— Расскажите мне всю эту историю, Ватсон, она очень интересует меня; всего девять часов, и мы имеем достаточно времени, чтобы поболтать за сигарой. Эти свободные часы досуга, когда я могу жить, как живут обыкновенные люди, и беседовать с друзьями, не обдумывая каждого слова, каждого поступка, бывают так редко…
— Участь всех властителей, сэр!
— К счастью, я буду им всего пять лет…
— Возобновимо, ваша милость!
— Не желаю, Ватсон! Мое самолюбие пострадает, разумеется, если меня отзовут отсюда до истечения срока, но верьте мне, мой друг, видеть кругом себя пошлые лица, которые стараются проникнуть в ваши мысли, ваши намерения, дабы сообразовать с ними свои собственные поступки, — лица, которые всегда готовы на самые низкие извороты и с утра до вечера курят вам фимиам, а за спиной вашей строят козни, лгут, устраивают заговоры, надувают, — все это так грустно и дает вам в то же время такое жалкое представление о человечестве, что я решил по истечении пяти лет вернуться в свое родовое поместье в Шотландии и жить вдали от всех этих душу надрывающих мерзостей. А я еще властитель pro tempore! Какое же зрелище должна представлять наследственная власть?.. Ну-с, ваш рассказ, Ватсон! Каким образом сделались Кемпуэллы пленниками начальника тугов?
— Мне, как начальнику полиции, многое известно, сэр, а потому рассказ может быть длинен или короток, смотря по вашему желанию.
— Пользуйтесь вашей сигарой, как хронометром, Ватсон… курите ее спокойно, не торопясь… Затем пойдут дела серьезные и мы примем вашего следопыта.
— Изволили что-нибудь слышать о Сердаре?
— Как будто… Француз, кажется?
— Да, француз, бывший офицер при посольстве в Лондоне, который был лишен в своем отечестве чинов и орденов за то, что будто бы похитил секретные бумаги из английского адмиралтейства… Кстати! Журналы сообщают о восстановлении его имени: обвинение, взведенное на него, оказалось ложным, ибо он представил военному суду подлинное признание одного из воров, — оно-то совершенно оправдало его.
— Ага! Их было несколько.
— Два, сэр! Один из них сам себя обвинил в предсмертной своей исповеди, и ради семьи его, а также ради сознания военный совет умолчал об имени виновного, который в настоящее время отдал уже отчет Верховному Судье.
— А второй?
— Второй, сэр, принадлежит, как я слышал, к самой высокой аристократии и заседает в Палате Лордов. Он не был упомянут в признании, подписанном его сообщником, а француз, которого зовут, кажется, граф Фредерик де Монмор де Монморен…
— Верно, — прервал его Эдуард.
— Вы знаете его? — удивился сэр Джон.
— Это мой дядя, — отвечал молодой человек.
— Вот как! Ваш рассказ, по-видимому, обещает быть очень интересным, но я не вижу, какое отношение имеет все это к Кишнае, отъявленному негодяю и начальнику тугов.
— Вы спросили меня, каким образом могли Кемпуэллы сделаться пленниками Кишнаи; я и начинаю поэтому с самого начала.
— Вы правы, не буду больше перебивать вас. Вам предстоит рассказать целую сигару, вот и стройте на этом ваше повествование.
— Француз был настолько великодушен, что не назвал второго виновника, имя которого останется, вероятно, неизвестным. В вознаграждение за все перенесенные им страдания граф де Монморен назначен своим правительством на пост губернатора французской Индии.
— Мой коллега, следовательно… И это, вы говорите, бывший Сердар… и дядя Кемпуэлла?.. Прекрасно! Однако я снова перебиваю вас, но все это так странно…
— Возвращаюсь к Сердару. После произнесенного над ним обвинения Фредерик де Монморен отправился в Индию, где в течение двадцати лет вел жизнь странствующего рыцаря и защитника угнетенных, забытый совершенно своей семьей. Сестра его тем временем вышла замуж за Лионеля Кемпуэлла, отца присутствующего здесь молодого Эдуарда. Когда разразилось восстание сипаев, Фредерик де Монморен, получивший благодаря своим подвигам, название Сердара, принял горячо к сердцу дело Нана-Сагиба и своей ловкостью и мужеством едва не способствовал отпадению от нас Индии. В то время как в Европе вас считали уже погибшим, молодой Эдуард, которому тогда было лет шестнадцать, и сестра его Мари поспешили в Индию, получив от лорда Инграхама рекомендательное письмо на имя Сердара, чтобы просить его спасти их отца, находившегося в Гоурдвар-Сикри, осажденном войсками Наны. Встреча молодых людей, не знавших, что у него есть дядя в Индии, и Сердара, не знавшего, что у него есть племянники в Европе, была в высшей степени драматична… «Дядя! Племянник! Племянница! Зять мой!»
— Не шутите этим, сэр Ватсон! — грустно сказал ему Эдуард.
— Да и плакать незачем, мой молодой друг! Вы, впрочем, должны знать, как я вас люблю и далек от того, чтобы желать огорчить вас. Продолжаю. Сердар спас Лионеля Кемпуэлла, который был тогда майором и комендантом Гоурдвара. Во время этой войны Сердар отправился на остров Цейлон с тою целью, вероятно, чтобы произвести там возмущение, но был взят в плен губернатором острова, сэром Вильямом Броуном, благодаря чертовской ловкости Кишнаи, бывшего у него на службе. Приговоренный к смерти вместе с своими товарищами, Сердар бежал с места самой казни. В следующую за этим ночь Вильям Броун был тяжело ранен Фредериком де Монмореном, который был настолько смел, что проник во дворец своего врага. С этого момента между всеми этими лицами начинается настоящее состязание во всевозможных хитростях, засадах, о которых слишком долго рассказывать. Губернатор Цейлона так рьяно принялся за преследование Сердара и назначил такую высокую цену за поимку его, что я всегда думал, — мы, люди полиции, по природе своей всегда несколько подозрительны, — что между этими двумя людьми существовали какие-то другие причины ненависти, которые не могли явиться следствием одной только борьбы в Индии. Весьма возможно, что сэр Вильям был вторым сообщником в знаменитом деле о краже секретных планов, имя которого было скрыто Сердаром.
— О, сэр Ватсон! — воскликнул Эдуард Кемпуэлл, — такое обвинение неблагородно. Простите, милорд, — продолжал он, отвешивая почтительный поклон вице-королю, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на сестре моего отца.
— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Ватсон, вы зашли немного далеко.
— С вашего позволения, милорд, — продолжал молодой человек, — я попрошу сэра Ватсона взять обратно свое несколько смелое обвинение.
— Ну же, Ватсон, не портите мне вечера.
— Если вам угодно, милорд, — холодно отвечал начальник полиции, — предположим, что я ничего не сказал…
— Это не значит взять свое слово назад, — заметил Эдуард.
— Я сокращаю свой рассказ, — продолжал Ватсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. — Падение Дели и окончание восстания, подавленного Гавелоком, не прекратили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества «Духов Вод», и с тех пор, — как это уже известно вашей милости, он ускользал от всех наших поисков. Кишная, взявшийся доставить нам его, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому побережью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168