выписал новый ордер на арест (если б Коллегия не кривила, хоть эти три месяца Каретников мог бы погулять на воле!), задал снова вопросы первого следователя. Каретников, предчувствуя свободу, держался стойко и ни в чем не признавал себя виноватым. И что же?.. По ОСО он получил 8 лет. Этот пример достаточно показывает возможности арестанта и возможности ОСО. А Державин так писал: "Пристрастный суд - разбоя злее. Судьи - враги, где спит закон. Пред вами гражданина шея Протянута без оборон." Но редко у Военной Коллегии Верховного Суда случались такие неприятности, да и вообще редко она протирала свои мутные глаза, чтобы взглянуть на отдельного оловянного арестантика. А.Д.Р., инженер-электрик, в 1937 году был втащен наверх, на четвертый этаж, бегом по лестнице двумя конвоирами под руки (лифт, вероятно работал, но арестанты сыпали так часто, что тогда и сотрудникам бы не подняться). Разминуясь со встречным, уже осужденным, вбежали в зал. Военная Коллегия так торопилась, что даже не сидели, а стояли все трое. С трудом отдышавшись (ведь обессилел от долгого следствия) Р. вымолвил свою фамилию, имя-отчество. Что-то бормотнули, переглянулись и Ульрих - все он же! - объявил: "Двадцать лет!" И прочь бегом поволокли Р., бегом втащили следующего.
Случилось как во сне: в ферале 1963 года по той же самой лестнице, но в вежливом сопровождении полковника-парторга, пришлось подняться и мне. И в зале с круглою колоннадой, где, говорят, заседает пленум Верховного Суда Союза, с огромным подковообразным столом и внутри него еще с круглым и семью старинными стульями, меня слушали семьдесят сотрудников Военной Коллегии - вот той самой, которая судила когда-то Каретникова, и Р. и других и прочее и так далее... И я сказал им: "Что за знаменательный день! Будучи осужден сперва на лагерь, потом на вечную ссылку - я никогда в глаза не видел ни одного судьи. И вот теперь я вижу вас всех, собранных вместе!" (И они-то видели живого зэка, протертыми глазами, - впервые.) Но, оказывается, это были - не они! Да. Теперь говорили они, что - это были не они. Уверяли меня, что ТЕХ - уже нет. Некоторые ушли на почетную пенсию, кого-то сняли (Ульрих, выдающийся из палачей, был снят, оказывается, еще при Сталине, в 1950 году за... бесхребетность!) Кое-кого (наперечет нескольких) даже судили при Хрущеве, и те со скамьи подсудимых угрожали: "Сегодня ты нас судишь, а завтра мы тебя, смотри!" Но как все начинания Хрущева, это движение, сперва очень энергичное, было им вскоре забыто, покинуто, и не дошло до черты необратимого изменения, а значит, осталось в области прежней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441
Подавленный месячным сидением в яме, Чульпенев предстает перед трибуналом 36-й мотодивизии. Присутствуют: командир дивизии Лебедев, начальник политотдела Слесарев. Свидетель Лозовский на суд даже не вызван. (Однако, для оформления ложных показаний уже после суда возьмут подпись и с Лозовского и с комиссара Серегина.) Вопросы суда: был у вас разговор с Лозовским? о чем он вас спрашивал? как вы ответили? Чульпенев простодушно докладывает, что он все еще не видит своей вины. "Но ведь многие ж разговаривают!" - наивно восклицает он. Суд отзывчив: "Кто именно? Назовите." Но Чульпенев не из их породы! Ему дают последнее слово. "Прошу суд еще раз проверить мой патриотизм, дать мне задание, связанное со смертью!" И простосердечный богатырь: "мне - и тому, кто меня оклеветал, нам вместе!" Э, нет, эти рыцарские замашки мы имеем задание в народе убивать. Лозовский должен выдавать порошки, Серегин должен воспитывать бойцов.Серегин Виктор Андреевич сейчас в Москве, работает в комбинате бытового обслуживания при Моссовете. Живет хорошо.
