Мощными ударами с воздуха штурмовики помогли своей пехоте сломить яростное сопротивление врага.
Звену младшего лейтенанта Черного, совершавшему свой пятьдесят шестой вылет, предстояло нанести удар по артиллерии и живой силе противника в районе Гусево, Грибоедове. Низкая облачность прижимала самолеты к земле. Штурмовики вышли к цели с тыла. В момент атаки от разрыва зенитного снаряда загорелся задний бак самолета ведущего. Летчик был ранен осколками в голову. На мгновение он даже потерял сознание. Но, придя в себя, он сумел собраться с силами и сбросить бомбы. Пламя тем временем перекинулось в кабину. Летчику обожгло лицо, у него загорелся комбинезон. Кровь слепила ему глаза. А до своих было еще далеко. Внизу простиралась территория, занятая противником.
Чувствуя, что силы постепенно уходят, Черный думал только об одном: во что бы то ни стало дотянуть до расположения своих войск. А если случится иначе, умереть, но не попасть в плен. Боль становилась невыносимой. Летчик повел самолет на посадку. Вдруг он увидел внизу группу немецких солдат. Черный ударил по ним длинными пулеметными очередями и взял ручку управления на себя, чтобы набрать высоту. Но не смог, силы покинули его. Самолет снова пошел вниз. Резкий удар привел летчика в сознание. Самолет его, грохнувшись о землю, развалился. Пламя разрасталось. Открыть фонарь Черному не удалось: его заклинило. Разбив целлулоид, летчик выбрался на плоскость. По глубокому снегу отполз от горящей машины. Вокруг — ни души. У раненого хватило сил только на то, чтобы добраться до какого-то сарая. Потом он потерял сознание.
Полуживого летчика подобрали наши пехотинцы и сразу отправили в госпиталь. После продолжительного лечения младший лейтенант Черный вновь вернулся в родной полк. Перед отъездом на фронт в Кремле ему были вручены два ордена — Красного Знамени и Красной Звезды.
Запомнился еще один эпизод. Это случилось в феврале 1942 года. Из Мигалово в расположение 39-й армии мы послали несколько самолетов У-2. Они должны были доставить туда боеприпасы, продовольствие и некоторые документы. Находившийся при армейском штабе полковник П. П. Архангельский сообщил, что все машины дошли благополучно. А через некоторое время от него поступило новое донесение: самолеты вылетели обратно. На маршруте их застал сильный снегопад. Летчики и в этих условиях сумели добраться домой. А один не вернулся.
Офицеры штаба связались с соседними аэродромами, но и там нашего самолета не оказалось. Мы решили, что он сел на территории, занятой противником. И вдруг на следующую ночь вернулся наш пропавший У-2.
— Где же вы были? — спрашиваю у летчика.
— Докладываю, — отвечает он и достает из люка мешок с бумагами.
Видя наше удивление, он рассказал:
— Пурга поднялась такая, что ничего не было видно. Когда заметил еле различимую полянку, посадил самолет. Огляделись мы со штурманом, затащили машину в лес и стали маскировать ее ветками. Неожиданно перед нами появился мужчина в полушубке с автоматом. «Идите за мной», — строго приказал он без всяких распросов.
Мы — за оружие. А он спокойно заметил:
«Бросьте этим заниматься. Идите за мной. Самолет перевезем на другое место, оставлять его у дороги нельзя».
Я спросил: «Кто вы?» «Партизан», — отвечает. Мы со штурманом пошли за ним. В глубине леса оказалась землянка. Когда вошли туда, увидели старшего лейтенанта, одетого по всей форме. Заметив наше удивление, он сказал:
— Я командир партизанского отряда Соловьев. Как вы сюда попали?
Я объяснил, что, выполняя задание, попал в пургу, дальше лететь стало невозможно.
— Откуда вы?
Я не хотел отвечать. Тогда старший лейтенант предъявил свой документ.
— Чтобы вы не сомневались, расскажу вам об отряде, — спокойно заговорил он. — Мы организовали его в прошлом году из бойцов, оказавшихся в окружении. Достали оружие, взрывчатку, радиостанцию. Хорошо знаем, где сражаются войска Калининского фронта, и поддерживаем их ударами по вражеским тылам. В районе Сычевки хотели пробиться к своим, но потом решили, что здесь мы принесем больше пользы. Действуем в основном на дорогах, взрываем автомашины, уничтожаем живую силу врага.
Партизаны замаскировали самолет в лесу, а затем накормили летчика и штурмана. У них нашелся и бензин для заправки машины. Едва начало светать, как экипаж У-2 собрался в обратный путь. Когда выкатили самолет на поляну, партизаны принесли мешок с документами.
— Передайте их командованию фронта.
Кроме того, командир вручил летчику пакет с отчетом о боевой деятельности партизанского отряда.
