— В городе было скучно. Я пожалел, что пропустил купание, — сказал он.
— Ты сам не знаешь, что пропустил, — сказала Кэтрин. — Ты все пропустил. Я хотела этого всю жизнь, и это было чудесно.
Девушка, опустив голову, смотрела в свой стакан.
— Самое удивительное, что теперь я чувствую себя ужасно взрослой. Только внутри как-то пусто… Впрочем, я всего лишь новичок.
— Итак, нас просят сделать скидку на неопытность, — сказал Дэвид и, воспользовавшись моментом, добавил весело: — Разве нельзя поговорить о чем-нибудь другом? Аномалии надоели, да и вышли из моды.
— Я думаю, это интересно только в первый раз, — сказала Кэтрин.
— И только тому, кто интересуется, а для остальных — скука дремучая, — сказал Дэвид. — Ты согласна, наследница?
— Ты зовешь ее наследницей? — спросила Кэтрин. Какое чудное, забавное имя.
— Не называть же ее госпожой или вашим высочеством, — сказал Дэвид. — Так ты согласна, наследница? Про аномалии?
— Мне всегда это казалось глупым, — сказала она. — Развлечение для тех, кому больше нечем заняться.
— Первый раз все интересно, — сказала Кэтрин.
— Да, — сказал Дэвид. — Но неужели ты станешь без конца рассказывать о своем первом заезде на скачках или о том, как ты самостоятельно взлетела в самолете?
— Мне уже стыдно, — сказала Кэтрин. — Взгляни на меня — видишь, как мне стыдно?
Дэвид обнял ее.
— Не нужно стыдиться, — сказал он. — Просто подумай, хотелось бы тебе, чтобы наша верная наследница, стоя вот тут, стала вспоминать, как она взмыла в самолете, только она одна и ее самолет, и ничего между ней и землей. Представь себе землю с большой буквы, а вокруг ничего, только ее самолет, и они могут погибнуть, разбиться вдребезги, и она потеряет и деньги, и здоровье, и благоразумие, и даже жизнь, жизнь с большой буквы, и всех нас, стоит ей только потерпеть «неудачу» — возьмем слово «неудача» в кавычки. Ты когда-нибудь летала одна, наследница?
— Нет, — сказала девушка. — Не приходилось. Но я хочу еще выпить. Я люблю тебя, Дэвид.
— Поцелуй ее еще разок, как тогда, — сказала Кэтрин.
— В другой раз, — сказал Дэвид. — Я готовлю коктейль.
— Как хорошо, что мы снова друзья и все чудесно, сказала Кэтрин. Она очень оживилась, и голос ее звучал естественно, обычно и без напряжения.
— Я совсем забыла про сюрприз, который наследница купила утром. Сейчас принесу.
Когда Кэтрин ушла, девушка взяла Дэвида за руку, крепко сжала ее и поцеловала. Они молча смотрели друг на друга. Девушка рассеянно касалась пальцами его руки. Потом сжала ее и снова отпустила.
— Слова не нужны, — сказала она. — Ты ведь не хочешь, чтобы я произнесла здесь речь?
— Нет, — сказал он. — Но когда-нибудь нам придется поговорить.
— Хочешь, чтобы я уехала?
— Так было бы разумнее.
— Поцелуешь меня, чтобы я поняла, что остаюсь не зря?
Вернулась Кэтрин с молоденьким официантом, который принес поднос с тостами и большой банкой икры в чаше со льдом.
— Вот это был замечательный поцелуй, — сказала Кэтрин. — Все видели, так что теперь можно не бояться сцен и тому подобного. Сейчас подрежут яйцо и лук.
Икра была серовато-черная, крупная, и Кэтрин осторожно переложила ее на тонкие кусочки поджаренного хлеба.
— Наследница купила тебе ящик «Бюллингер-брют» 1915 года. Вот эта бутылка уже холодная. Как, по-твоему, подойдет?
— Конечно, — сказал Дэвид. — Выпьем за обедом.
— Правда, тебе повезло, что мы с наследницей богаты и тебе ни о чем не нужно беспокоиться? Уж мы о нем позаботимся, правда, наследница?
— Будем очень стараться, — сказала девушка. — Я как раз изучаю его запросы. Но на сегодня это все, что мне удалось выяснить.
