Д. Игнатов в этой операции показали себя отличными организаторами боевых действий авиационных соединений и частей.
Оправдало себя централизованное использование радиолокационных средств. Это способствовало более эффективному применению радиолокации и повысило ее роль в общей системе управления авиацией в бою. Три узла наведения действовали безотказно. Один из них — армейский — осуществлял наблюдение за воздушной обстановкой в районе действий всей нашей армии. Радиолокаторы помогали вести контроль за полетами своих самолетов и противника, наводить истребителей на отдельные авиагруппы, идущие к линии фронта или в глубь расположения наших войск. Об обнаруженных целях оповещались авиачасти, зенитные средства и наземные войска Кроме того, информация о воздушной обстановке передавалась двум другим узлам наведения. Радиолокационные установки позволяли нам своевременно принимать меры к наращиванию сил своих истребителей в наиболее важных районах и очищать их от самолетов противника.
Но вернемся к последним дням войны. Еще 5 мая Г. К. Жуков приказал мне приготовиться к приему самолетов союзников на аэродроме Темпельгоф, которые должны были доставить сюда командование для подписания немцами безоговорочной капитуляции.
— Готовьте эскорт из 18 самолетов-истребителей, время полета я сообщу, — сказал он.
Такую историческую миссию мы возложили на летчиков 515-го истребительного полка 13-го авиакорпуса генерала Сиднева. Пожалуй, это было последнее боевое задание, которое мне пришлось дать авиационной части в Великой Отечественной войне. В выполнении его принимали участие прославленные воздушные бойцы. Командовал группой истребителей майор М. Н. Тюлькин (впоследствии Герой Советского Союза). В нее входили капитан В. А. Гурбич, старший лейтенант В. А. Марьин, лейтенанты Ю. Т. Дьяченко, С. Ф. Гладких, В. П. Гавриленко и другие.
7 мая вечером позвонил Г. К. Жуков и предупредил, что завтра в десять утра нам нужно послать свои истребители на аэродром Стендаль. При подходе к аэродрому следует дать сигнал, и оттуда поднимутся союзники на «дугласах». Наши летчики должны охранять их от возможных диверсий противника Это будет вместе с тем и почетный эскорт, который проведет союзников на аэродром Темпельгоф,
Жуков спросил в заключение:
— Все ясно?
Я ответил, что не все, нужно бы уточнить, по какому времени в десять часов.
— Минутку, — говорит Жуков.
Я сижу у телефона, жду. Проходит минута, вторая, третья, четвертая и пятая… Вдруг в трубке раздался голос маршала:
— По среднеевропейскому времени в десять часов.
— Есть, теперь ясно, — ответил я.
Собрал офицеров штаба, сообщил задание командиру корпуса генералу Б. А. Сидневу: обеспечить эскорт и вылет в 10.00 по среднеевропейскому времени. Летчикам проложить маршруты и быть на аэродроме в 8.00.
Через некоторое время раздался телефонный звонок, и генерал Сиднев спросил:
— Товарищ командующий, в десять часов по среднеевропейскому, а во сколько это по московскому времени?
Я объяснил, что среднеевропейское время отличается
от московского зимой — на два часа. Следовательно, так
и надо считать. Сейчас — май, и еще не перешли на летнее
время, значит, разница два часа, и вылетать надо в 12.00
по московскому времени.
Но и после этого оказалось, что не все ясно. Штурман армии доложил мне, что он не знает, перешли у союзников на летнее время или нет. Может получиться, что эскорт придет позже на час, будет неприятность.
В это время в нашей армии на стажировке был А. В. Беляков — штурман чкаловского экипажа, совершившего в 1938 году перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он был моим учителем в академии. Мы пригласили Александра Васильевича, и он прибыл в полночь. Я объяснил ему наше затруднение. Но Беляков ответил, что не может ничего сказать, так как это декретное время, а в дни войны никто не объявлял о нем.
— Вы разочаровали меня, Александр Васильевич. Я же знаю, что переходят на летнее время со 2 июня, сейчас еще май, значит, не перешли. Разница — два часа.
— Сергей Игнатьевич, — ответил Беляков, — по законам науки так, как вы говорите, а как союзники делают, мне неизвестно.
Я позвонил в Москву главному штурману ВВС генералу Стерлигову и задал тот же вопрос. Он мне ничего не ответил, как и Беляков. И тут получилась осечка.
Было уже три часа ночи. Мы ведь по московскому жили, скоро рассвет, а я еще не знал, когда отправлять эскорт. Что же делать? Рисковать опасно. И я решил позвонить Жукову. В три часа ночи докладываю ему, что нам неизвестно, по какому времени живут союзники, а по «науке» решать опасно, будет неприятность, если мы на час раньше или позже пришлем самолеты. Жуков ответил недовольным голосом:
— Так ты что, меня в справочное бюро превращаешь, что ли?
Я объяснил, что уточнить может только он, нужно связаться с Лондоном, а у меня такой возможности нет.