У-2 благополучно возвратился на свой аэродром. Мешок с документами сразу же был доставлен в штаб фронта. Там оказались удостоверения, изъятые у убитых фашистов, в том числе у одного генерала, а также советские паспорта, отобранные у казненных партизанами предателей. Командующий фронтом приказал послать к старшему лейтенанту Соловьеву специальный самолет, передать партизанам благодарность Военного совета и узнать, как лучше связаться с другими отрядами народных мстителей.
…В середине февраля произошло событие, которое могло ослабить силу наших ударов с воздуха. В начале войны авиация, как известно, организационно делилась на армейскую, находившуюся в подчинении командующих ВВС армий, и фронтовую. В ходе тяжелых оборонительных боев почти все авиачасти армейского подчинения остались без самолетов. Для решения наиболее важных боевых задач Ставка организовала специальные авиационные группы, которые потом вошли в ВВС фронтов, и это усилило их мощь. А армейская авиация не усилилась.
Командармы настойчиво требовали машин для своих ВВС. Они обращались по этому вопросу и к командующему фронтом, и к представителям Ставки. Отдавать им самолеты — значило дробить Военно-Воздушные Силы, ограничивать возможности для использования их на решающих направлениях. Однако в феврале 1942 года Ставка все же приняла решение о передаче армиям авиачастей фронтового подчинения. Это, конечно, было шагом назад в боевом использовании авиации.
…Я получил запрос из Москвы. Заместитель начальника штаба ВВС вызывал комбрига Громова. На телеграмме я написал: «Громова командировать в Москву, в командование дивизией вступить Байдукову». Это соединение было укомплектовано по особым штатам. Кроме начальника штаба комдив имел еще заместителя. Такое указание дал И. В. Сталин, когда посылал на фронт прославленных героев Громова, Байдукова, Юмашева.
Прошел день. Организация полетов целиком захватила меня. А тут еще к нам прибыл командующий ВВС П. Ф. Жигарев. Я и забыл про ту телеграмму. И вдруг Москва вызывает меня к телефону. Заместитель начальника штаба ВВС спрашивает:
— Сергей Игнатьевич, кто снял Громова с должности командира дивизии?
— Громова никто не снимал, — отвечаю я.
— Подтвердите телеграфом этот разговор, — попросил заместитель начальника штаба ВВС. Я подтвердил.
Стало ясно, что произошло какое-то недоразумение, и я решил проверить, как оформил штаб мое приказание о командировании Громова в Москву. Через некоторое время принесли текст приказания: «Комбригу Громову сдать дивизию Байдукову и выехать в Москву в ВВС. Руденко. Ефимчук». Ефимчук был военным комиссаром ВВС Калининского фронта. Я удивился такому вольному изложению моей резолюции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Звену младшего лейтенанта Черного, совершавшему свой пятьдесят шестой вылет, предстояло нанести удар по артиллерии и живой силе противника в районе Гусево, Грибоедове. Низкая облачность прижимала самолеты к земле. Штурмовики вышли к цели с тыла. В момент атаки от разрыва зенитного снаряда загорелся задний бак самолета ведущего. Летчик был ранен осколками в голову. На мгновение он даже потерял сознание. Но, придя в себя, он сумел собраться с силами и сбросить бомбы. Пламя тем временем перекинулось в кабину. Летчику обожгло лицо, у него загорелся комбинезон. Кровь слепила ему глаза. А до своих было еще далеко. Внизу простиралась территория, занятая противником.
Чувствуя, что силы постепенно уходят, Черный думал только об одном: во что бы то ни стало дотянуть до расположения своих войск. А если случится иначе, умереть, но не попасть в плен. Боль становилась невыносимой. Летчик повел самолет на посадку. Вдруг он увидел внизу группу немецких солдат. Черный ударил по ним длинными пулеметными очередями и взял ручку управления на себя, чтобы набрать высоту. Но не смог, силы покинули его. Самолет снова пошел вниз. Резкий удар привел летчика в сознание. Самолет его, грохнувшись о землю, развалился. Пламя разрасталось. Открыть фонарь Черному не удалось: его заклинило. Разбив целлулоид, летчик выбрался на плоскость. По глубокому снегу отполз от горящей машины. Вокруг — ни души. У раненого хватило сил только на то, чтобы добраться до какого-то сарая. Потом он потерял сознание.
Полуживого летчика подобрали наши пехотинцы и сразу отправили в госпиталь. После продолжительного лечения младший лейтенант Черный вновь вернулся в родной полк. Перед отъездом на фронт в Кремле ему были вручены два ордена — Красного Знамени и Красной Звезды.
Запомнился еще один эпизод. Это случилось в феврале 1942 года. Из Мигалово в расположение 39-й армии мы послали несколько самолетов У-2. Они должны были доставить туда боеприпасы, продовольствие и некоторые документы. Находившийся при армейском штабе полковник П. П. Архангельский сообщил, что все машины дошли благополучно. А через некоторое время от него поступило новое донесение: самолеты вылетели обратно. На маршруте их застал сильный снегопад. Летчики и в этих условиях сумели добраться домой. А один не вернулся.
