Чем она будет заниматься, как будет жить, где найдет деньги, чтобы покупать еду себе и отцу, — все эти вопросы оставались без ответа. Фелисити старалась задумываться о них как можно реже, не в силах вообразить, что произойдет после завершения суда. Иногда ее настроение становилось более оптимистичным, ей казалось, что Морган сумеет добиться освобождения отца и поможет, чтобы с него сняли все сегодняшние обвинения. Тогда Оливье Лафарг вернется домой, а Морган покинет их дом, и жизнь вновь потечет в прежнем русле. Такие мысли успокаивали Фелисити. Впрочем, они редко оказывались долговечными.
Девушка посмотрела на чашку, которую держала в руке. Это варево, приготовленное Ашанти, по крайней мере поможет ей хотя бы отчасти управлять процессами, происходящими в организме, если она выпьет его сейчас, пока не вернулся Морган. У нее не родится ребенок, который станет заложником ее будущего. Допив остатки спасительной жидкости, Фелисити опустила чашку на край стоявшего у двери кухонного стола и, повернувшись, направилась в сторону дома.
В этот ранний пасмурный вечер в комнатах наверху уже царил полумрак. Увидев, как в противоположном конце гостиной шевельнулась какая-то темная тень, сливавшаяся с портьерами, Фелисити застыла на месте, сердце ее учащенно забилось. Слабый отблеск алой зари осветил форменный камзол, когда Морган повернулся в ее сторону.
— Ох, это вы! — проговорила девушка, дотронувшись до горла.
— А кого еще ты ждала? — Его голос казался ровным, в нем отсутствовала насмешка, к которой Фелисити уже успела привыкнуть.
— Никого. Просто я не знала, что вы вернулись домой.
— Ты чем-то занималась внизу, и я решил не отвлекать тебя понапрасну. Что ты там сказала насчет дома? Ты, наверное, оговорилась? Возможно, это твой дом, но я точно не стану считать его своим.
— Я… я думала, ваш дом в Ирландии.
Морган неопределенно пожал широкими плечами.
— Его больше нет там. Моя мать умерла много лет назад, отцу пришлось продать землю, принадлежавшую нашей семье в течение нескольких поколений. Он не мог видеть, как хозяин-англичанин разъезжает верхом по тем местам, которыми раньше владели мы. Это и свело его в могилу несколько месяцев спустя. У меня есть брат и сестра, но только одному Богу известно, где они сейчас. Возможно, они тоже умерли…
— Я этого не знала, — прошептала она.
— Ты многого не знаешь обо мне, — ответил он почему-то нарочито бодрым голосом.
— Может быть. Но, насколько я могу предположить, вы как профессиональный военный не задержитесь долго в этом доме и вообще в Луизиане. — Она попробовала заглянуть в лицо Моргана, стоявшего к ней вполоборота, однако его черты были непроницаемы, как у бронзового барельефа на фоне хмурого серого неба.
— Почему тебе так кажется?
— Генерал-губернатор О'Райли приложил столько сил, чтобы принудить к повиновению жителей Нового Орлеана; он переделал наши законы, разослал во все концы переписчиков населения, чтобы узнать, сколько нас здесь живет, наконец, он создал у нас целую систему испанских магистратов, так что теперь его место вполне может занять гражданский губернатор. У испанского короля наверняка найдется для него работа в другом месте, а значит — и для вас тоже.
— Твое предположение может оказаться справедливым, но я не уверен, что отправлюсь вслед за О'Райли, когда он отсюда уедет.
— Вы не последуете за ним? Но почему?
— Генерал-губернатору предоставлено право давать участки целинной земли от тысячи до пяти тысяч арпанов тем, кто пожелает их расчистить и обрабатывать. Такое решение было принято, прежде чем он отплыл из Испании. Я оказался здесь в первую очередь по этой причине.
— Он может дать землю кому угодно?
— Да, если этот человек покажется ему достойным.
— Иными словами, любому из его приспешников, любому испанцу, тому, у кого есть достаточно денег, чтобы подтвердить свое достоинство, так?
— Землей нельзя будет торговать, если ты это имеешь в виду, — ответил Морган посуровевшим голосом.
Фелисити отвернулась, чтобы скрыть свой гнев.
— Еще бы, такая продажность возможна только при французских властях.
— Я этого не говорил, — возразил он тихо.
— В этом не было необходимости. Для суровых и благочестивых испанцев все французы кажутся преступниками, в первую очередь — контрабандистами и пиратами. Однако вы не желаете учесть, что такими их делают испанские законы, высокомерие испанцев, не имеющих понятия о том, что представляет собой жизнь в Луизиане.
— Ты права.
Замолчав на полуслове, Фелисити обернулась и уставилась на Моргана удивленным взглядом.
