Жарким сентябрьским днем мы приехали на Николаевщину. Сначала автобусом до Нового Буга, а оттуда на грузовом такси мы добрались до этого села. Такси было набито людьми, и, наверное, от инструктора райкома все узнали о причине, заставившей незнакомых им людей ехать сюда. Фамилии погибших на леднике им были хорошо знакомы, как и сами погибшие – тут ехали бывшие их товарищи или знакомые и даже их учительница. Уже в пути выяснилось, в какой школе учился Петя Коптев, а в какой – Миша Послушняк и Иван Баранчук. И все слышалось:
– Подумать только! Вот, значит, где они погибли! А до сих пор без вести пропавшими числились...
Мимо машин проплывали широкие поля с ложбинами, поросшими кукурузой и подсолнечником, и с пригорками, по которым желтело жнивье. Села с ровными порядками белых хат под черепицей, сменялись длинными и густыми лесополосами – типичная картина степной части Украины.
Вскоре машина запрыгала на неровной брусчатке центральной улицы села Казанки. Мы разминулись с Василием Егоровичем, который пошел встречать нас к почте. Прошли по пыльной и тихой улице мимо бывшего правления колхоза, где на скамеечках по привычке все еще собираются для неторопливых перекуров мужчины, через невысокую плотину, ограждающую довольно обширный пруд, и вышли прямо к дому Миронова.
Хозяйка встретила нас немножко тревожно и радостно, проводила в уютную и чистенькую горенку,
– Присаживайтесь,– сказала она,– сейчас Егорович придет с дочерями. А я, извините, выйду по хозяйству...
Василий Егорович пришел через несколько минут. Мы встретились и обнялись, как братья.
Вот его рассказ, во время которого Василий Егорович то отрывочно вспоминал о боях, то вдруг начинал показывать старые фотографии, письма.
...Пройдя перевал, полк спустился на ледник. Отсюда уже было видно, где находились немцы. Они изредка постреливали, но безо всякого урона для наших подразделений. Взвод разведки шел впереди, растянувшись гуськом. Шли вдоль верхней кромки ледника, и во время марша по леднику подразделения держались так близко друг от друга, что бойцы взвода разведки и первого батальона перемещались. Командир полка майор Смирнов шел с разведчиками, и Миронов слышал, как он отдал приказание на хребет выйти с ходу и атаковать немцев левым флангом. Для этого бойцам надо было спуститься по леднику вниз, пройти нейтральную зону – небольшую седловину – и подняться круто вверх, на хребет.
Чем ближе бойцы подходили к хребту, тем сильнее и прицельное был огонь немцев. Падали первые убитые, стонали раненые. У седловины подразделения начали накапливаться для атаки.
– Мы не знали, кто именно погиб в седловине. Говорили только, что командир роты и какой-то боец из разведки. Когда слух этот дошел до Коптева, он быстро проверил отделение, а потом пополз к седловине. Навстречу ему ползли легкораненые; санитары тащили тяжелых. Но в самую седловину никто не решался спуститься. Однако Коптев пополз туда и через некоторое время вытащил поочередно изрешеченные пулями тела командира роты и бойца своего отделения Ивана Баранчука. Так ребята из села Казанки потеряли первого своего земляка, одного из самых бесстрашных бойцов взвода. Во взводе знали его как молчаливого и выносливого человека. Любое задание или поручение он выполнял во что бы то ни стало. Его любимой поговоркой были слова: “Если надо–значит, надо...”
Коптев после этого боя говорил отделению:
– Отваге и мужеству нам надо учиться у Баранчука. Мы должны отомстить за него и других товарищей. Родные наши, возможно, уже считают нас погибшими, но не трусами и изменниками, а героями. И если нам действительно придется тут погибнуть, то только так, как считают наши отцы...
В первые дни боев командование полка поставило перед взводом разведки задачу: во что бы то ни стало раздобыть необходимые сведения о противнике и достать “языка”. Командир отряда Якунин спросил желающих на это опасное дело, но так как добровольцев было больше чем достаточно, он отобрал троих: Валентина Авдеева, Петра Коптева и Василия Миронова. Еще очень просился Михаил Послушняк, говоря, что если берут Миронова, то почему оставляют его. Ведь они с Мироновым в детстве всегда играли только разведчиков. Командир отряда Якунин улыбнулся:
– Я очень доволен вами, товарищи разведчики. Знаю я вас мало, но вижу, что воевать с вами можно. Но в эту разведку, товарищ Послушняк, идти приказано мне лично. Вы же примите от нас документы и останетесь за меня...
Перед выходом разведчики весь день рассматривали местность, по которой им придется идти в темноте. Сдав свою снайперскую винтовку, Миронов взял более легкую, самозарядную. У командира взвода и Коптева были автоматы. Едва стемнело, начали спускаться в седловину. Дул сильный, сырой и холодный ветер. Однако ночь была не особенно темной, и это помогало движению.
По условиям местности, на которой не очень-то развернешься, боковых дозоров не было. Шли цепочкой, причем командир взвода и Коптев были в ядре. Авдеев замыкал движение, а Миронов шел первым. Им пришлось делать большой крюк, и лишь во второй половине ночи они проникли к немцам в тыл. В полной тишине двигались под высокой скалой хребта, на котором находились немцы. Вскоре Миронов подал сигнал остановиться. Потом передал шепотом, что можно начинать подъем на хребет. Через несколько сот метров пути по очень узкому карнизу, прилепившемуся к отвесной стене, увидели, что карниз начал расширяться. Разведчики были настороже.
И тем не менее Миронов чуть было но прошел мимо немца, мирно спавшего в каменной нише. Вернувшись на два шага назад, он прислонил штык своей винтовки к груди немца, подумав при этом, что, возможно, он мертвый, и тихо, но резко сказал:
– Хенде хох!
Но немец и не думал поднимать руки. Словно дикий зверь, он бросился на разведчика, мгновенно отклонив штык. О своем оружии он забыл или думал, что обезоружен. Сцепившись, они покатились по откосу прямо к пропасти. Чудом надо считать, что немец не закричал – тогда бы все пропало.
Переваливаясь друг через друга, они все ближе подкатывались к пропасти. На самом ее краю их задержал маленький выступ, но Миронов оказался внизу, и немец начал его душить, одновременно стараясь стукнуть головой о камни, когда разведчик старался приподнять ее, напрягаясь для последней схватки.
И вот тут подоспела помощь. Миронов услышал глухой удар, потом еще один. Рука немца ослабла, и он протяжно застонал. Это Коптев, рискуя сорваться в пропасть, просто скользнул сверху вниз по откосу на выручку. А когда Миронов поднялся, он еще раз ударил немца, прошептав при этом: “Это я ему по-морскому...” Коптев никогда не был моряком, хотя всегда мечтал об этом. Поэтому часто он любил повторять какие-нибудь “морские” слова, и уж, конечно, все, что он делал, было “по-морскому”.
Оглушенный немец хрипел у них под ногами. Миронов также шепотом спросил;
– Ты его случайно не кинжалом?
Но Коптев только покачал головой. Потом, затыкая немцу рот заранее приготовленной солдатской портянкой, сказал:
– Бери его за ноги, потащили. Когда отойдет – сам расскажет...
Немцы все же что-то почуяли. Они подняли шумную, но беспорядочную и неприцельную стрельбу. Вблизи разорвалась граната, потом другая. Надо было спешить, и разведчики ускорили шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125