Он хотел посмотреть, как у них дела.
– Может, мне подождать? – спросил я.
– Нет, товарищ комиссар, вы идите, я догоню вас. Засветло успеем к Воротам.
Седловину, отделяющую Большой камень от Марухских ворот, мы со своим ординарцем Иваном Пастуховым прошли нескоро, но лейтенант нас не догнал. Позже я узнал, что в этот день он был ранен в руку, но и тогда в санчасть не ушел и погиб под лавиной. Организованные тут же поиски не дали ничего: снегу было огромное количество.
Мы нашли его только летом, под оттаявшим снегом, неподалеку от водопада. Труп был целым, за исключением правой щеки, которой он лежал на земле, омываемой талой водой. Там же, в камнях, мы его со всеми почестями захоронили...
Наступал вечер, когда мы заканчивали нашу беседу. На улице было тепло и тихо. Клонящееся к западу солнце освещало неподвижные листья деревьев. Мы все еще были под впечатлением услышанного, да и сам рассказчик, видимо, не мог сразу переключиться на что-нибудь другое, и вдруг сказал:
– Интересная штука – человеческий мозг, а? Пока не надо было вспоминать так подробно, как сегодня, вроде и позабыл все. Но недаром, видно, существует выражение – “пошевели мозгами”. Вот пошевелил, и полезло все. А тут еще и Кийко кое-кого напомнил. Командира взвода связи, например, младшего лейтенанта Попова. И командира второй роты лейтенанта Квикнадзе. Его родственники живут недалеко от Сухуми, в одном из сел, что по дороге на Батуми...
И уже прощаясь, крепко пожимая руку, проговорил;
– Будете у Плиева, передайте ему привет, а я напишу сразу же. Надо ведь так, живем почти рядом, только через перевал пройти, а не звали друг о друге, что живые. Счастливо вам…
И снова дорога рвется навстречу, вновь проезжаем мы цветущие садами селенья, вдыхая вкусный и дорогой с детства кизячный дымок из труб. Уже вечереет, и в дышащих миром и добротой домах готовят, наверное, еду: скоро вернутся работники с полей и лугов.
Почти сразу за Орджоникидзе, за белым от пены Тереком, началось Дарьяльское ущелье – высокое, узкое, гулкое от потоков и темноватое в эти часы. За селением Казбеги стало холодно, огромные, слегка потемневшие снежники пересекли дорогу – весна сюда еще не пришла. А вскоре уже мы ехали по узкому снежному тоннелю, высота которого достигала нескольких метров.
У самого перевала ехали тихо: от малейшего звука с окрестных склонов сыпались миниатюрные лавинки.
– Тут если сейчас выстрелить,– сказал шофер Борис Карданов, черкес, горный житель,– не выберешься потом...
За перевалом, чем ниже мы опускались, снегу становилось меньше, и за каким-то поворотом вдруг перед нами открылись в закатном солнце долины Грузии. Полные таинственных теней, распускающихся деревьев и кустарников, потемневших ложбин, мягких, словно округлых хребтов, понижающихся вдали, смешанного запаха земли, молодой травы и остывающего камня, они были как внезапное чудо. Заночевав в отличной гостинице селения Пасанаури, где так называемый “модерновый” стиль прекрасно сочетается с элементами древнегрузинской архитектуры, мы ранним утром продолжили свой путь в Грузию.
Здесь уже солнце грело во всю силу, деревья распустились гораздо сильнее, чем на северных склонах хребта. Горы по сторонам курчавились зацветающим кизилом, дикими яблоками, и чудесными видениями проплывали в широких боковых ущельях белоснежные домики, едва различимые среди садов.
Синий воздух дрожал и переливался над весенним разливом Арагвы, и в этом дрожании словно парил над слиянием двух рек знаменитый монастырь, воспетый Лермонтовым. Не доезжая Тбилиси, мы повернули направо и через Гори, часа два спустя, приехали в древний городок Цхинвали, где проживает ныне Петр Александрович Плиев.
