У нас на Бейли-мире есть деревья, есть насекомые, но на Земле такое изобилие деревьев и насекомых, какого нет ни в одном известном нам мире. Наши миры – имитация, бледная имитация. Они не могут существовать без разума, культуры и духовной силы, которую получают от Земли.
– Космониты держатся прямо противоположного мнения о Земле. Когда мы упоминаем о ней – что делаем редко – то говорим, что это мир варварский и загнивающий.
Диджи вспыхнул.
– Вот почему Внешние Миры все время слабеют. Как я уже говорил, вы вроде растения, утратившего корни, вроде животного с вырезанным сердцем.
– Ладно, я сама посмотрю на Землю, а сейчас мне надо идти. Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома, пока я не вернусь, – она быстро пошла к двери, но остановилась и повернулась. – В этом доме, да и нигде на Авроре, нет ни спиртного, ни табака, ни алкалоидных стимуляторов, вообще ничего такого.
Диджи угрюмо ухмыльнулся:
– Мы, поселенцы, знаем об этом. Ваш народ – такие пуритане.
– Вовсе не пуритане, – недовольно возразила Глэдис. – Тридцать-сорок десятилетий надо было чем-то оплатить. И это только один из путей. Не думаете ли вы, что эту жизнь дала нам магия?
– Ладно, я приналягу на полезные фруктовые соки и оздоровляющий эрзац-кофе, и от меня будет пахнуть цветами.
– Вы обнаружите большой запас таких вещей, – холодно сказала Глэдис, – а когда вернетесь на свой корабль, сможете компенсировать все то, из-за отсутствия чего сейчас будете страдать.
– Я буду страдать только от ВАШЕГО отсутствия, мадам, – серьезно сказал капитан.
Глэдис невольно улыбнулась.
– Вы неисправимый лжец, капитан. Я вернусь. Дэниел, Жискар, пошли.
68
Глэдис напряженно сидела в кабинете Амадейро. За много десятилетий она видела Амадейро только издали или на голограмме и в таких случаях имела обыкновение отворачиваться. Она помнила его только как главного врага Фастальфа и вот сейчас впервые оказалась в одной комнате с ним, лицом к лицу, и заставила свое лицо застыть в полной неподвижности и невыразительности, чтобы ее ненависть не вырвалась наружу.
Хотя она и Амадейро были в комнате одни как живые люди, здесь присутствовали по крайней мере дюжина членов правительства, даже сам Председатель – но в голографическом изображении. Глэдис узнала Председателя и некоторых других, но не всех.
Неприятное испытание. Вроде бы на Солярии видеть такие изображения было делом обычным, и она привыкла к этому, когда была девушкой, но вспоминала теперь об этом с отвращением.
Она делала усилия, чтобы говорить ясно, без драматизма и сжато. Ей задавали вопрос, и она отвечала как можно короче по существу, не связывая суть с вежливостью.
Председатель слушал бесстрастно, а другие подражали ему. Он был явно стар – Председателями всегда были старыми, потому что достигали этого положения лишь на склоне лет. У него было длинное лицо, все еще густые волосы и нависшие брови. Голос был медоточивым, но отнюдь не дружелюбным.
Когда Глэдис замолчала, он сказал:
– Значит, вы предполагаете, что соляриане свели понятие «человек» до узкого смысла «солярианин»?
– Я ничего не предполагаю, мистер Председатель. Просто никто не мог найти другого объяснения происшедшего.
– Вы знаете, мадам Глэдис, что за всю историю роботехники ни один робот не был сконструирован с узким определением «человека»?
– Я не роботехник, мистер Председатель, и ничего не понимаю в математике позитронных связей. Раз вы говорите, что этого никогда не делалось, я, конечно, принимаю это. И я также не знаю и не могу сказать, что если что-то никогда не делалось раньше, то оно не может быть сделано в будущем.
Ее взгляд никогда не был таким открытым и невинным, как сейчас, и Председатель покраснел.
– Сузить определение теоретически возможно, но это просто немыслимо.
Глэдис ответила, глядя на свои руки, спокойно лежавшие на коленях:
– Люди иногда думают об очень странных вещах.
Председатель сменил тему.
– Аврорский корабль был уничтожен. Как вы это объясните?
– Я не присутствовала при этом, мистер Председатель. Я не знаю, что случилось, и не могу объяснить это.
– Вы были на Солярии, и вы уроженка этой планеты. Складывая ваш недавний опыт с прежним фоном, что вы могли бы сказать о случившемся? – Председатель заметно терял терпение.
