– Конечно. Это нам известно. Все, что ты знаешь, ты нам рассказал.
Но меня послали к тебе, чтобы я поговорил с тобой как с другом. Может быть, ты помнишь что-то такое, чему сам не придаешь значения. Вдруг вспомнишь что-то, о чем раньше не задумывался. Ты был там четыре года, женился, завел ребенка. Ты не мог не заметить хоть что-нибудь.
– Как я мог заметить? Если бы у них возникло хоть малейшее подозрение, что я что-то вынюхиваю, меня вышвырнули бы немедленно. Я был подозрителен уже потому, что я землянин. Если бы я не женился – а брак они сочли доказательством того, что я хочу стать роторианином, – меня бы там минуты не держали. И все равно меня близко не подпускали ни к чему важному или секретному. – Крайл отвел взгляд. – Надо признать, что их система сработала. Моя жена была всего лишь астрономом. Ты же знаешь, у меня не было выбора. Не мог же я дать объявление по головидению, что ищу молодую женщину – специалиста по гиперпространству. А встреть я такую, из кожи бы вон полез, чтобы поймать ее на крючок, даже если бы она была страшней гиены. Но за все четыре года мне ни одна такая не встретилась. Вся наука на Роторе засекречена так, что мне кажется, ведущих ученых они полностью изолируют. Честное слово, я думаю, в лабораториях все они носят маски и называют друг друга только шифрованными именами. Я знал, что дело кончится тем, что меня выгонят из Бюро.
Крайл повернулся к Гаранду и закончил свой монолог почти с отчаянием:
– Все получилось так плохо, что я чувствую себя полным дураком.
Меня подавляет сознание поражения.
В загроможденной вещами тесной комнате их разделял только стол. Придерживаясь за него рукой, чтобы не упасть, и раскачиваясь на стуле, Уайлер сказал:
– Крайл, Бюро не может позволить себе сантименты, но нас нельзя назвать и совсем бесчувственными. Мы сожалеем, что приходится обращаться с тобой подобным образом. Однако мы вынуждены на это пойти. Моя миссия меня тоже не радует, но это моя обязанность. Мы озабочены тем, что ты не выполнил задание и не принес никаких сведений. Если бы Ротор остался на околоземной орбите, мы могли бы подумать, что тебе просто нечего сообщить. Но они улетели. Они овладели гиперсодействием, и ты не мог ничего не знать об этом.
– Понятно.
– Но отсюда вовсе не следует, что мы хотим отказаться от твоих услуг. Мы надеемся, что ты еще будешь нам полезен. Поэтому я должен убедиться в том, что ты потерпел неудачу не по своей вине.
– Что ты имеешь в виду?
– Я должен быть уверен сам и сообщить об этом коллегам, что твоя неудача не является следствием твоей личной слабости. Ведь как бы то ни было, ты женился на роторианке. Она красива? Ты любил ее?
– На самом деле ты хочешь спросить, не защищаю ли я роториан и не скрываю ли секретные сведения из любви к роторианке? – огрызнулся Крайл.
Это замечание отнюдь не задело Гаранда.
– Так как же? Ты защищаешь Ротор?
– Как ты можешь так говорить? Если бы я решил стать роторианином, я бы улетел вместе с ними. Сегодня я уже затерялся бы где-то в межзвездном пространстве, и вы никогда не нашли бы меня. Но я этого не сделал. Я вернулся на Землю, хотя заранее знал, что моя неудача скорее всего разрушит всю мою карьеру.
– Мы высоко ценим твою преданность.
– Она гораздо больше, чем ты думаешь.
– Мы понимаем, ты, по-видимому, любил свою жену и был вынужден расстаться с нею из чувства долга. Это говорит в твою пользу, если бы мы могли быть уверены…
– Здесь дело не столько в жене, сколько в дочери.
Гаранд внимательно смотрел на Крайла:
– Крайл, нам известно, что у тебя есть дочь, которой только что исполнился год. В такой ситуации тебе, наверно, не следовало бы ссылаться на нее как на самый веский довод.