Городок встретил нас почти жарким полуденным солнцем, какими-то старинными, похожими на сторожевые, башпямп на возвышенностях, запахом ароматических трав с рынка и еле уловимым дыханием снега от хорошо видимого Главного хребта. Еще несколько минут – и мы пожимаем руки коренастому и крепкому, совсем молодому с виду человеку со скуластым и добрым лицом...
Из-под Керчи после ранения Плиев попал в Махачкалу. При формировании перевели его в часть, отправляющуюся на Закавказский фронт на должность заместителя командира отряда альпинистов, именовавшуюся – 12-й ОГСО, находившийся в Сухуми.
Их – командира отряда майора Диденко, комиссара Васильева и Плиева вызвал к себе начальник штаба 46-й армии генерал Микеладзе. Поздоровался, сказал:
– Садитесь к столу.
На столе лежали топографические карты. Микеладзе развернул одну из них и красным карандашом начертил маршрут движения отряда: Захаровка – Чхалта – Марухский перевал.
В открытое окно кабинета начальника штаба густо лились запахи моря, привядших олеандр и легкий, жестяной шелест пальмовых листьев.
– Ну вот,– сказал Микеладзе, откинувшись на спинку стула, – маршрут ясен? Тогда выступайте немедленно...
Самый трудный участок пути начинался от Чхалты.
Сначала было прохладно. Солнце еще не показалось в ущелье, кристально чистая вода в реке бугрилась на обкатанных камнях, словно застывшее стекло, осыпающиеся березы и горные дубы чуть светились от инея. Шагалось сравнительно легко. Но уже через несколько километров, за маленьким селением, о котором сказали, что оно последнее перед перевалом, дорога перешла в узкую, порою вовсе исчезавшую тропу, сквозь дикие горные леса. Дышать стало трудно. У многих, даже тренированных бойцов, появились первые признаки удушья. Не хватало кислорода для такого ускоренного марша. Но всех подбадривало сознание, что гораздо раньше здесь прошли 808-й и 810-й полки, а им ведь было еще труднее…
Во время марша заболел командир отряда майор Диденко, и Плиеву пришлось принять временное командование. Он и доложил о прибытии отряда начальнику группы войск Марухского направления полковнику Тронину. Тот сразу же объяснил обстановку и с помощью карты показал расстановку сил – наших и немецких.
– Поговорите с командиром и бойцами, – сказал полковник Тронин, – подготовьте их к выполнению особо трудных заданий. Есть тут у меня мысли, реализовать которые без вас, альпинистов, невозможно было. Сейчас размещайтесь, приводите себя в порядок, отдыхайте...
Но отдыхать было некогда. Едва Плиев вернулся в отряд и собрал офицеров для беседы, начался обстрел. Немцы, видимо, заметили, что к перевалу подошли свежие части, как обнимались “старички” с новичками, и решили по-своему приветствовать пополнение.
Разрывы становились все чаще и ближе. Было ясно, что через несколько минут начнутся прямые попадания. Срочно Плиев отдает приказ – повзводно бесшумно сменить расположение отряда, В наступившей темноте смена позиций продолжалась не более 10–15 минут. И словно по заказу сразу после этого снаряды густо посыпались на только что оставленные, уже обогретые для ночлега места. Жертв в отряде, к счастью, не было, но первое огневое крещение молодые бойцы получили.
С наступлением темноты, в один из вечеров, группа альпинистов в количестве двадцати пяти человек выступила на выполнение задания. Группу вел Плиев. Поддерживать ее должна была рота минометчиков 810-го полка.
В свою группу при содействии начальника штаба отряда старшего лейтенанта Губкина и комиссара Васильева Плиев включил самых выносливых – старшего лейтенанта Сванидзе, лейтенанта Белого, старшего сержанта Соколова, старшего сержанта Пастушенко, старшину Быкова и двадцать человек бойцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
– Может, мне подождать? – спросил я.
