Франция — старая страна с жёсткими на самом деле нормами жизни, там нет места для молодёжи. Её стараются спешно состарить, загнать в режим «работа-досуг-уикэнд». Ален хотел сплошного досуга, деньги были у родителей, ему было скучно. Все они родились ещё в старой вертикальной структуре старого Парижа. Это когда в одном здании внизу жила консьержка с детьми, этажи выше занимали буржуа, а на самом верху жили самые бедные, там и потолки были ниже, и в chambre-de-bonne, то есть комнатах для служанок на чердаке, жили служанки, часто с детьми, и студенты. И вся детвора играла в одном дворе, то есть дети буржуев с детьми консьержки и с детьми служанок и рабочих с верхних этажей. Там они все и познакомились. Тьерри, Пьер-Франсуа, сын добропорядочных евреев-обувщиков Ален Браун, Серж Ван-Поок, и сын армянских эмигрантов Габриэль, и сын консьержки Фернан. Настоящий Фернан (я уже сознался, что почему-то передал в «Укрощении тигра» это имя Алену) — настоящий Фернан был вором, сидел в тюрьме, торговал наркотой и умер от передозировки в 1990-м, будучи продавцом газеты «L’Idiot International», вот какие бывают повороты судьбы! Кстати сказать, феодал, директор газеты Жан-Эдерн хитро и коварно использовал его смерть от овердозы, выдав её за героическую смерть на боевом посту распространителя опасной, субверсивной для государства газеты «L'Idiot International». Он зашёл так далеко, что подкупил жену Фернана — несчастное создание, оставшееся в одиночестве доращивать ребенка, подозрительно любившего стрелять из пока игрушечных пистолетов. Более того, Vieux недоплатил жене Фернана, чем до сих пор возмущается Тьерри.
Вертикальная структура города — человечнее, слов нет. Вместе с детьми буржуа, я помню, мы ходили к жене Фернана в квартирку с ободранными до деревянных рёбер стенами. Сопливый ребенок, холод, ребята отнесли ей немного денег, Фернан сидел в тюрьме.
Последующие поколения жили уже по горизонтальной схеме: кварталы рабочих — за пределами Парижа; буржуа все в хороших кварталах. Так что следующему поколению воров Фернанов будут помогать только такие же Фернаны, поскольку маленькие буржуи вырастают уже по горизонтальной модели городского общества города Парижа и не знакомы с ворами.
Ален постоянно читал. У него была отличная эрудиция, чувство юмора, элегантность, он был добрый мальчик. Но делать ему на земле было абсолютно нечего. К тому же его первая любовь — некая Лулу — умерла в нежном возрасте от овердозы героина и сломала жизнь Алена, он остался вечным вдовцом. В те годы его сопровождала верная Сесиль, готовая с ним в огонь и в ад, но Сесиль была тоже носатенькая, небольшого роста, аккуратная девочка с ирокезом, выжженным спереди до желтизны подсолнуха. Какая была Лулу, я не знаю. Если такая или подобная юной бестии Николь (я постоянно встречал её тогда, но у неё был хмурый мужлан-парень, говорят, он даже бил её), то она стоила вечной тоски. Ален честно и настойчиво несколько раз пытался покончить с собой. В тот случай, когда его спас Серж, он обставил своё самоубийство исключительно по-эстетски, красиво, в лучших традициях французского дендизма и декадентства. Ведь он был очень культурный мальчик. Это он рекомендовал мне прочесть книгу фашиста Дрие Ла Рошеля «Безумный огонь», крайне эстетское, умное и немыслимое по-русски творение. Такой себе самоучитель для фашиствующих эстетов. Это была, оказывается, его любимая книга. Ален обставил своё самоубийство: он хорошо пообедал, снял номер в хорошем отеле, купил и расставил повсюду цветы. Слушая «Кози фан тутти» Моцарта, он впустил в кровеносную систему порцию героина. Послушал ещё и добавил героина. Затем он честно выпил содержимое целой банки таблеток и стал ждать встречи с Лулу. Что-то не сработало, или Лулу сказала ему, чтобы он жил, или наказала попрощаться с Сержем, но он позвонил Сержу сказать последнее «Прости!». Сказал.
— Где ты находишься, идиот? — заорал Серж.
— В отеле грёз и цветов, — отвечал Аден. — На седьмом небе.
И, продекламировав несколько строчек Бодлера, выронил трубку.
Видимо, интуитивно понимая своего друга и за пределами человеческих смыслов, Серж взял такси и объездил отели седьмого аррондисманта. В одном из них, в название которого, да, входило слово «цветы», он нашёл своего друга Алена Брауна. Доктора откачали юношу. Затем погиб Серж.