– Если я должна догадываться, то я бы сказала, что ваш военный корабль был взорван с помощью портативного ядерного усилителя, подобного тому, от которого чуть было не погиб поселенческий корабль.
– А вам не приходит в голову, что эти два случая различны? В одном – поселенческий корабль вторгся на Солярию с целью кражи солярианских роботов, а в другом – аврорское судно пришло защищать планету-сестру.
– Я могу только предполагать, мистер Председатель, что надзиратели – гуманоидные роботы, оставленные охранять планету – не были достаточно инструктированы, чтобы понимать эту работу.
Председатель выглядел оскорбленным.
– Не может быть, чтобы их не инструктировали видеть разницу между поселенцами и братьями-космонитами.
– Наверное, не может быть, если вы так говорите, мистер Председатель. Тем не менее, если единственное определение человека – это его физический облик и умение говорить по-соляриански, как показалось тем, кто был там, тогда аврорцы, не говорящие по-соляриански, могли не подпасть под определение человека в глазах надзирателя.
– Значит, вы говорите, что соляриане определили своих братьев-космонитов как нелюдей и подвергли их уничтожению?
– Я представляю это только как возможность, потому что никак иначе не могу объяснить уничтожение аврорского военного корабля. Более опытные люди, вероятно, могут дать другое объяснение, – и снова невинный, почти пустой взгляд.
– Вы намерены вернуться на Солярию, мадам Глэдис? – спросил Председатель.
– Нет, мистер Председатель, я не имею такого намерения.
– Ваш друг-поселенец не требовал от вас очистить планету от надзирателей?
Глэдис медленно покачала головой.
– От меня этого не требовали. Да я бы и не согласилась. Я и с самого начала поехала на Солярию только для того, чтобы выполнить свой долг перед Авророй. Меня просил поехать доктор Ленуар Мандамус из Института Роботехники, работающий под началом доктора Келдина Амадейро. Меня просили поехать, чтобы я по возвращении сделала отчет о событиях, и я его сейчас сделала. Просьба имела, как я поняла, оттенок приказа, и я приняла ее как приказ, – она бросила быстрый взгляд на Амадейро, – хотя исходила от самого доктора Амадейро.
Амадейро сделал вид, что не слышит.
– Каковы же ваши планы на будущее? – спросил Председатель.
Глэдис чуть замялась, но решила, что может смело встретить ситуацию.
– Я намереваюсь, мистер Председатель, – отчетливо произнесла она, – посетить Землю.
– Землю? Зачем это вам?
– Для аврорского правительства, мистер Председатель, может быть важным знать, что творится на Земле. Поскольку власти Бейли-мира пригласили меня посетить Землю, а капитан Бейли готов отвезти меня туда, это будет удобным случаем привезти отчет о событиях, как я сделала насчет событий на Солярии и на Бейли-мире, – сказала Глэдис и подумала: «Ну, а если они в самом деле, вопреки обычаям, заставят меня остаться на Авроре? Если так, то придется менять решение».
Она чувствовала, что ее напряжение растет, и мельком взглянула на Дэниела, который, как всегда, выглядел совершенно бесстрастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Космониты держатся прямо противоположного мнения о Земле. Когда мы упоминаем о ней – что делаем редко – то говорим, что это мир варварский и загнивающий.
Диджи вспыхнул.
– Вот почему Внешние Миры все время слабеют. Как я уже говорил, вы вроде растения, утратившего корни, вроде животного с вырезанным сердцем.
– Ладно, я сама посмотрю на Землю, а сейчас мне надо идти. Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома, пока я не вернусь, – она быстро пошла к двери, но остановилась и повернулась. – В этом доме, да и нигде на Авроре, нет ни спиртного, ни табака, ни алкалоидных стимуляторов, вообще ничего такого.
Диджи угрюмо ухмыльнулся:
– Мы, поселенцы, знаем об этом. Ваш народ – такие пуритане.
– Вовсе не пуритане, – недовольно возразила Глэдис. – Тридцать-сорок десятилетий надо было чем-то оплатить. И это только один из путей. Не думаете ли вы, что эту жизнь дала нам магия?
– Ладно, я приналягу на полезные фруктовые соки и оздоровляющий эрзац-кофе, и от меня будет пахнуть цветами.
– Вы обнаружите большой запас таких вещей, – холодно сказала Глэдис, – а когда вернетесь на свой корабль, сможете компенсировать все то, из-за отсутствия чего сейчас будете страдать.