— Хорошо. Жди, — согласился командующий.
Уже четыре часа, а я не сомкнул глаз, да к тому же еще после приступа малярии ослаб. С аэродрома мне докладывают, что там все на ходу, машины подготовлены, летчики ждут команды для перелета на Темпельгоф. Наконец раздался звонок Жукова. Он сказал:
— Союзники считают среднеевропейское время против московского минус два.
Я поблагодарил Георгия Константиновича. Все стало ясно. Дал команду сосредоточиться на Темпельгофе к 10.00. Прибыл на аэродром. Самолеты готовы. Стоят летчики, командиры полка, дивизии, корпуса. Все ждут.
Порядок полета предусмотрели такой: истребители взлетают и идут парами. При подходе к аэродрому союзников Стендаль подают сигнал «покачивание» и становятся в круг. Увидев наши истребители, экипажи союзников должны начать взлет. Им предстоит построиться в колонну. Впереди и по бокам ее будут идти пары истребителей, замыкает четверка «яков».
Посмотрел на небо — белесая дымка, обычная для Берлина, — с одного конца аэродрома до другого ничего не видно. Но лететь надо. Дал команду. Поднялись «Яковлевы» и сразу пропали в небе, только слышен затихающий гул моторов. Тюлькин доложил — боевой порядок построен. Через некоторое время мы получили сообщение: наши «яки» пришли на аэродром Стендаль, увидели там двенадцать самолетов союзников. Первый из них начал взлет. Значит, советские истребители замечены, все идет нормально. Я доволен. Доложил, что взлетел последний. Эскорт занимает свои места, и колонна самолетов идет к Берлину. Обо всем, что происходило в воздухе, в той же последовательности докладывалось Г. К. Жукову.
В это время замечаю, что в южной стороне, откуда должны заходить на посадку, поднялся аэростат наблюдения. Увидят его летчики или не увидят? Ведь дымка! Как же им сообщить? Что делать? Я подозвал находившегося здесь командира корпуса генерала Крупского:
— Иван Васильевич, выручай, садись в машину и поезжай к месту подъема аэростата, посади его немедленно.
Минуты бегут, а аэростат все еще висит. Осталось 5 минут до прибытия группы. «Ну, наверное, будет неприятность!» — подумал я. Хотя и сообщили нашим истребителям, но они ведь позже садятся. А как предупредить союзников? Офицер штаба принимает меры, чтобы связаться с ними, но на старте неизвестно, получилось у него что или нет. И тут, буквально за 2 — 3 минуты до подхода колонны, вижу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Оправдало себя централизованное использование радиолокационных средств. Это способствовало более эффективному применению радиолокации и повысило ее роль в общей системе управления авиацией в бою. Три узла наведения действовали безотказно. Один из них — армейский — осуществлял наблюдение за воздушной обстановкой в районе действий всей нашей армии. Радиолокаторы помогали вести контроль за полетами своих самолетов и противника, наводить истребителей на отдельные авиагруппы, идущие к линии фронта или в глубь расположения наших войск. Об обнаруженных целях оповещались авиачасти, зенитные средства и наземные войска Кроме того, информация о воздушной обстановке передавалась двум другим узлам наведения. Радиолокационные установки позволяли нам своевременно принимать меры к наращиванию сил своих истребителей в наиболее важных районах и очищать их от самолетов противника.
Но вернемся к последним дням войны. Еще 5 мая Г. К. Жуков приказал мне приготовиться к приему самолетов союзников на аэродроме Темпельгоф, которые должны были доставить сюда командование для подписания немцами безоговорочной капитуляции.
— Готовьте эскорт из 18 самолетов-истребителей, время полета я сообщу, — сказал он.
Такую историческую миссию мы возложили на летчиков 515-го истребительного полка 13-го авиакорпуса генерала Сиднева. Пожалуй, это было последнее боевое задание, которое мне пришлось дать авиационной части в Великой Отечественной войне. В выполнении его принимали участие прославленные воздушные бойцы. Командовал группой истребителей майор М. Н. Тюлькин (впоследствии Герой Советского Союза). В нее входили капитан В. А. Гурбич, старший лейтенант В. А. Марьин, лейтенанты Ю. Т. Дьяченко, С. Ф. Гладких, В. П. Гавриленко и другие.
7 мая вечером позвонил Г. К. Жуков и предупредил, что завтра в десять утра нам нужно послать свои истребители на аэродром Стендаль. При подходе к аэродрому следует дать сигнал, и оттуда поднимутся союзники на «дугласах». Наши летчики должны охранять их от возможных диверсий противника Это будет вместе с тем и почетный эскорт, который проведет союзников на аэродром Темпельгоф,
Жуков спросил в заключение:
— Все ясно?
Я ответил, что не все, нужно бы уточнить, по какому времени в десять часов.
— Минутку, — говорит Жуков.
Я сижу у телефона, жду. Проходит минута, вторая, третья, четвертая и пятая… Вдруг в трубке раздался голос маршала:
— По среднеевропейскому времени в десять часов.