Офицеры штаба связались с соседними аэродромами, но и там нашего самолета не оказалось. Мы решили, что он сел на территории, занятой противником. И вдруг на следующую ночь вернулся наш пропавший У-2.
— Где же вы были? — спрашиваю у летчика.
— Докладываю, — отвечает он и достает из люка мешок с бумагами.
Видя наше удивление, он рассказал:
— Пурга поднялась такая, что ничего не было видно. Когда заметил еле различимую полянку, посадил самолет. Огляделись мы со штурманом, затащили машину в лес и стали маскировать ее ветками. Неожиданно перед нами появился мужчина в полушубке с автоматом. «Идите за мной», — строго приказал он без всяких распросов.
Мы — за оружие. А он спокойно заметил:
«Бросьте этим заниматься. Идите за мной. Самолет перевезем на другое место, оставлять его у дороги нельзя».
Я спросил: «Кто вы?» «Партизан», — отвечает. Мы со штурманом пошли за ним. В глубине леса оказалась землянка. Когда вошли туда, увидели старшего лейтенанта, одетого по всей форме. Заметив наше удивление, он сказал:
— Я командир партизанского отряда Соловьев. Как вы сюда попали?
Я объяснил, что, выполняя задание, попал в пургу, дальше лететь стало невозможно.
— Откуда вы?
Я не хотел отвечать. Тогда старший лейтенант предъявил свой документ.
— Чтобы вы не сомневались, расскажу вам об отряде, — спокойно заговорил он. — Мы организовали его в прошлом году из бойцов, оказавшихся в окружении. Достали оружие, взрывчатку, радиостанцию. Хорошо знаем, где сражаются войска Калининского фронта, и поддерживаем их ударами по вражеским тылам. В районе Сычевки хотели пробиться к своим, но потом решили, что здесь мы принесем больше пользы. Действуем в основном на дорогах, взрываем автомашины, уничтожаем живую силу врага.
Партизаны замаскировали самолет в лесу, а затем накормили летчика и штурмана. У них нашелся и бензин для заправки машины. Едва начало светать, как экипаж У-2 собрался в обратный путь. Когда выкатили самолет на поляну, партизаны принесли мешок с документами.
— Передайте их командованию фронта.
Кроме того, командир вручил летчику пакет с отчетом о боевой деятельности партизанского отряда.
У-2 благополучно возвратился на свой аэродром. Мешок с документами сразу же был доставлен в штаб фронта. Там оказались удостоверения, изъятые у убитых фашистов, в том числе у одного генерала, а также советские паспорта, отобранные у казненных партизанами предателей. Командующий фронтом приказал послать к старшему лейтенанту Соловьеву специальный самолет, передать партизанам благодарность Военного совета и узнать, как лучше связаться с другими отрядами народных мстителей.
…В середине февраля произошло событие, которое могло ослабить силу наших ударов с воздуха. В начале войны авиация, как известно, организационно делилась на армейскую, находившуюся в подчинении командующих ВВС армий, и фронтовую. В ходе тяжелых оборонительных боев почти все авиачасти армейского подчинения остались без самолетов. Для решения наиболее важных боевых задач Ставка организовала специальные авиационные группы, которые потом вошли в ВВС фронтов, и это усилило их мощь. А армейская авиация не усилилась.
Командармы настойчиво требовали машин для своих ВВС. Они обращались по этому вопросу и к командующему фронтом, и к представителям Ставки. Отдавать им самолеты — значило дробить Военно-Воздушные Силы, ограничивать возможности для использования их на решающих направлениях. Однако в феврале 1942 года Ставка все же приняла решение о передаче армиям авиачастей фронтового подчинения. Это, конечно, было шагом назад в боевом использовании авиации.
…Я получил запрос из Москвы. Заместитель начальника штаба ВВС вызывал комбрига Громова. На телеграмме я написал: «Громова командировать в Москву, в командование дивизией вступить Байдукову». Это соединение было укомплектовано по особым штатам. Кроме начальника штаба комдив имел еще заместителя. Такое указание дал И. В. Сталин, когда посылал на фронт прославленных героев Громова, Байдукова, Юмашева.
Прошел день. Организация полетов целиком захватила меня. А тут еще к нам прибыл командующий ВВС П. Ф. Жигарев. Я и забыл про ту телеграмму. И вдруг Москва вызывает меня к телефону. Заместитель начальника штаба ВВС спрашивает:
— Сергей Игнатьевич, кто снял Громова с должности командира дивизии?
— Громова никто не снимал, — отвечаю я.
— Подтвердите телеграфом этот разговор, — попросил заместитель начальника штаба ВВС. Я подтвердил.
Стало ясно, что произошло какое-то недоразумение, и я решил проверить, как оформил штаб мое приказание о командировании Громова в Москву. Через некоторое время принесли текст приказания: «Комбригу Громову сдать дивизию Байдукову и выехать в Москву в ВВС. Руденко. Ефимчук». Ефимчук был военным комиссаром ВВС Калининского фронта. Я удивился такому вольному изложению моей резолюции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118