Мы постоянно контролировали оборот наших денег и выяснили, что ни одному самому придирчивому банковскому служащему в Англии не пришло в голову заподозрить новые номера банкнот. Первоначально мы планировали инсценировать «воздушный бой» в небе над Англией, нагрузив самолеты вместо бомб тоннами фальшивых денег, чтобы сбросить их на остров. Это нанесло бы ощутимый удар по английской валюте. Но эту операцию вновь пришлось отложить из-за нехватки горючего.
Впервые мы попробовали обменять фальшивые английские банкноты в Швейцарии. У нашего уполномоченного хватило даже смелости попросить швейцарских банковских служащих проверить эти купюры — он сказал им, что купил валюту на черном рынке.
Банк провел экспертизу, в результате которой большую часть банкнот счел подлинными — только около десяти процентов денег признали поддельными. С этих пор мы развернули изготовление фальшивых денег в широких масштабах, хотя пользовались мы ими весьма умеренно, в небольших количествах. Однажды Кальтенбруннер попытался использовать эти деньги на черных рынках оккупированных районов, но от этой идеи сразу пришлось отказаться, так как это нанесло бы ущерб нашим собственным валютным делам. Было принято решение финансировать в этой валюте крупные заграничные сделки — например, оплачивать услуги жадных до денег агентов, которые сами по себе представляли для нас известную опасность, а также пользоваться при покупке и контрабанде оружия. Ведь везде, где существовало движение Сопротивления и действовали партизаны, как в Италии, Франции, Греции, шла оживленная торговля оружием. Управление вооружений сухопутных войск приветствовало такую поддержку, тем более, что закупалось, главным образом, английское и американское оружие лучшего качества, например, автоматы, которые затем передавались нашим войскам.
Подделкой денег мы поставили англичан в настолько тяжелое положение, что в 1945 году они были вынуждены изъять старые деньги из обращения и напечатать новые образцы.
Незадолго до конца войны мы овладели также сложнейшей технологией изготовления долларовых банкнот. Но напечатать удалось всего лишь несколько сотен купюр.
Однако успехи, достигнутые нашей разведкой в борьбе против Англии, перечеркнула, по моему мнению, операция английских «коммандос» в Норвегии. Английские десантники при поддержке сил норвежского Сопротивления уничтожили наши экспериментальные установки для проведения атомных исследований (производство тяжелой воды). Теперь, оглядываясь назад, можно утверждать, что этот успех англичан оказал решающее влияние на исход войны. Ведь если бы наши работы в этой области были продолжены, теоретически было бы возможно, я думаю, в 1944 году создать в Германии атомную бомбу. Английской разведке также удалось организовать выезд из Дании известного физика-атомщика Нильса Бора, который захватил с собой все свои научные материалы.
Среди новинок, разработанных в то время нашими техниками, было изобретение, о котором я упоминаю только потому, что Риббентроп надеялся найти в нем панацею, гарантирующую успешное окончание войны на Востоке. Рейхсминистр иностранных дел попросил меня приехать к нему по срочному делу в замок Фушль в Австрии. По дороге я заехал к Гиммлеру, который в то время находился в своем специальном поезде в Берхтесгадене. Он сообщил мне в общих чертах, что Риббентроп собирается обсудить со мной вопрос о покушении на Сталина. Самому ему, сказал Гиммлер, очень нелегко отдавать такой приказ, так как он, как и Гитлер, верит в историческое провидение и считает Сталина великим вождем своего народа, призванным выполнять свою миссию. То, что Гиммлер все же согласился устроить покушение на Сталина, свидетельствовало о том, насколько пессимистически он смотрел теперь на наше военное положение.
Когда я прибыл в Фушль, Риббентроп сначала завел разговор о США, о возможности повторного избрания Рузвельта на пост президента и о прочих вещах. Я поддерживал разговор и уже собирался откланяться, как вдруг Риббентроп переменил тон и с серьезным выражением лица попросил меня задержаться. Ему нужно, сказал он, обсудить со мной одно очень важное дело, в которое никто не посвящен, кроме Гитлера, Гиммлера и Бормана. Он тщательно ознакомился с моей информацией о России и считает, что для нас нет более опасного врага, чем Советы. Сам Сталин намного превосходит Рузвельта и Черчилля по своим военным и государственным способностям; он единственный, кто действительно заслуживает уважения. Но все это заставляет рассматривать его как опаснейшего противника, которого необходимо устранить. Без него русский народ не сможет продолжать войну. Риббентроп сообщил, что он уже беседовал с Гитлером на эту тему и заявил ему, что готов пожертвовать в случае необходимости собственной жизнью, чтобы осуществить этот план и, тем самым, спасти Германию. И Риббентроп начал излагать свой план. Необходимо попытаться, сказал он, привлечь Сталина к участию в переговорах, чтобы в удобный момент застрелить его. Правда, Гитлер заметил, сказал Риббентроп, что провидение отомстит за это, но все же поинтересовался, кто мог бы взяться за проведение этого плана в жизнь или кого можно наметить хотя бы в сопровождающие. Тут Риббентроп уставился на меня своим неподвижным взглядом и сказал: «Я назвал фюреру ваше имя». После этого, добавил он, Гитлер поручил ему еще раз как следует обсудить это дело со мной. «Вот почему, — заключил он, — я попросил вас приехать».
Думаю, что лицо мое во время этого монолога не дышало интеллектом, так как план показался мне более чем сумбурным. Но хоть какой-то ответ дать было необходимо. Однако не успел я раскрыть рта, как Риббентроп сказал, что продумал до малейших деталей практическое выполнение плана. Разумеется, сказал он, следует ожидать, что советская охрана будет крайне бдительной, поэтому вряд ли удастся пронести в зал заседаний ручную гранату или пистолет. Но он знает, что наш технический отдел разработал модель авторучки, в корпусе которой вмонтирован револьверный ствол. Пуля обычного калибра, выпущенная из этой «ручки» на расстоянии от шести до восьми метров, попадает точно в цель. Поскольку такая авторучка вряд ли вызовет подозрения охраны, этот план, считал Риббентроп, можно успешно осуществить — лишь бы рука не дрогнула.
Рассказывая, Риббентроп воодушевился до самозабвения, и стал похож на подростка, начитавшегося «индейских» романов о похождениях Виннету. Но отвечать ему было нужно, лишь тщательно взвешивая каждое слово, ведь он обо всем доложил бы Гитлеру. Я сказал, что хотя план представляется мне осуществимым с технической точки зрения, но главная проблема заключается в том, как вообще усадить Сталина за стол переговоров. Опираясь на опыт в делах с русскими, накопленный мной в Стокгольме , я полагал, что это будет очень нелегким делом. Я не утаил также, что вряд ли имеет смысл устанавливать контакты с русскими через меня, так как я уже подорвал свою репутацию в их глазах. Поэтому я предложил Риббентропу попробовать самому установить эти контакты. Если ему это удастся, я всегда готов помочь ему и советом, и делом.
«Я подумаю, — сказал Риббентроп, — поговорю с Гитлером и вновь вернусь к этому вопросу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129