И разве важно - умрешь ты или не умрешь? Важно, что мы стояли на страже. Вышли, покурили, вернулись: десять лет и три лишения прав. Таких дел в каждой дивизии за войну было не десять (иначе дороговато было бы содержать трибунал). А сколько всего дивизий - пусть посчитает читатель. ... Удручающе похожи друг на друга заседания трибуналов. Удручающе безлики и безчувственны судьи - резиновые перчатки. Приговоры - все с конвейера. Все держат серьезный вид, но все понимают, что это - балаган, и яснее всего это - конвойным ребятам, попроще. На новосибирской пересылке в 1945 году конвой принимает арестантов перекличкой по делам. "Такой-то!" "58-1-а, двадцать пять лет". Начальник конвоя заинтересовался: "За что дали?" - "Да ни за что." - "Врешь. Ни за что - десять дают!" Когда трибунал торопится, "совещание" занимает одну минуту - выйти и войти. Когда рабочий день трибунала по 16 часов подряд - в дверь совещательной комнаты видна белая скатерть, накрытый стол, вазы с фруктами. Если не очень спешат - приговор любят читать "с психологией": "... приговорить к высшей мере наказания!.." Пауза. Судья смотрит осужденному в глаза, это интересно: как он переживает? что он там сейчас чувствует? "...Но, учитывая чистосердечное раскаяние..." Все стены трибунальской ожидальни исцарапаны гвоздями и карандашами: "получил расстрел", "получил четвертную", "получил десятку". Надписи не стирают: это назидательно. Бойся, клонись и не думай, что ты можешь что-нибудь изменить своим поведением. Хоть демосфенову речь произнеси в свое оправдание в пустом зале при кучке следователей (Ольга Слиозберг на ВерхСуде, 1936) - это нисколько тебе не поможет. Вот поднять с десятки на расстрел - это ты можешь; вот если крикнешь им: "Вы фашисты! Я стыжусь, что несколько лет состоял в вашей партии!" (Николай Семенович Даскаль спецколлегии Азово-Черноморского края, председатель Холик, Майкоп, 1937) тогда мотанут новое дело, тогда погубят. Чавдаров рассказывает случай, когда на суде обвиняемые вдруг отказались от всех своих ложных признаний на следствии. Что ж? Если и была заминка для перегляда, то только несколько секунд. Прокурор потребовал перерыва, не объясняя, зачем. Из следственной тюрьмы примчались следователи и их подсобники-молотобойцы. Всех подсудимых, разведенных по боксам, снова хорошо избили, обещая на втором перерыве добить. Перерыв окончился. Судья заново всех опросил - и все теперь признали. Выдающуюся ловкость проявил Александр Григорьевич Каретников, директор научно-исследовательского текстильного института. Перед самым тем, как должно было открыться заседание Военной Коллегии Верховного Суда, он заявил через охрану, что хочет дать дополнительные показания. Это, конечно, заинтересовало. Его принял прокурор. Каретников обнажил ему свою гниющую ключицу, перебитую табуреткой следователя, и заявил: "Я все подписал под пытками." Уж прокурор проклинал себя за жадность к "дополнительным" показаниям, но поздно. Каждый из них бестрепетен лишь пока он незамечаемая часть общей действующей машины. Но как только на нем сосредоточилась личная ответственность, луч света уперся прямо в него - он бледнеет, он понимает, что и он - ничто, и он может поскользнуться на любой корке. Так Каретников поймал прокурора и тот не решился притушить дела. Началось заседание Военной Коллегии, Каретников повторил все и там... Вот когда Военная Коллегия ушла действительно совещаться! Но приговор она могла вынести только оправдательный и, значит, тут же освободить Каретникова. И поэтому... НЕ ВЫНЕСЛА НИКАКОГО! Как ни в чем не бывало, взяли Каретникова опять в тюрьму, подлечили его, подержали три месяца. Пришел новый следователь, очень вежливый, выписал новый ордер на арест (если б Коллегия не кривила, хоть эти три месяца Каретников мог бы погулять на воле!), задал снова вопросы первого следователя. Каретников, предчувствуя свободу, держался стойко и ни в чем не признавал себя виноватым. И что же?.. По ОСО он получил 8 лет. Этот пример достаточно показывает возможности арестанта и возможности ОСО. А Державин так писал: "Пристрастный суд - разбоя злее. Судьи - враги, где спит закон. Пред вами гражданина шея Протянута без оборон." Но редко у Военной Коллегии Верховного Суда случались такие неприятности, да и вообще редко она протирала свои мутные глаза, чтобы взглянуть на отдельного оловянного арестантика. А.Д.Р., инженер-электрик, в 1937 году был втащен наверх, на четвертый этаж, бегом по лестнице двумя конвоирами под руки (лифт, вероятно работал, но арестанты сыпали так часто, что тогда и сотрудникам бы не подняться). Разминуясь со встречным, уже осужденным, вбежали в зал. Военная Коллегия так торопилась, что даже не сидели, а стояли все трое. С трудом отдышавшись (ведь обессилел от долгого следствия) Р. вымолвил свою фамилию, имя-отчество. Что-то бормотнули, переглянулись и Ульрих - все он же! - объявил: "Двадцать лет!" И прочь бегом поволокли Р., бегом втащили следующего.
Случилось как во сне: в ферале 1963 года по той же самой лестнице, но в вежливом сопровождении полковника-парторга, пришлось подняться и мне. И в зале с круглою колоннадой, где, говорят, заседает пленум Верховного Суда Союза, с огромным подковообразным столом и внутри него еще с круглым и семью старинными стульями, меня слушали семьдесят сотрудников Военной Коллегии - вот той самой, которая судила когда-то Каретникова, и Р. и других и прочее и так далее... И я сказал им: "Что за знаменательный день! Будучи осужден сперва на лагерь, потом на вечную ссылку - я никогда в глаза не видел ни одного судьи. И вот теперь я вижу вас всех, собранных вместе!" (И они-то видели живого зэка, протертыми глазами, - впервые.) Но, оказывается, это были - не они! Да. Теперь говорили они, что - это были не они. Уверяли меня, что ТЕХ - уже нет. Некоторые ушли на почетную пенсию, кого-то сняли (Ульрих, выдающийся из палачей, был снят, оказывается, еще при Сталине, в 1950 году за... бесхребетность!) Кое-кого (наперечет нескольких) даже судили при Хрущеве, и те со скамьи подсудимых угрожали: "Сегодня ты нас судишь, а завтра мы тебя, смотри!" Но как все начинания Хрущева, это движение, сперва очень энергичное, было им вскоре забыто, покинуто, и не дошло до черты необратимого изменения, а значит, осталось в области прежней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441