Т. Черевиченко. Не прекращая разговора, Сталин поприветствовал нас с Жигаревым жестом руки.
Насколько я понял, они беседовали о Брянском фронте, на котором сменялись командующие: вместо Черевиченко назначался Голиков. Предполагалось, что на этом фронте должны были начаться активные боевые действия.
Слушая разговор, я постепенно осваивался с обстановкой. Однако волнение не проходило.
В голове мелькнула мысль: почему Сталин принял нас во время разговора о Брянском фронте? Видимо, он в какой-то степени связан с нами.
А Сталин спокойно прохаживается по кабинету. Наконец он остановился у письменного стола, взял курительную трубку и легонько постучал ею о пепельницу. Затем набил ее табаком из разломанной папиросы и раскурил. Все это он делал молча. Присутствующие тоже молчали. Сталин медленно отошел от стола к окну, неожиданно повернулся ко мне и сказал:
— Авиация у нас очень плохо используется. — Помолчал, обвел взглядом присутствующих и продолжал: — Варварство проявляют авиаторы, не хотят изучать современные приборы, летают по наземным ориентирам — вдоль железных дорог и рек, часто блудят, не выходят на цели. Все это снижает эффективность наших ударов с воздуха. Почему у вас на фронте так делается? — спросил он, махнув рукой в мою сторону.
— У нас так не делается, товарищ Сталин, — отвечаю я. — Летчики летают хорошо и не блудят. Наши истребители с Урала до фронта за день долетели, четыре посадки сделали.
Когда заговорил, волнение сразу улеглось. Я стал рассказывать, как дивизия начала воевать, как шли дела на Калининском фронте. Потери мы несли не из-за недооценки приборов, а из-за сложной погоды. Бывает, что экипажи иногда приходят не туда, куда нужно, но такое случается редко.
— Таких случаев слишком много, — прервал меня Сталин. — У вас и по железке ходят, и по шоссе, других методов ориентировки не признают. Авиационная культура не в почете. Хуже того, в ВВС такие порядки, что тех, кто борется за летную культуру, аристократами зовут. Почему вы комдива аристократом назвали?
Я обомлел от этих слов. Но бывает же так: в критическую минуту память вдруг воскрешает то, что никак не удавалось вспомнить. Случай был давний и имел длинную предысторию. Но изложить его надо было как можно короче. Ведь передо мной члены правительства, им каждая минута дорога.
— Комдива я совсем за другое назвал аристократом. Перед нами командующий фронтом поставил задачу — произвести налет на вражеский опорный пункт, расположенный в деревне Мончалово. Вечером я отдал приказ командирам дивизий и распорядился, чтобы завтра в пять утра они лично доложили мне телеграфом или по телефону о принятых ими решениях. Все доложили вовремя, а командир одной из дивизий передоверил это дело начальнику штаба.
— Где ваш командир? — спросил я у него.
— Спит, — отвечает он.
— Что это за аристократ? — говорю. — Поднять. Увлекшись, я не заметил, как Сталин подошел ко мне и, сделав жест рукой, спрашивает:
— И поднял?
— И поднял, — отвечаю, сопроводив слова таким же жестом.
— И он доложил вам?
— Доложил…
Сталин как бы подзадоривал меня репликами и жестами. Волнение мое прошло.
— Дело в конце концов не в обидах, — сказал Сталин. — Почему все-таки техника в ВВС так плохо используется?
Я стал рассказывать, в каких сложных условиях приходится летать людям, как отражается на боевой деятельности авиачастей острая нехватка самолетов. Кроме того, авиацию часто распыляют, вместо того чтобы в нужных случаях собирать ее в кулак.
Разговор был серьезным и предметным. Я сразу понял, что Сталин очень хорошо знает положение дел в авиачастях.
После небольшой паузы Верховный Главнокомандующий, обращаясь к Жигареву, спросил:
— Ну, куда его девать?
— Товарищ Сталин, — ответил Павел Федорович, — я вам уже докладывал по этому вопросу. Есть проект приказа.
И положил документ на стол. Все молчали. Прежде чем подписать приказ, Сталин снова обратился ко мне:
— Мы хотим назначить вас командующим авиационной группой Ставки Верховного Главнокомандования. Эту группу мы решили организовать так, чтобы держать авиацию в своих руках. А то командующие фронтами используют ее не всегда целеустремленно, распыляют: туда немножко, сюда немножко. В итоге нигде эффекта нет. Нужно наносить мощные удары с воздуха. Для того и создаем сильную авиационную группу, которая будет подчиняться непосредственно Ставке. Использовать ее командующие фронтов могут только с нашего разрешения по вашему докладу. В исключительных случаях можете на месте принять решение, а потом сразу же доложить об этом. Главное не распылять авиацию. Сумеете возглавить такую группу?
— Сумею, — ответил я.
Сталин подписал приказ и пожелал мне успеха.
Из кабинета я вышел вместе с новым командующим Брянским фронтом Ф. И. Голиковым. Он слышал весь разговор и хорошо запомнил требование Верховного использовать авиацию массированно.
