Нариндра, который играл самую важную роль в этом похищении, просил Сердара дать ему на помощь двух махратов, его родственников, которые вернулись тогда с караваном.
Сердар употребил целый месяц на путешествие из Гоа в Гоурдвар-Сикри. Вы поймете, что он не особенно приятно провел время в дороге, когда узнаете, что расстояние между двумя городами составляет восемьсот миль и что все оно покрыто обширными лесами и бесконечными джунглями. Во время этого продолжительного путешествия к нему постепенно доходили весьма серьезные известия, которые подтвердились по прибытии его в лагерь. Молниеносный поход Гавелока через Бенгалию, снятие осады Шиншары д'Айрака, Бенареса, Ауда и всех промежуточных постов; победа над армией Наны во всех стычках с нею, неизбежное снятие осады Лукнова — все это окончательно разбило его иллюзии и нанесло сильный удар его сердцу. Сомневаться нечего больше: восстание было подавлено, это было вопросом времени, и надо было ожидать, что и Дели сдастся через два месяца. С этим городом падал последний оплот независимости индусов, и английский леопард снова сжимал своими хищными когтями землю лотоса.
Итак, напрасны были десять лет неимоверных усилий, тяжелых и полных приключений и переходов, заговоров, борьбы и сражений, чтобы водрузить знамя Франции в этой чудной стране, где оно когда-то развевалось с таким почетом! И все это по вине Нана-Сагиба и его генералов, которые вместо того, чтобы на другой же день восстания идти на Калькутту, где одного присутствия их достаточно было, чтобы отнять у англичан последнее, державшееся еще за ними место, тратили напрасно время в празднествах и разных манифестациях при дворе в Дели.
Разочарованный всеми неудачами, не надеясь больше ни на что, Сердар спешил спасти майора, чтобы затем вернуться вместе с преданными ему людьми и Ауджали в непроходимые леса Малабарского берега и вести там свободную и независимую жизнь, которую он так любил.
В лагере его встретили со всем подобающим его заслугам уважением, но он испугался, увидя возбуждение, в котором находились все индусы. Вместо того чтобы чувствовать себя угнетенными и быть по возможности осторожнее ввиду известий, которые они получили относительно похода Гавелока и его успехов, сипаи еще больше жаждали мести. Мысль о том, что Англия потопит все восстание в крови и заставит их дорого заплатить за жестокое обращение, которое они собирались устроить своим пленниками, не останавливала ни на одну минуту их проектов мести. Напрасно Сердар, не смея все-таки быть откровенным, пытался внушить им, что для них несравненно полезнее пощадить осажденных, что это спасет головы вождей восстания, когда последнее будет подавлено. Ему на это ответили, что души жертв носятся каждую ночь с жалобными криками над разрушенной деревней и что только кровь одна может успокоить их.
Прислушиваясь ко всем этим ответам. Сердар впервые понял, что все силы его и преданность делу пали на сухую истощенную почву и что народ этот, который он надеялся пробудить к жизни словами «отечество и свобода», погрязал в бездне невежества и суеверия и не по плечу ему было бороться с расой англосаксонцев. Он понял смелость Гавелока, который бросался очертя голову с шестью тысячами человек на эту человеческую гниль, годную только на то, чтобы служить удобрением для более молодой и сильной расы.
Мечтавший в течение стольких лет о восстановлении Индии с помощью Франции, которая, что бы там ни говорили, всегда была носительницей идей прогресса и свободы, он вдруг понял, что здесь окончательно и на многие столетия восторжествует открытая эксплуатация коренных жителей жестокими англосаксонцами… И, как Ахилл, он удалился в свою палатку и поклялся отказаться от бесполезной борьбы.
На рассвете следующего дня на укреплениях Гоурдвара поднялся парламентерский флаг. Индусские вожди подошли к крепости и выразили желание, чтобы к ним в лагерь прислали для переговоров о сдаче английского офицера, но так как последние соглашались идти только в том случае, если вместо них будет послан заложник-индус, то Сердар вызвался сам пойти в крепость, чтобы узнать условия англичан и передать им условия осаждающих. Посредничество его было принято, и Сердар один, без всякого оружия, прошел в крепость, где его тотчас же провели к коменданту, с которым он просил разрешения говорить без свидетелей.
Сильное волнение овладело им, когда он входил в кабинет полковника:
— Муж Дианы, — прошептал он про себя и несколько минут смотрел на него.
— Очень благодарен вам, что вы согласились взять на себя такое тяжелое поручение, но, мне кажется, нам легче было бы сговориться, если бы они прислали мне одного из туземных вождей.
— Увы, майор! — отвечал Сердар. — Я не могу и не желаю убаюкивать вас надеждами; немного погодя я сообщу личные побуждения, заставившие меня принять на себя это поручение. В настоящее же время, чтобы скорее покончить с этим делом, я в кратких словах передам вам условия туземных вождей. Весь гарнизон, со всем оружием и имуществом, должен сдаться на волю осажденных.