– Ты прав. Но дело в том, что я не во всем могу быть хорошо смазанным роботом. Иногда что-то случается и против моей воли. После того как я целый год провел рядом с ребенком…
– Понимаю. Но ведь ей был только год. Какие у вас могли установиться отношения…
Крайл поморщился.
– Ты говоришь, что понимаешь, а на самом деле не понимаешь ровным счетом ничего.
– Тогда объясни. Я постараюсь понять.
– Видишь ли, все дело в моей сестре. Младшей сестре.
– Сестра упоминается в твоем досье, – кивнул Уайлер. – Ее зовут, если я не ошибаюсь, Роза.
– Розанна. Она погибла восемь лет назад во время мятежа в Сан-Франциско. Ей было только семнадцать.
– Весьма сочувствую.
– Она не была сторонницей ни тех, ни других. Она была одним из тех нейтральных зрителей, которые погибают гораздо чаще, чем вожаки банд или блюстители порядка. Нам с трудом удалось найти ее тело: слава Богу, у меня было что-то, что можно было предать кремации. Уайлер сочувственно промолчал, а Крайл продолжил, хотя весь его вид говорил, что ему не хочется ворошить прошлое:
– Ей было только семнадцать. Наши родители умерли, когда ей было четыре года, а мне четырнадцать. Я учился в школе, а после занятий работал. Я старался – часто даже в ущерб себе – сделать так, чтобы она была всегда сыта, одета и не испытывала никаких неудобств. Я сам обучился программированию, хотя не могу сказать, что эта работа обеспечивала хотя бы сносное существование. Ей было только семнадцать, и за всю свою жизнь она не обидела ни одной живой души. Она даже не знала, из-за чего начались стрельба, шум, крики… Она просто попалась в ловушку.
– Теперь я понимаю, почему ты вызвался работать на Роторе, – заметил Уайлер.
– Да, конечно. Два года я ходил как во сне. Я пошел в Бюро – мне нужно было чем-то занять себя, к тому же я думал, что эта работа связана с опасностью. Какое-то время я даже искал смерти – особенно если по пути удалось бы сделать еще что-то полезное. Когда обсуждалась посылка агента на Ротор, я вызвался сам. Я хотел забыть Землю.
– И теперь ты вернулся. Ты жалеешь об этом?
– Да, отчасти. Но на Роторе я задыхался. При всех недостатках Земли у нее есть одно неоценимое преимущество – необъятные просторы. Гаранд, если бы ты видел Розанну. Она не была красавицей, но ее глаза… – Между бровями Крайла пролегла морщинка, словно он старался получше рассмотреть прошлое. – Красивые и в то же время пугающие. Знаешь, я никогда не мог спокойно встретить ее взгляд. Розанна заглядывала прямо в душу… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Боюсь, что нет, – признался Уайлер.
– Она всегда знала, когда человек лжет или скрывает правду. Я мог даже молчать, а она все равно догадывалась, что меня беспокоит.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что она была телепатом?
– Что? Нет-нет. Она говорила, что ей достаточно видеть выражение лица и слышать интонации говорящего. Она уверяла, что никто не может скрыть свои мысли. Даже улыбка не скрывает горечи. Она пыталась объяснить, каким образом ей это удается, но я никак не мог ее понять. Это была какая-то особенная способность. Я благоговел перед ней. А потом родилась Марлена.
– И что?
– У нее были такие же глаза.
– У ребенка были глаза твоей сестры?
– Не сразу, но я видел, как постепенно они становятся точно такими. Уже когда ей исполнилось шесть месяцев, я вздрагивал от ее взгляда.
– И твоя жена тоже вздрагивала?
– Этого я не замечал, но ведь у нее не было сестры Розанны.
Марлена вообще никогда не плакала; она была очень спокойным ребенком. И маленькая Розанна была такой же. К тому же сразу было видно, что Марлена тоже не станет красавицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111