— Есть, теперь ясно, — ответил я.
Собрал офицеров штаба, сообщил задание командиру корпуса генералу Б. А. Сидневу: обеспечить эскорт и вылет в 10.00 по среднеевропейскому времени. Летчикам проложить маршруты и быть на аэродроме в 8.00.
Через некоторое время раздался телефонный звонок, и генерал Сиднев спросил:
— Товарищ командующий, в десять часов по среднеевропейскому, а во сколько это по московскому времени?
Я объяснил, что среднеевропейское время отличается
от московского зимой — на два часа. Следовательно, так
и надо считать. Сейчас — май, и еще не перешли на летнее
время, значит, разница два часа, и вылетать надо в 12.00
по московскому времени.
Но и после этого оказалось, что не все ясно. Штурман армии доложил мне, что он не знает, перешли у союзников на летнее время или нет. Может получиться, что эскорт придет позже на час, будет неприятность.
В это время в нашей армии на стажировке был А. В. Беляков — штурман чкаловского экипажа, совершившего в 1938 году перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он был моим учителем в академии. Мы пригласили Александра Васильевича, и он прибыл в полночь. Я объяснил ему наше затруднение. Но Беляков ответил, что не может ничего сказать, так как это декретное время, а в дни войны никто не объявлял о нем.
— Вы разочаровали меня, Александр Васильевич. Я же знаю, что переходят на летнее время со 2 июня, сейчас еще май, значит, не перешли. Разница — два часа.
— Сергей Игнатьевич, — ответил Беляков, — по законам науки так, как вы говорите, а как союзники делают, мне неизвестно.
Я позвонил в Москву главному штурману ВВС генералу Стерлигову и задал тот же вопрос. Он мне ничего не ответил, как и Беляков. И тут получилась осечка.
Было уже три часа ночи. Мы ведь по московскому жили, скоро рассвет, а я еще не знал, когда отправлять эскорт. Что же делать? Рисковать опасно. И я решил позвонить Жукову. В три часа ночи докладываю ему, что нам неизвестно, по какому времени живут союзники, а по «науке» решать опасно, будет неприятность, если мы на час раньше или позже пришлем самолеты. Жуков ответил недовольным голосом:
— Так ты что, меня в справочное бюро превращаешь, что ли?
Я объяснил, что уточнить может только он, нужно связаться с Лондоном, а у меня такой возможности нет.
— Хорошо. Жди, — согласился командующий.
Уже четыре часа, а я не сомкнул глаз, да к тому же еще после приступа малярии ослаб. С аэродрома мне докладывают, что там все на ходу, машины подготовлены, летчики ждут команды для перелета на Темпельгоф. Наконец раздался звонок Жукова. Он сказал:
— Союзники считают среднеевропейское время против московского минус два.
Я поблагодарил Георгия Константиновича. Все стало ясно. Дал команду сосредоточиться на Темпельгофе к 10.00. Прибыл на аэродром. Самолеты готовы. Стоят летчики, командиры полка, дивизии, корпуса. Все ждут.
Порядок полета предусмотрели такой: истребители взлетают и идут парами. При подходе к аэродрому союзников Стендаль подают сигнал «покачивание» и становятся в круг. Увидев наши истребители, экипажи союзников должны начать взлет. Им предстоит построиться в колонну. Впереди и по бокам ее будут идти пары истребителей, замыкает четверка «яков».
Посмотрел на небо — белесая дымка, обычная для Берлина, — с одного конца аэродрома до другого ничего не видно. Но лететь надо. Дал команду. Поднялись «Яковлевы» и сразу пропали в небе, только слышен затихающий гул моторов. Тюлькин доложил — боевой порядок построен. Через некоторое время мы получили сообщение: наши «яки» пришли на аэродром Стендаль, увидели там двенадцать самолетов союзников. Первый из них начал взлет. Значит, советские истребители замечены, все идет нормально. Я доволен. Доложил, что взлетел последний. Эскорт занимает свои места, и колонна самолетов идет к Берлину. Обо всем, что происходило в воздухе, в той же последовательности докладывалось Г. К. Жукову.
В это время замечаю, что в южной стороне, откуда должны заходить на посадку, поднялся аэростат наблюдения. Увидят его летчики или не увидят? Ведь дымка! Как же им сообщить? Что делать? Я подозвал находившегося здесь командира корпуса генерала Крупского:
— Иван Васильевич, выручай, садись в машину и поезжай к месту подъема аэростата, посади его немедленно.
Минуты бегут, а аэростат все еще висит. Осталось 5 минут до прибытия группы. «Ну, наверное, будет неприятность!» — подумал я. Хотя и сообщили нашим истребителям, но они ведь позже садятся. А как предупредить союзников? Офицер штаба принимает меры, чтобы связаться с ними, но на старте неизвестно, получилось у него что или нет. И тут, буквально за 2 — 3 минуты до подхода колонны, вижу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118