— Согласиться на это мы не можем, если жизнь наша не будет гарантирована.
— Вы слишком хорошо знакомы с индусами и знаете, что они всегда готовы согласиться на всевозможные условия, а затем не исполнять их. На этот раз они даже обманывать вас не желают, они прямо отказываются гарантировать жизнь кого б то ни было из вас.
— В таком случае мы будем защищаться до самой смерти.
— Вас даже атаковать не будут, и дня через три вы умрете от голода.
— Лучше это, чем смерть среди мучений, как это видно по предлагаемым условиям.
— Вам не избежать пыток, сипаи возьмут крепость, когда ни один человек не в состоянии будет держать оружия.
— И вы, цивилизованный человек, европеец, вы согласились передать нам эти предложения?
— Я сделал все возможное, чтобы смягчить их, но страшное избиение в Гоурдваре, когда погибли тысячи женщин и детей, сделало бесполезным все мои старания.
— Увы! Никто больше моего не оплакивает этого варварского распоряжения, и, командуй я в то время Гоурдваром, я не допустил бы совершиться такому гнусному злодеянию.
— А! — воскликнул с радостью Сердар. — Я знал, что вы не способны на такой низкий поступок.
— На каком же основании вы могли подозревать меня и на каком оправдывать? Вы ведь не знаете меня.
— Это моя тайна, но я был уверен, что вы честный и благородный человек, а потому я с величайшей радостью говорю вам: майор Кемпуэлл, Сердар потому лишь согласился взять на себя это поручение, чтобы иметь возможность сказать вам, что он явился в лагерь с целью спасти вас.
— Что вы говорите! Как! Благодаря вам жизнь наша будет спасена… Верьте моей признательности…
— К сожалению, я должен рассеять ваше заблуждение… Вы меня не поняли; я пришел спасти только вас и никого больше спасти не могу.
— В таком случае мне остается ответить вам только одно, и вы, конечно, не удивитесь этому после того, как сказали сами, что я честный и благородный человек. Я отказываюсь от спасения, предлагаемого вами: или спасение, или смерть, но вместе со всеми.
— Но ведь невозможно то, что вы говорите.
— Это мое последнее слово.
— И, однако, — продолжал Сердар нерешительно, — у вас должны быть жена, дети…
— Ах, не говорите мне о них, не лишайте меня мужества… Имею ли право я сохранить им мужа… отца обесчещенного!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Сердар употребил целый месяц на путешествие из Гоа в Гоурдвар-Сикри. Вы поймете, что он не особенно приятно провел время в дороге, когда узнаете, что расстояние между двумя городами составляет восемьсот миль и что все оно покрыто обширными лесами и бесконечными джунглями. Во время этого продолжительного путешествия к нему постепенно доходили весьма серьезные известия, которые подтвердились по прибытии его в лагерь. Молниеносный поход Гавелока через Бенгалию, снятие осады Шиншары д'Айрака, Бенареса, Ауда и всех промежуточных постов; победа над армией Наны во всех стычках с нею, неизбежное снятие осады Лукнова — все это окончательно разбило его иллюзии и нанесло сильный удар его сердцу. Сомневаться нечего больше: восстание было подавлено, это было вопросом времени, и надо было ожидать, что и Дели сдастся через два месяца. С этим городом падал последний оплот независимости индусов, и английский леопард снова сжимал своими хищными когтями землю лотоса.
Итак, напрасны были десять лет неимоверных усилий, тяжелых и полных приключений и переходов, заговоров, борьбы и сражений, чтобы водрузить знамя Франции в этой чудной стране, где оно когда-то развевалось с таким почетом! И все это по вине Нана-Сагиба и его генералов, которые вместо того, чтобы на другой же день восстания идти на Калькутту, где одного присутствия их достаточно было, чтобы отнять у англичан последнее, державшееся еще за ними место, тратили напрасно время в празднествах и разных манифестациях при дворе в Дели.
Разочарованный всеми неудачами, не надеясь больше ни на что, Сердар спешил спасти майора, чтобы затем вернуться вместе с преданными ему людьми и Ауджали в непроходимые леса Малабарского берега и вести там свободную и независимую жизнь, которую он так любил.
В лагере его встретили со всем подобающим его заслугам уважением, но он испугался, увидя возбуждение, в котором находились все индусы. Вместо того чтобы чувствовать себя угнетенными и быть по возможности осторожнее ввиду известий, которые они получили относительно похода Гавелока и его успехов, сипаи еще больше жаждали мести. Мысль о том, что Англия потопит все восстание в крови и заставит их дорого заплатить за жестокое обращение, которое они собирались устроить своим пленниками, не останавливала ни на одну минуту их проектов мести. Напрасно Сердар, не смея все-таки быть откровенным, пытался внушить им, что для них несравненно полезнее пощадить осажденных, что это спасет головы вождей восстания, когда последнее будет подавлено. Ему на это ответили, что души жертв носятся каждую ночь с жалобными криками над разрушенной деревней и что только кровь одна может успокоить их.
