Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что большинство людей, решившихся связать судьбу с Валькуром, принадлежали, как и следовало ожидать, к старой команде «Ворона». Отъявленные злодеи, огрубевшие от бесконечных жестокостей, они наверняка стали бы действовать без сожаления, если бы кто-нибудь осмелился не выполнить приказ Валькура. Баст, не сводивший с Фелисити взгляда, первым наклонился и осторожно, чтобы он случайно не выстрелил, опустил на землю пистолет со взведенным курком, а потом положил поверх него шпагу.
— Валькур, ты не должен этого делать, — проговорила Фелисити, с трудом справившись со сжимающим горло спазмом.
— Не должен? — удивленно процедил Валькур. — Мне казалось, ты будешь благодарить меня за приглашение присоединиться к нам, а не возражать против наших методов. Извини, что мне пришлось использовать тебя как заложницу, чтобы другие вели себя хорошо, и в первую очередь — Морган. Но таковы превратности войны!
— Нельзя обрекать стольких людей на смерть!
— Почему же? Поверь, дорогая, мне приходилось делать кое-что и похуже. — Прищурив глаза, Валькур наблюдал за стоящими перед ним людьми.
— Тогда я прошу, оставь и меня здесь тоже. Я заклинаю тебя, Валькур, именем отца.
— Твоего отца? Почему ты решила, что я могу согласиться, услышав от тебя его имя? Я не
испытывал никакого почтения к усыновившему меня человеку; более того, я его презирал. Но незадолго до его смерти я отплатил ему за его опеку, за постоянное напоминание о моей зависимости от его милости, о том, что я не оправдал его надежд, став совсем не таким, каким он мечтал меня видеть. Можешь не сомневаться, в день своей смерти он горько пожалел о своем неуважении ко мне.
— Что… О чем ты говоришь? — спросила Фелисити, с отчаянием глядя, как остальные матросы с мрачным видом побросали свои сабли и пистолеты на землю вслед за Бономмом.
— Почему ты меня спрашиваешь? Неужели ты так и не догадалась? Я думал, тебе давно все известно! Это я сообщил Оливье Лафаргу о том, что ты живешь с полковником Маккормаком, что ты раздвигаешь перед ним ноги и губишь себя ради того, чтобы несчастному заговорщику сохранили жизнъ.Что еше оставалось ему делать, кроме как наложить на себя руки, тем самым смыв позор и избавив тебя от такой низкой угодливости!
Острая боль пронзила сердце Фелисити, когда она представила, как отец, один в тюремных стенах, получил столь горестное известие, заставившее его потерять всякое уважение к дочери. Какой стыд и отчаяние испытывал он, каким бессильным чувствовал себя, пока думал, как ей помочь, прежде чем принять окончательное решение!
— Как ты мог, Валькур? Как ты мог? — прошептала Фелисити.
— Это не составило труда. Несколько слов на бумажке, одна монета охраннику, и дело сделано. Так что это я на самом деле помог тебе освободиться, и ты должна меня благодарить. Я перерезал пуповину, связывающую тебя с Новым Орлеаном, убрал все преграды, мешающие нам начать новую жизнь. Мы и сейчас можем это сделать, добравшись до Франции, когда у нас будет достаточно денег, чтобы занять достойное место при дворе.
— Ты сошел с ума! — воскликнула Фелисити.
Теперь и Морган положил на землю оружие, так же как и Баст, расставаясь с ним осторожно. У его рта пролегла белая черта, хорошо заметная под покрывавшим кожу бронзовым загаром. Когда Морган медленно выпрямился, Фелисити увидела, что его пистолет лежит рукояткой в ее сторону. Встретившись с ним взглядом и заметив, как он чуть наклонил голову в ответ, она поняла, что ей остается надеяться только на себя. Другие не осмелятся ей помочь, опасаясь за ее жизнь. Более того, она была единственной из всех, кого Валькур и его сообщники не стали бы убивать сразу.
