И все-таки это задевало Василию. Она была роботехником, таким же компетентным и умелым, как и Фастальф, а Глэдис всего лишь художница, развлекающаяся свето-скульптурой, и иллюзорной одеждой роботов. Как мог Фастальф удовлетвориться тем, что потерял дочь, взяв на ее место такое ничтожество?
А когда этот полицейский с Земли, Илия Бейли, приехал на Аврору, он вытянул из Василии куда больше сведений, чем она могла доверить кому-либо другому. Однако с Глэдис он был сама мягкость и помог ей и ее защитнику Фастальфу выйти победителем против всех, хотя тогда Василия не могла понять, как это произошло.
И Глэдис была у постели Фастальфа во время его болезни, она держала его за руку в последнюю минуту и приняла его последние слова. Василия не понимала, почему это ее злит. Сама она хоть и знала, что жизнь старика кончается, ни при каких обстоятельствах не навестила бы его, чтобы стать свидетельницей его перехода в вечность, но злилась на присутствие там Глэдис. Я так чувствую, говорила она себе, и никому не обязана объяснять.
И она потеряла Жискара. Жискар был е е роботом , ее собственностью, когда она была девочкой, данным ей вроде бы любящим отцом. На Жискаре она училась роботехнике и от него впервые почувствовала неподдельную привязанность. Она была ребенком и не размышляла о Трех Законах, не занималась философией позитронного автоматизма. Жискар КАЗАЛСЯ любящим, он ДЕЙСТВОВАЛ как любящий, и этого ребенку было достаточно. Такого чувства она никогда не встречала в человеке и тем более в отце.
В те дни она еще не решалась играть в дурацкую игру в любовь с кем бы то ни было. Ее горечь по поводу утраты Жискара научила ее, что любой начальный выигрыш не стоит финального разочарования.
Когда она ушла из дома, разойдясь с отцом, он не отпустил Жискара с ней, хотя она сама все время улучшала Жискара тщательным перепрограммированием. А умирая, отец отдал Жискара солярианке. Он отдал ей также и Дэниела, но Василия нисколько не интересовалась этой бледной имитацией человека. Она хотела иметь Жискара, который был ее собственностью.
Сегодня Василия возвращалась домой. Ее турне было полностью закончено, фактически, в смысле полезности оно кончилось еще несколько месяцев назад, но она осталась на Гесперисе для необходимого отдыха – как она объяснила Институту в своем официальном извещении.
Теперь Фастальф умер, и она может вернуться. Она не могла целиком уничтожить прошлое, но часть его – могла. Жискар должен снова принадлежать ей. Это она решила твердо.
55
У Амадейро были самые противоречивые реакции на возвращение Василии. Она вернулась только тогда, когда старый Фастальф (теперь, когда он умер, Амадейро мог легко называть его имя) был уже месяц как кремирован. Это льстило мнению Амадейро о собственной проницательности. В конце концов, он же сказал Мандамусу, что она останется вдали от Авроры, пока ее отец не умрет.
Кроме того, Василия была ясна и прозрачна. Это было очень удобно. У нее не было раздражающих качеств Мандамуса, нового фаворита, который, казалось, всегда имел какую-то невысказанную мысль, но прятал ее, несмотря на всю свою кажущуюся откровенность.
Но, с другой стороны, ею было чертовски трудно управлять, заставить ее спокойно идти по пути, который он указывал. Позволить ей проверить насквозь другие Внешние Миры в течение нескольких лет, которые она провела вдали от Авроры, означало также позволить ей передавать все это в черном свете и загадочными словами.
Итак, он приветствовал ее с энтузиазмом, наполовину притворным.
– Василия, я счастлив, что вы вернулись. Институт летел на одном крыле, пока вас не было.
Василия засмеялась.
– Бросьте, Келдин, – она одна без колебания или смущения называла его по имени, хотя была на два с половиной десятилетия моложе его. – Это одно оставшееся крыло – ваше, а давно ли вы перестали быть уверенным, что одного вашего крыла вполне достаточно?
– С тех пор, как вы решили растянуть свое отсутствие на несколько лет. Как по-вашему, Аврора сильно изменилась за это время?
– Ни капельки, что, вероятно, должно огорчать вас. Отсутствие перемен – это распад.
– Парадокс. Без перемены к лучшему нет распада.
– Отсутствие перемен есть перемена к худшему. Кстати, по сравнению с окружающими нас Поселенческими Мирами. Они изменяются быстро, протягивают свой контроль на большее количество миров и более тщательно следят за каждым миром в отдельности. Они увеличивают силу, энергию и самоуверенность, в то время как мы тут дремлем и надеемся, что наша неизменность уравняет сравнение.
– Прекрасно, Василия! Я думаю, вы старательно запоминали это во время своего полета сюда. Однако в политическом положении Авроры перемены были.
– Вы имеете в виду смерть моего биологического отца?
Амадейро развел руками и слегка поклонился.
– Именно. Он был полностью ответственным за наш паралич, но теперь он умер, и я думаю, что перемены у нас будут, хотя, возможно, не обязательно видимые.
– У вас секреты от меня?
– С чего бы это?
– Определенно. Эта ваша притворная улыбка всегда выдавала вас.
– Придется научиться быть с вами серьезным. Послушайте, ваш отчет у меня. Расскажите о том, что не включено в него.
– В него включено почти все. Каждый Внешний Мир лихорадочно утверждает, что его тревожит растущая надменность Поселенцев. Каждый мир твердо решил сопротивляться поселенцам до конца, с энтузиазмом следуя за Авророй, мужественно и с презрением к смерти.
– Следовательно за нами – да. А если мы не поведем?
– Тогда они будут ждать и пытаться замаскировать свою уверенность в том, что мы не ведем. В других отношениях… ну, каждый мир продвигается вперед в технологии и очень неохотно сообщает, что именно он делает. Каждый ученый работает независимо и не связан ни с кем даже на собственной планете. Ни на одном Внешнем Мире нет единой исследовательской группы вроде нашего Института Роботехники. Каждый мир состоит из отдельных исследователей, и все они ревниво оберегают свои сведения друг от друга.
Амадейро удовлетворенно сказал:
– Не думаю, что они продвинулись так далеко, как мы.
– Очень похоже, что не продвинулись, – колко сказала Василия. – Пока все Внешние Миры представляют собой кучу индивидуумов, прогресс очень замедляется. Поселенческие Миры регулярно устраивают конференции, имеют свои институты и, хотя они сильно отстали от нас, они НАГОНЯЮТ. Но я все-таки сумела открыть несколько технических новшеств, разработанных Внешними Мирами, и все их перечислила в своем отчете. Все они сейчас работают над ядерным усилителем, но я не верю, чтобы такой прибор пошел дальше уровня лабораторных исследований на одном мире. Некоторые вещи должны испытываться на космических кораблях, а этого пока нет.
– Надеюсь, что в этом вы правы, Василия. Ядерный усилитель – оружие, которым мог бы пользоваться наш флот, потому что это сразу покончило бы с Поселенческими Мирами. Но я думаю, что в целом было бы лучше, если бы Аврора опередила в вооружении наших космонитских братьев. Вы сказали, что в ваш отчет включено почти все. Что же НЕ включено?
– Солярия!
– Ага, самый младший и самый необычный из Внешних Миров.
– Непосредственно от них я почти ничего не получила. Они смотрели на меня абсолютно враждебно, как видимо, смотрели бы на любого несолярианина, будь то космонит или поселенец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95