– Нет, товарищ комиссар, вы идите, я догоню вас. Засветло успеем к Воротам.
Седловину, отделяющую Большой камень от Марухских ворот, мы со своим ординарцем Иваном Пастуховым прошли нескоро, но лейтенант нас не догнал. Позже я узнал, что в этот день он был ранен в руку, но и тогда в санчасть не ушел и погиб под лавиной. Организованные тут же поиски не дали ничего: снегу было огромное количество.
Мы нашли его только летом, под оттаявшим снегом, неподалеку от водопада. Труп был целым, за исключением правой щеки, которой он лежал на земле, омываемой талой водой. Там же, в камнях, мы его со всеми почестями захоронили...
Наступал вечер, когда мы заканчивали нашу беседу. На улице было тепло и тихо. Клонящееся к западу солнце освещало неподвижные листья деревьев. Мы все еще были под впечатлением услышанного, да и сам рассказчик, видимо, не мог сразу переключиться на что-нибудь другое, и вдруг сказал:
– Интересная штука – человеческий мозг, а? Пока не надо было вспоминать так подробно, как сегодня, вроде и позабыл все. Но недаром, видно, существует выражение – “пошевели мозгами”. Вот пошевелил, и полезло все. А тут еще и Кийко кое-кого напомнил. Командира взвода связи, например, младшего лейтенанта Попова. И командира второй роты лейтенанта Квикнадзе. Его родственники живут недалеко от Сухуми, в одном из сел, что по дороге на Батуми...
И уже прощаясь, крепко пожимая руку, проговорил;
– Будете у Плиева, передайте ему привет, а я напишу сразу же. Надо ведь так, живем почти рядом, только через перевал пройти, а не звали друг о друге, что живые. Счастливо вам…
И снова дорога рвется навстречу, вновь проезжаем мы цветущие садами селенья, вдыхая вкусный и дорогой с детства кизячный дымок из труб. Уже вечереет, и в дышащих миром и добротой домах готовят, наверное, еду: скоро вернутся работники с полей и лугов.
Почти сразу за Орджоникидзе, за белым от пены Тереком, началось Дарьяльское ущелье – высокое, узкое, гулкое от потоков и темноватое в эти часы. За селением Казбеги стало холодно, огромные, слегка потемневшие снежники пересекли дорогу – весна сюда еще не пришла. А вскоре уже мы ехали по узкому снежному тоннелю, высота которого достигала нескольких метров.
У самого перевала ехали тихо: от малейшего звука с окрестных склонов сыпались миниатюрные лавинки.
– Тут если сейчас выстрелить,– сказал шофер Борис Карданов, черкес, горный житель,– не выберешься потом...
За перевалом, чем ниже мы опускались, снегу становилось меньше, и за каким-то поворотом вдруг перед нами открылись в закатном солнце долины Грузии. Полные таинственных теней, распускающихся деревьев и кустарников, потемневших ложбин, мягких, словно округлых хребтов, понижающихся вдали, смешанного запаха земли, молодой травы и остывающего камня, они были как внезапное чудо. Заночевав в отличной гостинице селения Пасанаури, где так называемый “модерновый” стиль прекрасно сочетается с элементами древнегрузинской архитектуры, мы ранним утром продолжили свой путь в Грузию.
Здесь уже солнце грело во всю силу, деревья распустились гораздо сильнее, чем на северных склонах хребта. Горы по сторонам курчавились зацветающим кизилом, дикими яблоками, и чудесными видениями проплывали в широких боковых ущельях белоснежные домики, едва различимые среди садов.
Синий воздух дрожал и переливался над весенним разливом Арагвы, и в этом дрожании словно парил над слиянием двух рек знаменитый монастырь, воспетый Лермонтовым. Не доезжая Тбилиси, мы повернули направо и через Гори, часа два спустя, приехали в древний городок Цхинвали, где проживает ныне Петр Александрович Плиев.
