Скажи пожалуйста, какие секреты! Тоже мне, благородство развели, а мы тут ломай голову, за что теперь на Тереску охотятся! Интересно все-таки, что эта гадюка спрятала в нашей Тоньче? Даже если она и не была шпионкой, ведь ясно - хочет оттуда что-то забрать.
- Так чего же мы ждем? - удивилась мамуля. - Кто нам мешает немедленно отправиться самим в Тоньчу? Может, там, на месте, во всем и разберемся...
Отложить хотя бы на два дня наш фамильный наезд на Тоньчу стоило мне нечеловеческих сил. Помогли Збышек и рыба. Удалось как-то убедить жаждущую деятельности мамулю, что рыбу надо съесть на месте, она, рыба, не вынесет дороги в летнюю жару. Двадцать одна штука могучих карпов - это не шуточки, потребовалось время, чтобы их съесть, хотя в наших рядах и была Люцина. Збышек только что вернулся из служебной командировки и, поскольку находился на большом расстоянии от нас, сохранил способность трезво мыслить. Узнав, что Лилька вместе с нами уезжает в Тоньчу, причем на их машине, примирился с временной потерей и той, и другой, но настоял на непременном техосмотре последней. Как я была ему признательна!
Задержать семейку в Чешине потребовал Марек. Я отвозила его к поезду в Зебжидовице, и по дороге он обратился ко мне с просьбой:
- Постарайтесь задержаться в Чешине как можно дольше. Мне совершенно необходима свобода действий, а они обязательно такой шум там поднимут, что сбежится вся округа! И попробуй им втолковать, обе с Лилькой попытайтесь им втолковать, чтобы ни о чем не болтали. У меня есть все основания полагать Люцина права, там спрятано что-то очень важное.
- А как ты думаешь, что именно? - с волнением допытывалась я.
- Думаю, документы. Если она и в самом деле была связана с немцами, то могла припрятать там какие-нибудь важные документы, чтобы потом выгодно продать или с какой другой целью. И мне вовсе не улыбается, чтобы весть о спрятанных ценностях разнеслась по округе до того, как я узнаю, в чем дело.
- Ты отказался взять от нас рекомендательное письмо к Марыське и Хенрику. Как же собираешься действовать?
- Не волнуйся, я уже все продумал.
- А если на тебя там нападут все эти Доробеки вместе с панной Эдитой?
- Во-первых, Доробеки ждут, пока уедут обитатели фургона. А во-вторых, я намного больше боюсь твоих родичей. И представить невозможно, что эти люди способны отколоть, когда свалятся кучей на бедную Тоньчу!..
Теперь я уже и сама не пойму, как мне удалось проехать из Чешина в Тоньчу через Гарволин и Седльце. Чтобы как можно дольше растянуть время в пути, мы с Лилькой выбирали самые что ни на есть проселочные дороги, старательно избегая всех мало-мальски приличных. Неимоверно извилистая трасса отняла у нас весь день, и только поздним вечером я остановила машину у исторического треугольника, образованного развилкой двух дорог, перед лужей, увековеченной ездой мамули на кабанчике. Носом машина уперлась прямо в ворота усадьбы моей светлой памяти прабабушки.
Ворот, собственно, не было. На трухлявых столбах сохранились проржавевшие остатки железных петель. Ряд высоких деревьев по-прежнему тянулся вдоль дороги, за ним, в глубине двора, виднелся старый амбар. Полуразвалившаяся, с заколоченными окнами, прабабушкина хата представляла собой жалкий вид. И вообще вся усадьба выглядела удручающе - тлен и запустение. Глаз отдыхал только на вагончике, стоявшем в саду под деревьями - новенький, свежепокрашенный, с аккуратным крылечком и белыми занавесками на окнах, он резко контрастировал с окружающими развалюхами.