А потом появилась Сесиль. С какой-то фамилией вроде Айзеншпиц. Они сняли квартиру на рю Жозефа де Мэстра! На улице мистика и философа, где Ален уснул с пушкой гашиша в зубах и проснулся в эпицентре пожара. Проснувшись, он спокойно взял кота и вышел. Выгорела вся квартира, вся мебель, купленная молодоженам папой Брауном. Перед самой свадьбой весёлых молодых людей (они оба выкрасили себе свои светские ирокезы на головах в жёлтый цвет и ходили в ретро-пальто на три номера больше, чем следует) у Сесиль умер от овердозы брат. Безумный огонь? Навалом, один только огонь. Я тоже попал в это пламя, ненадолго, отделался сотрясением мозга. Впрочем, благодаря сотрясению, я месяц лицезрел апельсинового цвета волосатую гусеницу, ползущую на меня не спеша. История эта описана мною в «Укрощении тигра». Позволю себе привести кусок о гусенице.
«Больной глядел на всегда ползущую и разжимающую тело гусеницу, и ему было хорошо. От гусеницы исходил вечный ровный покой. Её пушистая оранжевая шёрстка одним своим видом говорила больному, что всё хорошо, и всегда было хорошо, и будет хорошо. Что умереть так же хорошо, как и жить, и что умереть сегодня и сейчас так же хорошо, как умереть через тридцать лет».
А случилось вот что. Приглашённые художником Вильямом Бруем на выставку его работ в зале ресторана, находящегося на острове Сент-Луи, мы с Наташей Медведевой быстро там напились. К концу вечера в ресторан явились Ален и Сесиль. Ален, сидя за одним столом с нами, выпил, размешав его в воде, белый порошок. И предложил выпить другой пакетик порошка мне. Привычный к американским экспериментам, когда все предлагают всем таблетки, пилюли и прочую гадость, я выпил. И погрузился в бессознание. В результате чего меня с просто пьяной Наташей, скорее всего, задел автомобиль, когда мы переходили с острова, добираясь домой. В результате: жесточайшее сотрясение мозга, синяки и ссадины, месяц в постели, гусеница. Про порошок я забыл, вспомнил через полгода, найдя в кармане смокинга (я его надевал в ту ночь) второй пакетик с порошком. Знакомый доктор сказал мне, что это сильнодействующее шоковое антиалкогольное средство.
— Ваш друг или безумен, или мерзавец — заявил доктор. — Вы могли умереть.
Я попытался позвонить Сесиль и Алену, чтобы… я даже не знал, что: выразить своё негодование? У них в квартире никто не отвечал, в конце концов от Тьерри я узнал, что отец решил удалить Алена из Парижа и купил блудному сыну бутик, магазинчик на Кот д'Азюр (на Лазурном берегу), где теперь Ален и Сесиль живут, дружно и весело продавая тишотки, рубашки с пальмами, яркие бикини, сандалии, солнечные очки и прочую курортную атрибутику. Потому мое негодование повисло в воздухе. Пораздумав, я решил, что Ален явно имеет отношение ко Злу и к носителю этого Зла, Дьяволу. Что Ален даже нежится в адском огне, и что он, конечно, чрезвычайно опасен и для себя, и для окружающих, и ещё более опасен, потому что обаятелен.
«Мотылёк в горошек под горлом, кадык и горбатый нос образуют симпатичную пилу, гортанный голос вместе с улыбками и ухмылками составляет чарующую цветочную смесь…» —
таким я его описал в ночь подсыпания порошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Вертикальная структура города — человечнее, слов нет. Вместе с детьми буржуа, я помню, мы ходили к жене Фернана в квартирку с ободранными до деревянных рёбер стенами. Сопливый ребенок, холод, ребята отнесли ей немного денег, Фернан сидел в тюрьме.
Последующие поколения жили уже по горизонтальной схеме: кварталы рабочих — за пределами Парижа; буржуа все в хороших кварталах. Так что следующему поколению воров Фернанов будут помогать только такие же Фернаны, поскольку маленькие буржуи вырастают уже по горизонтальной модели городского общества города Парижа и не знакомы с ворами.
Ален постоянно читал. У него была отличная эрудиция, чувство юмора, элегантность, он был добрый мальчик. Но делать ему на земле было абсолютно нечего. К тому же его первая любовь — некая Лулу — умерла в нежном возрасте от овердозы героина и сломала жизнь Алена, он остался вечным вдовцом. В те годы его сопровождала верная Сесиль, готовая с ним в огонь и в ад, но Сесиль была тоже носатенькая, небольшого роста, аккуратная девочка с ирокезом, выжженным спереди до желтизны подсолнуха. Какая была Лулу, я не знаю. Если такая или подобная юной бестии Николь (я постоянно встречал её тогда, но у неё был хмурый мужлан-парень, говорят, он даже бил её), то она стоила вечной тоски. Ален честно и настойчиво несколько раз пытался покончить с собой. В тот случай, когда его спас Серж, он обставил своё самоубийство исключительно по-эстетски, красиво, в лучших традициях французского дендизма и декадентства. Ведь он был очень культурный мальчик. Это он рекомендовал мне прочесть книгу фашиста Дрие Ла Рошеля «Безумный огонь», крайне эстетское, умное и немыслимое по-русски творение. Такой себе самоучитель для фашиствующих эстетов. Это была, оказывается, его любимая книга. Ален обставил своё самоубийство: он хорошо пообедал, снял номер в хорошем отеле, купил и расставил повсюду цветы. Слушая «Кози фан тутти» Моцарта, он впустил в кровеносную систему порцию героина. Послушал ещё и добавил героина. Затем он честно выпил содержимое целой банки таблеток и стал ждать встречи с Лулу. Что-то не сработало, или Лулу сказала ему, чтобы он жил, или наказала попрощаться с Сержем, но он позвонил Сержу сказать последнее «Прости!». Сказал.