Прислушиваясь ко всем этим ответам. Сердар впервые понял, что все силы его и преданность делу пали на сухую истощенную почву и что народ этот, который он надеялся пробудить к жизни словами «отечество и свобода», погрязал в бездне невежества и суеверия и не по плечу ему было бороться с расой англосаксонцев. Он понял смелость Гавелока, который бросался очертя голову с шестью тысячами человек на эту человеческую гниль, годную только на то, чтобы служить удобрением для более молодой и сильной расы.
Мечтавший в течение стольких лет о восстановлении Индии с помощью Франции, которая, что бы там ни говорили, всегда была носительницей идей прогресса и свободы, он вдруг понял, что здесь окончательно и на многие столетия восторжествует открытая эксплуатация коренных жителей жестокими англосаксонцами… И, как Ахилл, он удалился в свою палатку и поклялся отказаться от бесполезной борьбы.
На рассвете следующего дня на укреплениях Гоурдвара поднялся парламентерский флаг. Индусские вожди подошли к крепости и выразили желание, чтобы к ним в лагерь прислали для переговоров о сдаче английского офицера, но так как последние соглашались идти только в том случае, если вместо них будет послан заложник-индус, то Сердар вызвался сам пойти в крепость, чтобы узнать условия англичан и передать им условия осаждающих. Посредничество его было принято, и Сердар один, без всякого оружия, прошел в крепость, где его тотчас же провели к коменданту, с которым он просил разрешения говорить без свидетелей.
Сильное волнение овладело им, когда он входил в кабинет полковника:
— Муж Дианы, — прошептал он про себя и несколько минут смотрел на него.
— Очень благодарен вам, что вы согласились взять на себя такое тяжелое поручение, но, мне кажется, нам легче было бы сговориться, если бы они прислали мне одного из туземных вождей.
— Увы, майор! — отвечал Сердар. — Я не могу и не желаю убаюкивать вас надеждами; немного погодя я сообщу личные побуждения, заставившие меня принять на себя это поручение. В настоящее же время, чтобы скорее покончить с этим делом, я в кратких словах передам вам условия туземных вождей. Весь гарнизон, со всем оружием и имуществом, должен сдаться на волю осажденных.
— Согласиться на это мы не можем, если жизнь наша не будет гарантирована.
— Вы слишком хорошо знакомы с индусами и знаете, что они всегда готовы согласиться на всевозможные условия, а затем не исполнять их. На этот раз они даже обманывать вас не желают, они прямо отказываются гарантировать жизнь кого б то ни было из вас.
— В таком случае мы будем защищаться до самой смерти.
— Вас даже атаковать не будут, и дня через три вы умрете от голода.
— Лучше это, чем смерть среди мучений, как это видно по предлагаемым условиям.
— Вам не избежать пыток, сипаи возьмут крепость, когда ни один человек не в состоянии будет держать оружия.
— И вы, цивилизованный человек, европеец, вы согласились передать нам эти предложения?
— Я сделал все возможное, чтобы смягчить их, но страшное избиение в Гоурдваре, когда погибли тысячи женщин и детей, сделало бесполезным все мои старания.
— Увы! Никто больше моего не оплакивает этого варварского распоряжения, и, командуй я в то время Гоурдваром, я не допустил бы совершиться такому гнусному злодеянию.
— А! — воскликнул с радостью Сердар. — Я знал, что вы не способны на такой низкий поступок.
— На каком же основании вы могли подозревать меня и на каком оправдывать? Вы ведь не знаете меня.
— Это моя тайна, но я был уверен, что вы честный и благородный человек, а потому я с величайшей радостью говорю вам: майор Кемпуэлл, Сердар потому лишь согласился взять на себя это поручение, чтобы иметь возможность сказать вам, что он явился в лагерь с целью спасти вас.
— Что вы говорите! Как! Благодаря вам жизнь наша будет спасена… Верьте моей признательности…
— К сожалению, я должен рассеять ваше заблуждение… Вы меня не поняли; я пришел спасти только вас и никого больше спасти не могу.
— В таком случае мне остается ответить вам только одно, и вы, конечно, не удивитесь этому после того, как сказали сами, что я честный и благородный человек. Я отказываюсь от спасения, предлагаемого вами: или спасение, или смерть, но вместе со всеми.
— Но ведь невозможно то, что вы говорите.
— Это мое последнее слово.
— И, однако, — продолжал Сердар нерешительно, — у вас должны быть жена, дети…
— Ах, не говорите мне о них, не лишайте меня мужества… Имею ли право я сохранить им мужа… отца обесчещенного!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168