— Что вы сказали?
— Я сказал, что ты права, по крайней мере насчет контрабанды и пиратства. Испанские законы, требующие, чтобы в колониях торговали только испанскими товарами, доставленными на испанских судах, не отличаются дальновидностью. Из-за этой монополии колонисты платят большие деньги за некачественные товары и за бесценок продают меха, сырую древесину, индиго и краски для тканей. Франция проводила такую же политику, однако за ее выполнением никогда не следили слишком строго, поэтому она оставалась терпимой. В последние три или четыре года Испания тоже ослабила нажим на торговлю в других колониях, однако в Луизиане это произойдет только через некоторое время, когда положение здесь войдет в норму. А пока успех, с которым О'Райли удалось пресечь незаконную торговлю, повлек за собой усиление пиратства и контрабанды, которые всегда этому сопутствуют.
— Вы сейчас критикуете самого великого О'Райли! Это просто невероятно. — То, что Морган повторял уже известные ей вещи, было не так важно, как сам факт, что он на это осмелился.
— Я не критикую его действия. Как я уже говорил, он только выполняет приказы. Однако их результат меня не устраивает.
— Единственное, что он может сделать, это предупредить дозорных, чтобы они не проявляли излишней бдительности.
— К сожалению, это не в его правилах. Получив приказ, он считает своим долгом скорее выполнить его и по возможности полностью.
— Это чувствуется, — сказала Фелисити с явной горечью в голосе, — и для него не имеет значения, что речь идет о человеческих жизнях.
В гостиной повисло гнетущее молчание.
— Сегодня главный обвинитель дон Феликс дель Рей подготовил обвинительное заключение, — сообщил Морган.
— Это означает, что суд завершился?
— По существу, да. Судьям осталось только выслушать доводы защитников. Поскольку они будут повторять то, что говорили уже не раз, это не займет много времени. Потом суд будет совещаться и вынесет приговор.
— Когда… когда он будет объявлен?
— Через пару дней, самое большее, дня через три-четыре.
— Я, наверное, могу не сомневаться, что отца признают виновным?
— Я… — начал было Морган, но потом замолчал и коротко ответил: — Нет.
— Что должно случиться? Я имею в виду остальных.
Морган бросил в ее сторону быстрый взгляд, словно удивившись тому, что она, похоже, не сомневается насчет судьбы отца.
— Это зависит от О'Райли. Он будет выносить окончательный вердикт.
— Говорят, он распорядился их всех повесить, чтобы казнь двенадцати человек, которые ему попались, послужила назиданием другим жителям.
— Возможно. Я не могу сказать.
— Не можете или не хотите? — Не услышав ответа, Фелисити приблизилась к Моргану и встала с другой стороны дверного проема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Девушка посмотрела на чашку, которую держала в руке. Это варево, приготовленное Ашанти, по крайней мере поможет ей хотя бы отчасти управлять процессами, происходящими в организме, если она выпьет его сейчас, пока не вернулся Морган. У нее не родится ребенок, который станет заложником ее будущего. Допив остатки спасительной жидкости, Фелисити опустила чашку на край стоявшего у двери кухонного стола и, повернувшись, направилась в сторону дома.
В этот ранний пасмурный вечер в комнатах наверху уже царил полумрак. Увидев, как в противоположном конце гостиной шевельнулась какая-то темная тень, сливавшаяся с портьерами, Фелисити застыла на месте, сердце ее учащенно забилось. Слабый отблеск алой зари осветил форменный камзол, когда Морган повернулся в ее сторону.
— Ох, это вы! — проговорила девушка, дотронувшись до горла.
— А кого еще ты ждала? — Его голос казался ровным, в нем отсутствовала насмешка, к которой Фелисити уже успела привыкнуть.
— Никого. Просто я не знала, что вы вернулись домой.
— Ты чем-то занималась внизу, и я решил не отвлекать тебя понапрасну. Что ты там сказала насчет дома? Ты, наверное, оговорилась? Возможно, это твой дом, но я точно не стану считать его своим.
— Я… я думала, ваш дом в Ирландии.
Морган неопределенно пожал широкими плечами.
— Его больше нет там. Моя мать умерла много лет назад, отцу пришлось продать землю, принадлежавшую нашей семье в течение нескольких поколений. Он не мог видеть, как хозяин-англичанин разъезжает верхом по тем местам, которыми раньше владели мы. Это и свело его в могилу несколько месяцев спустя. У меня есть брат и сестра, но только одному Богу известно, где они сейчас. Возможно, они тоже умерли…
— Я этого не знала, — прошептала она.
— Ты многого не знаешь обо мне, — ответил он почему-то нарочито бодрым голосом.