— Я сошел с ума? — Валькур рассмеялся и взмахнул шпагой, подав знак своим людям, чтобы они собрали брошенное оружие. — Я сумасшедший? Вряд ли. У меня хватило ума, чтобы обменять то, что было мне известно о заговоре и участвующих в нем людях, на собственную свободу. У меня оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не попасть в одну сеть вместе с ними, точно так же, как я вырвусь из ловушки сейчас.
— Ты говоришь так, словно не чувствуешь за собой никакой вины. Но ты виновен не меньше тех, кого казнили, может, даже больше их! — Валькур теперь держал Фелисити уже не так крепко. Отступая к шлюпкам, он тянул ее за собой, рассуждая на ходу о собственных умственных способностях. Сейчас ей во что бы то ни стало нужно было заставить его продолжать похваляться, чтобы двигаться как можно медленнее. На земле оставалось лежать несколько пистолетов, которые в замешательстве не успели подобрать бунтовщики.
— Правда? Это не имеет значения. Я оказался не настолько глуп, чтобы остаться. Я обвел испанцев вокруг пальца, сбежал целым и невредимым, несмотря на то что стал одним из главных преступников, за кем охотились по всей колонии. Они не смогли поймать меня тогда, и им не удастся сделать это теперь!
В этот момент Фелисити вырвала руку и ударила Валькура локтем в раненый живот с такой силой, что у него перехватило дыхание, и он, вскрикнув от боли, выпустил ее из цепких объятий. Бросившись наземь, Фелисити перевернулась и тут же поднялась с пистолетом Моргана в руках. Увидев направленный в грудь ствол, Валькур, рванувшийся было за ней, остановился как вкопанный, широко расставив руки, а потом подался назад. Его глаза горели такой злобой, что, будь у него пистолет, он бы, не раздумывая, убил сестру. Но одной шпаги было явно недостаточно, чтобы покончить с ней.
— А теперь, — проговорила Фелисити в наступившей тишине, — брось шпагу.
Губы Валькура скривились в улыбке, однако глаза сохраняли прежнее злобное выражение.
— Я могу это сделать, только ты все равно ничего не добьешься. Моих людей не остановит моя смерть, а у тебя в пистолете всего один заряд. У них нет другого выбора, кроме как довести до конца наш план. В противном случае их все равно повесят испанцы или капитан вздернет их как бунтовщиков.
— Тогда они могут бежать и без тебя.
В ответ на ее слова из толпы сообщников Валькура послышался одобрительный ропот, и они снова начали отступать к шлюпкам. Те, кто находился поближе, побросали туда мешавшее им лишнее оружие и, ухватившись за планшир, поволокли баркасы к воде.
— Ты не станешь в меня стрелять, Фелисити, вот так, хладнокровно, когда ты уже успокоилась после схватки. Это, слава Богу, не в твоем вкусе. Брось пистолет и идем со мной. Лучше выбрать жизнь, чем болтаться на виселице. Сказать правду, я никогда не желал твоей смерти. Если хочешь знать, Фелисити, дорогая, я по-своему заботился о тебе, как ни о ком и ни о чем другом на свете. Иначе я бы не пытался спасти тебя от Моргана в ту ночь в Новом Орлеане, не подумал о том, чтобы вернуться за тобой. И если я обманом увез тебя с собой и заставил силой помочь провести твоего любовника, чтобы захватить его корабль, я поступил так лишь потому, что иначе ты бы не согласилась это сделать. А если я причинил тебе физическую боль, так по-другому я просто не способен овладеть женщиной.
Судя по тону, Валькур полагал, что его доводы покажутся сестре убедительными, заставят ее передумать. Однако он ошибался. Фелисити уже приняла нелегкое решение, а его слова вызвали у нее только чувство отвращения.
— Если тебе кажется, что я не буду стрелять, попробуй подойти ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100