В Москве я немного задержался: надо было подобрать начальника штаба и инженера. Ведь группа включала десять полков. Такую силищу тогда имел не каждый фронт. Требовалось квалифицированное руководство.
— Ладно, — согласился Жигарев, — подбери тех, в ком уверен.
Начальником штаба я попросил назначить Ф. С. Гудкова — умного, энергичного и спокойного человека. Он мне понравился еще в Ряжске. Теперь от служил в штабе ВВС 3-й армии Брянского фронта.
Инженером по моей просьбе назначили В. Емельянова, которого я знал с 1927 года, когда служил в Серпухове. Тогда он был техником моего самолета. Машину за номером три, или, как мы говорили, (стройку», он всегда готовил к полетам на пятерку. Потом Емельянов окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и стал квалифицированным инженером.
Остальных специалистов для группы подобрали кадровики.
С командующим ВВС Брянского фронта Степаном Акимовичем Красовским мы встретились как старые знакомые. Ведь я не виделся с ним с 1936 года.
Штаб фронта находился в Ельце. Здесь отвели несколько домов и для руководящего состава нашей группы.
Заместителем у Красовского был Ф. П. Полынин, заместителем по политчасти С. Н. Ромазанов. Во время первой же встречи я рассказал им о разговоре с И. В. Сталиным, о том, как он определил положение и назначение нашей группы.
— Хороший нахлебник объявился, — с усмешкой заметил Красовский. — Никаких приказов ему не отдавай, задачи не ставь, а всем необходимым снабжай. Пожалуй, ты и командовать нами станешь.
— Что ж, обжалуй решение Верховного, если оно тебе не нравится, — в том же шутливом тоне ответил я.
— Ну как же? — уже всерьез возразил Красовский. — Всегда было так: кто приезжает во фронт, подчиняется и командующему ВВС, и командующему фронтом, а тут поди ж ты — без подчинения. Я этого понимать не хочу и буду ставить тебе задачи.
— Ты можешь, конечно, ставить задачи, — спокойно сказал я. — Но выполнять мы будем только такие, которые отвечают положению о группе, утвержденному Ставкой.
— Как же мы будем взаимодействовать, если на каждый удар с воздуха тебе нужно спрашивать разрешение? — не унимался Степан Акимович.
— Ничего особенного тут нет, — пояснил я. — С Москвой у нас постоянная прямая связь. Потребуется не больше минуты, чтобы вызвать Ставку и доложить о принятом здесь решении.
Так, полушутя, полусерьезно, мы «попикировались» со Степаном Акимовичем, а потом пошли на доклад к командующему фронтом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Насколько я понял, они беседовали о Брянском фронте, на котором сменялись командующие: вместо Черевиченко назначался Голиков. Предполагалось, что на этом фронте должны были начаться активные боевые действия.
Слушая разговор, я постепенно осваивался с обстановкой. Однако волнение не проходило.
В голове мелькнула мысль: почему Сталин принял нас во время разговора о Брянском фронте? Видимо, он в какой-то степени связан с нами.
А Сталин спокойно прохаживается по кабинету. Наконец он остановился у письменного стола, взял курительную трубку и легонько постучал ею о пепельницу. Затем набил ее табаком из разломанной папиросы и раскурил. Все это он делал молча. Присутствующие тоже молчали. Сталин медленно отошел от стола к окну, неожиданно повернулся ко мне и сказал:
— Авиация у нас очень плохо используется. — Помолчал, обвел взглядом присутствующих и продолжал: — Варварство проявляют авиаторы, не хотят изучать современные приборы, летают по наземным ориентирам — вдоль железных дорог и рек, часто блудят, не выходят на цели. Все это снижает эффективность наших ударов с воздуха. Почему у вас на фронте так делается? — спросил он, махнув рукой в мою сторону.
— У нас так не делается, товарищ Сталин, — отвечаю я. — Летчики летают хорошо и не блудят. Наши истребители с Урала до фронта за день долетели, четыре посадки сделали.
Когда заговорил, волнение сразу улеглось. Я стал рассказывать, как дивизия начала воевать, как шли дела на Калининском фронте. Потери мы несли не из-за недооценки приборов, а из-за сложной погоды. Бывает, что экипажи иногда приходят не туда, куда нужно, но такое случается редко.
— Таких случаев слишком много, — прервал меня Сталин. — У вас и по железке ходят, и по шоссе, других методов ориентировки не признают. Авиационная культура не в почете. Хуже того, в ВВС такие порядки, что тех, кто борется за летную культуру, аристократами зовут. Почему вы комдива аристократом назвали?
Я обомлел от этих слов. Но бывает же так: в критическую минуту память вдруг воскрешает то, что никак не удавалось вспомнить. Случай был давний и имел длинную предысторию. Но изложить его надо было как можно короче. Ведь передо мной члены правительства, им каждая минута дорога.