Выслушав наше сообщение о свалившихся на семью бедствиях и намерении заняться поисками неизвестных ценностей, Марыська сначала схватилась за голову, а потом поспешила выгнать из вагончика своих детей-подростков. В вагончике, кроме нее, осталось восемь человек.
- Только детям об этом ни слова! - сказала она. - Что касается меня, то можете тут делать, что только пожелаете - хоть развалите все до конца, хоть в огороде баобабы выращивайте. Но учтите: я ничего не знаю, я слепая и глухая. И вообще завтра мы отсюда уезжаем. Говорю вам это с глазу на глаз, между нами, ибо официально нет моего согласия ни на что!
Семь человек с удивлением вытаращили на нее глаза, восьмой остался невозмутимым. Восьмым был Марыськин муж Хенрик.
- А в чем дело? - спросила мамуля. - Ты должна так с нами говорить?
- Да как же мне говорить? - с горечью вопросила Марыська. - Это вы можете себе позволить говорить как вам заблагорассудится, а я... Забыли, чья я дочь? Вы к этому паршивому наследству не причастны, живете свободно, а я должна его стеречь, оберегать, чтобы какая-нибудь из гиен не оттяпала себе кусок. Видите же, что мы тут пальцем о палец не ударили, нельзя! Хенрик хотел очистить колодец или новый выкопать - куда там! Не моги! По воду к соседям ходим! Скамейка развалилась, а отремонтировать не имеем права - сразу в суд подадут, что сидим на чужой собственности! Ведь никто не знает, чья это скамейка.
- Да кто запрещает? Ведь никого же тут нет! - удивилась Тереса.
- Не беспокойтесь, сразу донесут. У каждого из наследников в деревне свой доносчик, пишут письма. Видите, вроде бы никого нет, тихо и спокойно, но попробуй хоть одну доску сдвинь с места - сразу сбегутся! Из Аргентины заявятся, из Китая, с Северного полюса! Тут недавно заехал какой-то симпатичный человек, попросил разрешения пожить в садике в палатке, так мы вынуждены были его прогнать. Одна женщина хотела снять наш вагончик, пожить, когда мы уедем, хорошие деньги давала - дудки! Как можно! Сразу бы нас обвинили, что пользуемся чужой собственностью для получения прибыли...
- Но нам-то сможешь сдать свой барак? - перебила ее мамуля. - Никакой прибыли тебе от нас не будет, так что, наверное, можешь нас впустить?
- Вы - дело другое, вы родня, вы можете и без разрешения поселиться в вагончике, сломать замок и жить, вам ничего не будет. Если я на вас не подам в суд. А я не подам, мне не хочется, да я могу и вовсе об этом не знать. О, прекрасная мысль! Пусть это будет кража со взломом! Вернее, взлом. Перед отъездом Хенрик повытянет болты из обеих скоб запора, чтобы вам легко было их и вовсе выдернуть! Слышишь, Хенричек?
Вот так с глазу на глаз мы обсудили с Марыськой свой статус пребывания в Тоньче и пребывание начали со взлома ее барака. Это и в самом деле оказалось совсем нетрудно, мы с удовольствием сорвали с двери фургона огромный висячий замок вместе с петлями, недовольна была только Тереса, утверждавшая, что мы ее тут совсем сбили с пути праведного, к себе в Канаду она вернется законченной преступницей - воровкой и взломщицей. И неизвестно кем еще, ведь это наверняка не конец.
Тетю Ядю чрезвычайно встревожило известие о женщине, которая хотела снять Марыськин фургон.
- Вы слышали? - почему-то шепотом волновалась она. - Это наверняка Эдита! Значит, они где-то поблизости. Надо будет постеречь Тереску!
Люцина рвалась на поиски закопанных ценностей и хотела немедленно начать раскопки под грушей, вернее, в том месте, где еще виднелись трухлявые останки ствола бывшей груши. Я еле сдерживала ее трудовой энтузиазм, в сотый раз растолковывая и ей, и всем остальным: надо вести себя спокойно, делать вид, что мы просто отдыхаем на земле предков, ничего не делаем, просто отдыхаем, понятно? Не дай бог кто-то пронюхает, что мы тут что-то ищем - и пиши пропало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Так чего же мы ждем? - удивилась мамуля. - Кто нам мешает немедленно отправиться самим в Тоньчу? Может, там, на месте, во всем и разберемся...