— Может быть. Но, насколько я могу предположить, вы как профессиональный военный не задержитесь долго в этом доме и вообще в Луизиане. — Она попробовала заглянуть в лицо Моргана, стоявшего к ней вполоборота, однако его черты были непроницаемы, как у бронзового барельефа на фоне хмурого серого неба.
— Почему тебе так кажется?
— Генерал-губернатор О'Райли приложил столько сил, чтобы принудить к повиновению жителей Нового Орлеана; он переделал наши законы, разослал во все концы переписчиков населения, чтобы узнать, сколько нас здесь живет, наконец, он создал у нас целую систему испанских магистратов, так что теперь его место вполне может занять гражданский губернатор. У испанского короля наверняка найдется для него работа в другом месте, а значит — и для вас тоже.
— Твое предположение может оказаться справедливым, но я не уверен, что отправлюсь вслед за О'Райли, когда он отсюда уедет.
— Вы не последуете за ним? Но почему?
— Генерал-губернатору предоставлено право давать участки целинной земли от тысячи до пяти тысяч арпанов тем, кто пожелает их расчистить и обрабатывать. Такое решение было принято, прежде чем он отплыл из Испании. Я оказался здесь в первую очередь по этой причине.
— Он может дать землю кому угодно?
— Да, если этот человек покажется ему достойным.
— Иными словами, любому из его приспешников, любому испанцу, тому, у кого есть достаточно денег, чтобы подтвердить свое достоинство, так?
— Землей нельзя будет торговать, если ты это имеешь в виду, — ответил Морган посуровевшим голосом.
Фелисити отвернулась, чтобы скрыть свой гнев.
— Еще бы, такая продажность возможна только при французских властях.
— Я этого не говорил, — возразил он тихо.
— В этом не было необходимости. Для суровых и благочестивых испанцев все французы кажутся преступниками, в первую очередь — контрабандистами и пиратами. Однако вы не желаете учесть, что такими их делают испанские законы, высокомерие испанцев, не имеющих понятия о том, что представляет собой жизнь в Луизиане.
— Ты права.
Замолчав на полуслове, Фелисити обернулась и уставилась на Моргана удивленным взглядом.
— Что вы сказали?
— Я сказал, что ты права, по крайней мере насчет контрабанды и пиратства. Испанские законы, требующие, чтобы в колониях торговали только испанскими товарами, доставленными на испанских судах, не отличаются дальновидностью. Из-за этой монополии колонисты платят большие деньги за некачественные товары и за бесценок продают меха, сырую древесину, индиго и краски для тканей. Франция проводила такую же политику, однако за ее выполнением никогда не следили слишком строго, поэтому она оставалась терпимой. В последние три или четыре года Испания тоже ослабила нажим на торговлю в других колониях, однако в Луизиане это произойдет только через некоторое время, когда положение здесь войдет в норму. А пока успех, с которым О'Райли удалось пресечь незаконную торговлю, повлек за собой усиление пиратства и контрабанды, которые всегда этому сопутствуют.
— Вы сейчас критикуете самого великого О'Райли! Это просто невероятно. — То, что Морган повторял уже известные ей вещи, было не так важно, как сам факт, что он на это осмелился.
— Я не критикую его действия. Как я уже говорил, он только выполняет приказы. Однако их результат меня не устраивает.
— Единственное, что он может сделать, это предупредить дозорных, чтобы они не проявляли излишней бдительности.
— К сожалению, это не в его правилах. Получив приказ, он считает своим долгом скорее выполнить его и по возможности полностью.
— Это чувствуется, — сказала Фелисити с явной горечью в голосе, — и для него не имеет значения, что речь идет о человеческих жизнях.
В гостиной повисло гнетущее молчание.
— Сегодня главный обвинитель дон Феликс дель Рей подготовил обвинительное заключение, — сообщил Морган.
— Это означает, что суд завершился?
— По существу, да. Судьям осталось только выслушать доводы защитников. Поскольку они будут повторять то, что говорили уже не раз, это не займет много времени. Потом суд будет совещаться и вынесет приговор.
— Когда… когда он будет объявлен?
— Через пару дней, самое большее, дня через три-четыре.
— Я, наверное, могу не сомневаться, что отца признают виновным?
— Я… — начал было Морган, но потом замолчал и коротко ответил: — Нет.
— Что должно случиться? Я имею в виду остальных.
Морган бросил в ее сторону быстрый взгляд, словно удивившись тому, что она, похоже, не сомневается насчет судьбы отца.
— Это зависит от О'Райли. Он будет выносить окончательный вердикт.
— Говорят, он распорядился их всех повесить, чтобы казнь двенадцати человек, которые ему попались, послужила назиданием другим жителям.
— Возможно. Я не могу сказать.
— Не можете или не хотите? — Не услышав ответа, Фелисити приблизилась к Моргану и встала с другой стороны дверного проема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100