От Прасковьи Потаповны мы пошли к родителям Михаила Послушняка и снова слушали безыскусный и искренний рассказ о том, каким хорошим мальчиком был Миша, да и старший брат его, тоже погибший на фронте, и сестра, которой тоже нет в живых. Мы долго рассматривали фотографии в пухлом альбоме, а потом Прасковья Иовна, мать Михаила, как самое дорогое и сокровенное, показала нам единственное сохранившееся письмо сына, павшего смертью храбрых на леднике. Письмо это сильно пожелтело и потерлось на сгибах – видно, не один раз читалось в этом доме.
Адресовано оно даже не матери и отцу – они в это время находились уже на оккупированной территории,– а сестре матери. Оно стоит того, чтобы привести его полностью, потому что типично и по настроению, и по мыслям для многих молодых солдат, кому на войну довелось идти прямо со школьной скамьи – не долюбив и книг не дочитав.
“Здравствуйте, родные мои – Дарья Иовна, Ефим Прокофьевич, Маруся, Ксеня и Рая. Первым долгом я вам сообщаю, что жив и здоров, того и вам желаю. И первое, что я спрошу у вас, Дарья Иовна, это почему не отвечаете вы мне на мое письмо, которое я послал три месяца назад, и вообще – знаете ли вы что-нибудь о моей матери и отце? Прошу, как можно быстрее пишите ответ, потому что давно уже я ни от кого не получал вестей и ни с кем не встречался.
Здесь хоть и красивая природа – с обеих сторон горы, на которых месяц уже лежит снег, и леса, где мы проводим занятия – но курить нечего и нет того борща, что на Украине. И вообще мне Украина ближе сердцу. Зато много тут фруктов и орехов.
Дарья Иовна, прошу вас, передайте Раисе и Марусе, что я наибольше о них скучаю и прошу, чтобы они писали мне письма почаще. Пускай напишут, на какой они работе, как протекает их жизнь, и вообще пишите много, потому что бывает скучновато: с занятий приходим в семь часов и до одиннадцати делать нечего. Если могут, пускай вышлют мне хорошие художественные книги. Еще если знаете адрес и местонахождение Штельмаха Федора Ивановича, напишите мне адрес и передайте мой красноармейский привет. Мой адрес: Полевая почта 1451, 810 стрелковый полк, взвод пеших разведчиков, получить Послушняку М.
Надеюсь, что близок уже тот час и день, когда мы пойдем в бой против озверелого немецкого фашизма, за Родину, за родную Украину, за отцов, матерей, братьев и сестер, оставшихся на произвол немецких псов-рыцарей. И разобьем фашистов дотла, как сказал товарищ Сталин.
На этом я свое письмо оканчиваю и еще раз прошу писать мне почаще. С этим до свидания, дорогие родственники.
Писал М. Послушняк. Пущено 26-го...”
А всего через несколько дней после этого письма Михаил уже шел во главе огромной колонны, двигавшейся по живописным ущельям Сванетии, рядом с Мироновым, Коптсвым и другими бойцами, шел, чтобы никогда больше не пройти ни этот путь, ни другие пути по своей прекрасной родине. Как и все его сверстники и товарищи, он понимал, что может не вернуться, но не было в душе его ни страха, пи растерянности – одна только любовь к родной земле и ненависть к ее врагам. Впрочем, все это видно из самого письма...
Весть о том, что владелец комсомольского билета, найденного на знаменитом леднике, бывший житель села Казанки, что и другие юноши этого села воевали и погибли на леднике, разнеслась буквально с быстротой молнии. Ранним утром, когда мы подходили к Дому культуры, где был назначен митинг, там уже толпился народ. Миронова тут, конечно, знали давно, но теперь как бы узнавали заново н расступались перед ним, а дети здоровались особенно почтительно. Ведь этот человек, с кем они встречались чуть ни ежедневно, беседовали о самых будничных вещах, есть один из очень немногих свидетелей и участников страшной войны в юрах.
Довольно обширный зал был переполнен. Все, кто могли прийти в это утро, освободившись от хозяйственных дел, пришли. Люди сидели на стульях, скамьях, стояли плотно в проходах. Поначалу было шумно, детям в особенности плохо сиделось на месте, но когда на сцену медленно поднялись три старых женщины в черном траурном одеянии, стало так тихо, что явственно услышался шорох деревьев за окном. Так скорбным молчанием люди выразили свое уважение к матерям героев и словно попросили разделить их личную печаль на всех, кто тут собрались. И матери поняли это, потому что вдруг поклонились залу и тихо промолвили:
– Спасибо...
Не было на митинге ни традиционного председательствующего с длинной речью, ни толчеи выступающих. Да никто и не готовился выступать. Просто один из ветеранов войны предоставил слово Василию Егоровичу Миронову, и тот рассказал, что мы уже знаем. Потом старенькая учительница вспомнила маленького мальчика Петю, который неплохо учился, как все дети – играл в разные игры. Его, пожалуй, нельзя тогда было отличить от других. Но вот что особо запомнилось: каждый раз, когда учительнице надо было идти домой (а жила она далеко от школы, на квартире), к ней подходил Петя и говорил:
– Я провожу вас, а то на том краю собаки злые.
– А ты разве не боишься их?– спросила учительница.
– А я ничего не боюсь,– сказал Петя, н когда учительница с удивлением и леткой улыбкой взглянула на него, он повторил, не отводя глаз:– Честное слово, не боюсь.
С тех пор оп провожал учительницу часто и в любую погоду, но много лет протекло, прежде чем она окончательно узнала о смелости и благородстве своего ученика...
Мы рассказали, как были обнаружены останки погибших воинов и расшифрованы документы, двадцать лет пролежавшие во льду. А после слово предоставили матерям. Одна за другой они поднимались и говорили. Очень тихо. И очень медленно. Никогда в жизни не приходилось им выступать, да еще на таком собрании, да когда столько народу, да о сыновьях своих повернувшихся. Снова была мертвая тишина в зале. Шелестели старые акации за окнами, солнечные лучи вспыхивали по залу то там, то здесь, и, казалось, по мере рассказа, незримо появлялись среди мальчишек, сидящих в первых рядах, и Петр Коптев, и Михаил Послушняк, и Иван Баранчук. Ведь они были мальчишками когда-то и почти мальчиками ушли на великую войну.
Матери тихо роняли слова о том, что хорошие были эти мальчики, честные и правдивые. Дай бог, чтоб и все вы такими были. Сыновей не вернешь, но дай бог, чтоб вам хорошо было, люди. А вы, дети, слушайте хорошенько своих учителей, матерей да отцов, бо они вам не поганого желают, а добра хотят...
Когда выступила последняя и потом села, горестно опустив голову и вытирая глаза кончиком черного платка, на сцену поднялись пионеры и преподнесли им букеты степных цветов. И зал единодушно поднялся и рукоплескал им, простым украинским женщинам...
Нам запомнилось еще одно выступление на этом митинге. Саша Истомин, комсорг средней школы, той самой, где учился Петр Коптев и его товарищи, от имени учеников, которые сидели тут же, в зале, поклялся хранить верность делу, за которое погибли герои-односельчане и всегда помнить их самих. Он попросил присутствовавших на митинге представителей обкома комсомола ходатайствовать перед соответствующими организациями о присвоении средней школе имени Петра Коптева.
– Кроме этого, – сказал Саша, – мы хотели бы, чтоб трем улицам нашего села были присвоены имена трех воинов – Петра Коптева, Михаила Послушняка, Ивана Баранчука. А мы в школе создадим комнату-музей, посвященную событиям на Марухском перевале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125