Отложить хотя бы на два дня наш фамильный наезд на Тоньчу стоило мне нечеловеческих сил. Помогли Збышек и рыба. Удалось как-то убедить жаждущую деятельности мамулю, что рыбу надо съесть на месте, она, рыба, не вынесет дороги в летнюю жару. Двадцать одна штука могучих карпов - это не шуточки, потребовалось время, чтобы их съесть, хотя в наших рядах и была Люцина. Збышек только что вернулся из служебной командировки и, поскольку находился на большом расстоянии от нас, сохранил способность трезво мыслить. Узнав, что Лилька вместе с нами уезжает в Тоньчу, причем на их машине, примирился с временной потерей и той, и другой, но настоял на непременном техосмотре последней. Как я была ему признательна!
Задержать семейку в Чешине потребовал Марек. Я отвозила его к поезду в Зебжидовице, и по дороге он обратился ко мне с просьбой:
- Постарайтесь задержаться в Чешине как можно дольше. Мне совершенно необходима свобода действий, а они обязательно такой шум там поднимут, что сбежится вся округа! И попробуй им втолковать, обе с Лилькой попытайтесь им втолковать, чтобы ни о чем не болтали. У меня есть все основания полагать Люцина права, там спрятано что-то очень важное.
- А как ты думаешь, что именно? - с волнением допытывалась я.
- Думаю, документы. Если она и в самом деле была связана с немцами, то могла припрятать там какие-нибудь важные документы, чтобы потом выгодно продать или с какой другой целью. И мне вовсе не улыбается, чтобы весть о спрятанных ценностях разнеслась по округе до того, как я узнаю, в чем дело.
- Ты отказался взять от нас рекомендательное письмо к Марыське и Хенрику. Как же собираешься действовать?
- Не волнуйся, я уже все продумал.
- А если на тебя там нападут все эти Доробеки вместе с панной Эдитой?
- Во-первых, Доробеки ждут, пока уедут обитатели фургона. А во-вторых, я намного больше боюсь твоих родичей. И представить невозможно, что эти люди способны отколоть, когда свалятся кучей на бедную Тоньчу!..
Теперь я уже и сама не пойму, как мне удалось проехать из Чешина в Тоньчу через Гарволин и Седльце. Чтобы как можно дольше растянуть время в пути, мы с Лилькой выбирали самые что ни на есть проселочные дороги, старательно избегая всех мало-мальски приличных. Неимоверно извилистая трасса отняла у нас весь день, и только поздним вечером я остановила машину у исторического треугольника, образованного развилкой двух дорог, перед лужей, увековеченной ездой мамули на кабанчике. Носом машина уперлась прямо в ворота усадьбы моей светлой памяти прабабушки.
Ворот, собственно, не было. На трухлявых столбах сохранились проржавевшие остатки железных петель. Ряд высоких деревьев по-прежнему тянулся вдоль дороги, за ним, в глубине двора, виднелся старый амбар. Полуразвалившаяся, с заколоченными окнами, прабабушкина хата представляла собой жалкий вид. И вообще вся усадьба выглядела удручающе - тлен и запустение. Глаз отдыхал только на вагончике, стоявшем в саду под деревьями - новенький, свежепокрашенный, с аккуратным крылечком и белыми занавесками на окнах, он резко контрастировал с окружающими развалюхами.
Выслушав наше сообщение о свалившихся на семью бедствиях и намерении заняться поисками неизвестных ценностей, Марыська сначала схватилась за голову, а потом поспешила выгнать из вагончика своих детей-подростков. В вагончике, кроме нее, осталось восемь человек.