— Где ты находишься, идиот? — заорал Серж.
— В отеле грёз и цветов, — отвечал Аден. — На седьмом небе.
И, продекламировав несколько строчек Бодлера, выронил трубку.
Видимо, интуитивно понимая своего друга и за пределами человеческих смыслов, Серж взял такси и объездил отели седьмого аррондисманта. В одном из них, в название которого, да, входило слово «цветы», он нашёл своего друга Алена Брауна. Доктора откачали юношу. Затем погиб Серж.
А потом появилась Сесиль. С какой-то фамилией вроде Айзеншпиц. Они сняли квартиру на рю Жозефа де Мэстра! На улице мистика и философа, где Ален уснул с пушкой гашиша в зубах и проснулся в эпицентре пожара. Проснувшись, он спокойно взял кота и вышел. Выгорела вся квартира, вся мебель, купленная молодоженам папой Брауном. Перед самой свадьбой весёлых молодых людей (они оба выкрасили себе свои светские ирокезы на головах в жёлтый цвет и ходили в ретро-пальто на три номера больше, чем следует) у Сесиль умер от овердозы брат. Безумный огонь? Навалом, один только огонь. Я тоже попал в это пламя, ненадолго, отделался сотрясением мозга. Впрочем, благодаря сотрясению, я месяц лицезрел апельсинового цвета волосатую гусеницу, ползущую на меня не спеша. История эта описана мною в «Укрощении тигра». Позволю себе привести кусок о гусенице.
«Больной глядел на всегда ползущую и разжимающую тело гусеницу, и ему было хорошо. От гусеницы исходил вечный ровный покой. Её пушистая оранжевая шёрстка одним своим видом говорила больному, что всё хорошо, и всегда было хорошо, и будет хорошо. Что умереть так же хорошо, как и жить, и что умереть сегодня и сейчас так же хорошо, как умереть через тридцать лет».
А случилось вот что. Приглашённые художником Вильямом Бруем на выставку его работ в зале ресторана, находящегося на острове Сент-Луи, мы с Наташей Медведевой быстро там напились. К концу вечера в ресторан явились Ален и Сесиль. Ален, сидя за одним столом с нами, выпил, размешав его в воде, белый порошок. И предложил выпить другой пакетик порошка мне. Привычный к американским экспериментам, когда все предлагают всем таблетки, пилюли и прочую гадость, я выпил. И погрузился в бессознание. В результате чего меня с просто пьяной Наташей, скорее всего, задел автомобиль, когда мы переходили с острова, добираясь домой. В результате: жесточайшее сотрясение мозга, синяки и ссадины, месяц в постели, гусеница. Про порошок я забыл, вспомнил через полгода, найдя в кармане смокинга (я его надевал в ту ночь) второй пакетик с порошком. Знакомый доктор сказал мне, что это сильнодействующее шоковое антиалкогольное средство.
— Ваш друг или безумен, или мерзавец — заявил доктор. — Вы могли умереть.
Я попытался позвонить Сесиль и Алену, чтобы… я даже не знал, что: выразить своё негодование? У них в квартире никто не отвечал, в конце концов от Тьерри я узнал, что отец решил удалить Алена из Парижа и купил блудному сыну бутик, магазинчик на Кот д'Азюр (на Лазурном берегу), где теперь Ален и Сесиль живут, дружно и весело продавая тишотки, рубашки с пальмами, яркие бикини, сандалии, солнечные очки и прочую курортную атрибутику. Потому мое негодование повисло в воздухе. Пораздумав, я решил, что Ален явно имеет отношение ко Злу и к носителю этого Зла, Дьяволу. Что Ален даже нежится в адском огне, и что он, конечно, чрезвычайно опасен и для себя, и для окружающих, и ещё более опасен, потому что обаятелен.
«Мотылёк в горошек под горлом, кадык и горбатый нос образуют симпатичную пилу, гортанный голос вместе с улыбками и ухмылками составляет чарующую цветочную смесь…» —
таким я его описал в ночь подсыпания порошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83