— Комдива я совсем за другое назвал аристократом. Перед нами командующий фронтом поставил задачу — произвести налет на вражеский опорный пункт, расположенный в деревне Мончалово. Вечером я отдал приказ командирам дивизий и распорядился, чтобы завтра в пять утра они лично доложили мне телеграфом или по телефону о принятых ими решениях. Все доложили вовремя, а командир одной из дивизий передоверил это дело начальнику штаба.
— Где ваш командир? — спросил я у него.
— Спит, — отвечает он.
— Что это за аристократ? — говорю. — Поднять. Увлекшись, я не заметил, как Сталин подошел ко мне и, сделав жест рукой, спрашивает:
— И поднял?
— И поднял, — отвечаю, сопроводив слова таким же жестом.
— И он доложил вам?
— Доложил…
Сталин как бы подзадоривал меня репликами и жестами. Волнение мое прошло.
— Дело в конце концов не в обидах, — сказал Сталин. — Почему все-таки техника в ВВС так плохо используется?
Я стал рассказывать, в каких сложных условиях приходится летать людям, как отражается на боевой деятельности авиачастей острая нехватка самолетов. Кроме того, авиацию часто распыляют, вместо того чтобы в нужных случаях собирать ее в кулак.
Разговор был серьезным и предметным. Я сразу понял, что Сталин очень хорошо знает положение дел в авиачастях.
После небольшой паузы Верховный Главнокомандующий, обращаясь к Жигареву, спросил:
— Ну, куда его девать?
— Товарищ Сталин, — ответил Павел Федорович, — я вам уже докладывал по этому вопросу. Есть проект приказа.
И положил документ на стол. Все молчали. Прежде чем подписать приказ, Сталин снова обратился ко мне:
— Мы хотим назначить вас командующим авиационной группой Ставки Верховного Главнокомандования. Эту группу мы решили организовать так, чтобы держать авиацию в своих руках. А то командующие фронтами используют ее не всегда целеустремленно, распыляют: туда немножко, сюда немножко. В итоге нигде эффекта нет. Нужно наносить мощные удары с воздуха. Для того и создаем сильную авиационную группу, которая будет подчиняться непосредственно Ставке. Использовать ее командующие фронтов могут только с нашего разрешения по вашему докладу. В исключительных случаях можете на месте принять решение, а потом сразу же доложить об этом. Главное не распылять авиацию. Сумеете возглавить такую группу?
— Сумею, — ответил я.
Сталин подписал приказ и пожелал мне успеха.
Из кабинета я вышел вместе с новым командующим Брянским фронтом Ф. И. Голиковым. Он слышал весь разговор и хорошо запомнил требование Верховного использовать авиацию массированно.
В Москве я немного задержался: надо было подобрать начальника штаба и инженера. Ведь группа включала десять полков. Такую силищу тогда имел не каждый фронт. Требовалось квалифицированное руководство.
— Ладно, — согласился Жигарев, — подбери тех, в ком уверен.
Начальником штаба я попросил назначить Ф. С. Гудкова — умного, энергичного и спокойного человека. Он мне понравился еще в Ряжске. Теперь от служил в штабе ВВС 3-й армии Брянского фронта.
Инженером по моей просьбе назначили В. Емельянова, которого я знал с 1927 года, когда служил в Серпухове. Тогда он был техником моего самолета. Машину за номером три, или, как мы говорили, (стройку», он всегда готовил к полетам на пятерку. Потом Емельянов окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и стал квалифицированным инженером.
Остальных специалистов для группы подобрали кадровики.
С командующим ВВС Брянского фронта Степаном Акимовичем Красовским мы встретились как старые знакомые. Ведь я не виделся с ним с 1936 года.
Штаб фронта находился в Ельце. Здесь отвели несколько домов и для руководящего состава нашей группы.
Заместителем у Красовского был Ф. П. Полынин, заместителем по политчасти С. Н. Ромазанов. Во время первой же встречи я рассказал им о разговоре с И. В. Сталиным, о том, как он определил положение и назначение нашей группы.
— Хороший нахлебник объявился, — с усмешкой заметил Красовский. — Никаких приказов ему не отдавай, задачи не ставь, а всем необходимым снабжай. Пожалуй, ты и командовать нами станешь.
— Что ж, обжалуй решение Верховного, если оно тебе не нравится, — в том же шутливом тоне ответил я.
— Ну как же? — уже всерьез возразил Красовский. — Всегда было так: кто приезжает во фронт, подчиняется и командующему ВВС, и командующему фронтом, а тут поди ж ты — без подчинения. Я этого понимать не хочу и буду ставить тебе задачи.
— Ты можешь, конечно, ставить задачи, — спокойно сказал я. — Но выполнять мы будем только такие, которые отвечают положению о группе, утвержденному Ставкой.
— Как же мы будем взаимодействовать, если на каждый удар с воздуха тебе нужно спрашивать разрешение? — не унимался Степан Акимович.
— Ничего особенного тут нет, — пояснил я. — С Москвой у нас постоянная прямая связь. Потребуется не больше минуты, чтобы вызвать Ставку и доложить о принятом здесь решении.
Так, полушутя, полусерьезно, мы «попикировались» со Степаном Акимовичем, а потом пошли на доклад к командующему фронтом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118