- Только детям об этом ни слова! - сказала она. - Что касается меня, то можете тут делать, что только пожелаете - хоть развалите все до конца, хоть в огороде баобабы выращивайте. Но учтите: я ничего не знаю, я слепая и глухая. И вообще завтра мы отсюда уезжаем. Говорю вам это с глазу на глаз, между нами, ибо официально нет моего согласия ни на что!
Семь человек с удивлением вытаращили на нее глаза, восьмой остался невозмутимым. Восьмым был Марыськин муж Хенрик.
- А в чем дело? - спросила мамуля. - Ты должна так с нами говорить?
- Да как же мне говорить? - с горечью вопросила Марыська. - Это вы можете себе позволить говорить как вам заблагорассудится, а я... Забыли, чья я дочь? Вы к этому паршивому наследству не причастны, живете свободно, а я должна его стеречь, оберегать, чтобы какая-нибудь из гиен не оттяпала себе кусок. Видите же, что мы тут пальцем о палец не ударили, нельзя! Хенрик хотел очистить колодец или новый выкопать - куда там! Не моги! По воду к соседям ходим! Скамейка развалилась, а отремонтировать не имеем права - сразу в суд подадут, что сидим на чужой собственности! Ведь никто не знает, чья это скамейка.
- Да кто запрещает? Ведь никого же тут нет! - удивилась Тереса.
- Не беспокойтесь, сразу донесут. У каждого из наследников в деревне свой доносчик, пишут письма. Видите, вроде бы никого нет, тихо и спокойно, но попробуй хоть одну доску сдвинь с места - сразу сбегутся! Из Аргентины заявятся, из Китая, с Северного полюса! Тут недавно заехал какой-то симпатичный человек, попросил разрешения пожить в садике в палатке, так мы вынуждены были его прогнать. Одна женщина хотела снять наш вагончик, пожить, когда мы уедем, хорошие деньги давала - дудки! Как можно! Сразу бы нас обвинили, что пользуемся чужой собственностью для получения прибыли...
- Но нам-то сможешь сдать свой барак? - перебила ее мамуля. - Никакой прибыли тебе от нас не будет, так что, наверное, можешь нас впустить?
- Вы - дело другое, вы родня, вы можете и без разрешения поселиться в вагончике, сломать замок и жить, вам ничего не будет. Если я на вас не подам в суд. А я не подам, мне не хочется, да я могу и вовсе об этом не знать. О, прекрасная мысль! Пусть это будет кража со взломом! Вернее, взлом. Перед отъездом Хенрик повытянет болты из обеих скоб запора, чтобы вам легко было их и вовсе выдернуть! Слышишь, Хенричек?
Вот так с глазу на глаз мы обсудили с Марыськой свой статус пребывания в Тоньче и пребывание начали со взлома ее барака. Это и в самом деле оказалось совсем нетрудно, мы с удовольствием сорвали с двери фургона огромный висячий замок вместе с петлями, недовольна была только Тереса, утверждавшая, что мы ее тут совсем сбили с пути праведного, к себе в Канаду она вернется законченной преступницей - воровкой и взломщицей. И неизвестно кем еще, ведь это наверняка не конец.
Тетю Ядю чрезвычайно встревожило известие о женщине, которая хотела снять Марыськин фургон.
- Вы слышали? - почему-то шепотом волновалась она. - Это наверняка Эдита! Значит, они где-то поблизости. Надо будет постеречь Тереску!
Люцина рвалась на поиски закопанных ценностей и хотела немедленно начать раскопки под грушей, вернее, в том месте, где еще виднелись трухлявые останки ствола бывшей груши. Я еле сдерживала ее трудовой энтузиазм, в сотый раз растолковывая и ей, и всем остальным: надо вести себя спокойно, делать вид, что мы просто отдыхаем на земле предков, ничего не делаем, просто отдыхаем, понятно? Не дай бог кто-то пронюхает, что мы тут что-то ищем - и пиши пропало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65