Глава четырнадцатая
Он проспал почти два часа, пока солнечный свет не разбудил его. Он проснулся и посмотрел на Кэтрин. Во сне дыхание ее было легким, и она выглядела счастливой. Такой он и оставил ее: красивой, молодой и непорочной. В ванной он принял душ и, натянув шорты, босиком прошел через сад в комнату, где работал. После непогоды небо было вымыто до голубизны, и стояло свежее раннее утро нового дня на исходе лета.
Он опять принялся за трудный рассказ и поочередно брал приступом все, к чему годами не решался притронуться. Он работал до одиннадцати часов и, когда сделал намеченное, запер комнату и вышел в сад, где женщины играли за столиком в шахматы. Обе выглядели свежо и молодо и казались такими же привлекательными, как умытое дождем и ветром утреннее небо.
— Она опять выигрывает, — сказала Кэтрин. — Как ты, Дэвид?
Девушка улыбнулась ему застенчивой улыбкой. «А все-таки они необыкновенно хороши, — подумал Дэвид. — Интересно, что принесет новый день».
— Как вы? — спросил он.
— Отлично, — ответила девушка. — А тебе что-нибудь удалось?
— Пишется тяжело, но все получается, — сказал он.
— Ты еще не завтракал?
— Поздновато для завтрака, — сказал Дэвид.
— Глупости, — сказала Кэтрин. — Наследница, сегодня женой будешь ты. Заставь его позавтракать.
— Хочешь кофе и фрукты, Дэвид? — спросила девушка. — Тебе нужно съесть что-нибудь.
— Черный кофе, пожалуй, — сказал Дэвид.
— Я принесу, — сказала девушка и вошла в дом.
Дэвид сел за столик рядом с Кэтрин, она переставила доску с фигурами на стул, провела рукой по его волосам и спросила:
— Ты еще не забыл, что такой же серебристый, как я?
— Забыл, — сказал он.
— Волосы еще выгорят, и я буду все светлее и светлее, а тело — все более смуглым.
— Это будет чудесно.
— Да, и все мои трудности позади.
Хорошенькая темноволосая девушка шла к ним, держа в руках поднос, на котором были розетка с икрой, половинка лимона, ложка и два ломтика жареного хлеба. За ней молоденький официант нес ведерко со льдом и бутылкой шампанского и поднос с тремя стаканами.
— Это как раз для Дэвида, — сказала девушка. — А потом мы можем поплавать.
После купания, пляжа и обильного, затянувшегося обеда с бюллингерским Кэтрин сказала:
— Я очень устала и хочу спать.
— Ты много плавала, — сказал Дэвид. — Устроим сиесту.
— Нет, я правда засыпаю, — сказала Кэтрин.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила девушка.
— Да. Только смертельно хочу спать.
— Мы уложим тебя в постель, — сказал Дэвид. — У тебя найдется термометр? — спросил он девушку.
— Нет у меня никакой температуры, — сказала Кэтрин. — Я просто хочу поспать подольше.
Когда Кэтрин легла, девушка принесла термометр, и Дэвид измерил Кэтрин температуру и посчитал пульс. Температура была нормальной, а пульс — сто пять.
— Пульс слишком частый, — сказал он. — Но я не знаю, какой он у тебя обычно.
— Я тоже не знаю, но думаю, слишком частый.
— По-моему, пульс при нормальной температуре не так важен, — сказал Дэвид. — Но если тебя знобит, я привезу доктора из Канн.
— Не нужен мне доктор, — сказала Кэтрин. — Я спать хочу, вот и все. Можно мне поспать?
— Да. Позови меня, если понадоблюсь.
Они постояли, дождались, пока она заснет, а потом тихонько вышли. Дэвид прошел по каменной террасе и заглянул в окно. Кэтрин спала, и дыхание ее было ровным. Он принес два стула и столик, и они сели в тени под окном Кэтрин так, чтобы меж сосен было видно синее море.
— Что скажешь? — спросил Дэвид.
— Не знаю. Сегодня утром она выглядела довольной.
— А сейчас?
— Возможно, это реакция на вчерашнее. Она такая непосредственная, Дэвид, и это так понятно.
— Вчера мне показалось, я люблю кого-то, кого уже нет, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46