Городок встретил нас почти жарким полуденным солнцем, какими-то старинными, похожими на сторожевые, башпямп на возвышенностях, запахом ароматических трав с рынка и еле уловимым дыханием снега от хорошо видимого Главного хребта. Еще несколько минут – и мы пожимаем руки коренастому и крепкому, совсем молодому с виду человеку со скуластым и добрым лицом...
Из-под Керчи после ранения Плиев попал в Махачкалу. При формировании перевели его в часть, отправляющуюся на Закавказский фронт на должность заместителя командира отряда альпинистов, именовавшуюся – 12-й ОГСО, находившийся в Сухуми.
Их – командира отряда майора Диденко, комиссара Васильева и Плиева вызвал к себе начальник штаба 46-й армии генерал Микеладзе. Поздоровался, сказал:
– Садитесь к столу.
На столе лежали топографические карты. Микеладзе развернул одну из них и красным карандашом начертил маршрут движения отряда: Захаровка – Чхалта – Марухский перевал.
В открытое окно кабинета начальника штаба густо лились запахи моря, привядших олеандр и легкий, жестяной шелест пальмовых листьев.
– Ну вот,– сказал Микеладзе, откинувшись на спинку стула, – маршрут ясен? Тогда выступайте немедленно...
Самый трудный участок пути начинался от Чхалты.
Сначала было прохладно. Солнце еще не показалось в ущелье, кристально чистая вода в реке бугрилась на обкатанных камнях, словно застывшее стекло, осыпающиеся березы и горные дубы чуть светились от инея. Шагалось сравнительно легко. Но уже через несколько километров, за маленьким селением, о котором сказали, что оно последнее перед перевалом, дорога перешла в узкую, порою вовсе исчезавшую тропу, сквозь дикие горные леса. Дышать стало трудно. У многих, даже тренированных бойцов, появились первые признаки удушья. Не хватало кислорода для такого ускоренного марша. Но всех подбадривало сознание, что гораздо раньше здесь прошли 808-й и 810-й полки, а им ведь было еще труднее…
Во время марша заболел командир отряда майор Диденко, и Плиеву пришлось принять временное командование. Он и доложил о прибытии отряда начальнику группы войск Марухского направления полковнику Тронину. Тот сразу же объяснил обстановку и с помощью карты показал расстановку сил – наших и немецких.
– Поговорите с командиром и бойцами, – сказал полковник Тронин, – подготовьте их к выполнению особо трудных заданий. Есть тут у меня мысли, реализовать которые без вас, альпинистов, невозможно было. Сейчас размещайтесь, приводите себя в порядок, отдыхайте...
Но отдыхать было некогда. Едва Плиев вернулся в отряд и собрал офицеров для беседы, начался обстрел. Немцы, видимо, заметили, что к перевалу подошли свежие части, как обнимались “старички” с новичками, и решили по-своему приветствовать пополнение.
Разрывы становились все чаще и ближе. Было ясно, что через несколько минут начнутся прямые попадания. Срочно Плиев отдает приказ – повзводно бесшумно сменить расположение отряда, В наступившей темноте смена позиций продолжалась не более 10–15 минут. И словно по заказу сразу после этого снаряды густо посыпались на только что оставленные, уже обогретые для ночлега места. Жертв в отряде, к счастью, не было, но первое огневое крещение молодые бойцы получили.
С наступлением темноты, в один из вечеров, группа альпинистов в количестве двадцати пяти человек выступила на выполнение задания. Группу вел Плиев. Поддерживать ее должна была рота минометчиков 810-го полка.
В свою группу при содействии начальника штаба отряда старшего лейтенанта Губкина и комиссара Васильева Плиев включил самых выносливых – старшего лейтенанта Сванидзе, лейтенанта Белого, старшего сержанта Соколова, старшего сержанта Пастушенко, старшину Быкова и двадцать человек бойцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125