– Я буду страдать только от ВАШЕГО отсутствия, мадам, – серьезно сказал капитан.
Глэдис невольно улыбнулась.
– Вы неисправимый лжец, капитан. Я вернусь. Дэниел, Жискар, пошли.
68
Глэдис напряженно сидела в кабинете Амадейро. За много десятилетий она видела Амадейро только издали или на голограмме и в таких случаях имела обыкновение отворачиваться. Она помнила его только как главного врага Фастальфа и вот сейчас впервые оказалась в одной комнате с ним, лицом к лицу, и заставила свое лицо застыть в полной неподвижности и невыразительности, чтобы ее ненависть не вырвалась наружу.
Хотя она и Амадейро были в комнате одни как живые люди, здесь присутствовали по крайней мере дюжина членов правительства, даже сам Председатель – но в голографическом изображении. Глэдис узнала Председателя и некоторых других, но не всех.
Неприятное испытание. Вроде бы на Солярии видеть такие изображения было делом обычным, и она привыкла к этому, когда была девушкой, но вспоминала теперь об этом с отвращением.
Она делала усилия, чтобы говорить ясно, без драматизма и сжато. Ей задавали вопрос, и она отвечала как можно короче по существу, не связывая суть с вежливостью.
Председатель слушал бесстрастно, а другие подражали ему. Он был явно стар – Председателями всегда были старыми, потому что достигали этого положения лишь на склоне лет. У него было длинное лицо, все еще густые волосы и нависшие брови. Голос был медоточивым, но отнюдь не дружелюбным.
Когда Глэдис замолчала, он сказал:
– Значит, вы предполагаете, что соляриане свели понятие «человек» до узкого смысла «солярианин»?
– Я ничего не предполагаю, мистер Председатель. Просто никто не мог найти другого объяснения происшедшего.
– Вы знаете, мадам Глэдис, что за всю историю роботехники ни один робот не был сконструирован с узким определением «человека»?
– Я не роботехник, мистер Председатель, и ничего не понимаю в математике позитронных связей. Раз вы говорите, что этого никогда не делалось, я, конечно, принимаю это. И я также не знаю и не могу сказать, что если что-то никогда не делалось раньше, то оно не может быть сделано в будущем.
Ее взгляд никогда не был таким открытым и невинным, как сейчас, и Председатель покраснел.
– Сузить определение теоретически возможно, но это просто немыслимо.
Глэдис ответила, глядя на свои руки, спокойно лежавшие на коленях:
– Люди иногда думают об очень странных вещах.
Председатель сменил тему.
– Аврорский корабль был уничтожен. Как вы это объясните?
– Я не присутствовала при этом, мистер Председатель. Я не знаю, что случилось, и не могу объяснить это.
– Вы были на Солярии, и вы уроженка этой планеты. Складывая ваш недавний опыт с прежним фоном, что вы могли бы сказать о случившемся? – Председатель заметно терял терпение.
– Если я должна догадываться, то я бы сказала, что ваш военный корабль был взорван с помощью портативного ядерного усилителя, подобного тому, от которого чуть было не погиб поселенческий корабль.
– А вам не приходит в голову, что эти два случая различны? В одном – поселенческий корабль вторгся на Солярию с целью кражи солярианских роботов, а в другом – аврорское судно пришло защищать планету-сестру.
– Я могу только предполагать, мистер Председатель, что надзиратели – гуманоидные роботы, оставленные охранять планету – не были достаточно инструктированы, чтобы понимать эту работу.
Председатель выглядел оскорбленным.
– Не может быть, чтобы их не инструктировали видеть разницу между поселенцами и братьями-космонитами.
– Наверное, не может быть, если вы так говорите, мистер Председатель. Тем не менее, если единственное определение человека – это его физический облик и умение говорить по-соляриански, как показалось тем, кто был там, тогда аврорцы, не говорящие по-соляриански, могли не подпасть под определение человека в глазах надзирателя.
– Значит, вы говорите, что соляриане определили своих братьев-космонитов как нелюдей и подвергли их уничтожению?
– Я представляю это только как возможность, потому что никак иначе не могу объяснить уничтожение аврорского военного корабля. Более опытные люди, вероятно, могут дать другое объяснение, – и снова невинный, почти пустой взгляд.
– Вы намерены вернуться на Солярию, мадам Глэдис? – спросил Председатель.
– Нет, мистер Председатель, я не имею такого намерения.
– Ваш друг-поселенец не требовал от вас очистить планету от надзирателей?
Глэдис медленно покачала головой.
– От меня этого не требовали. Да я бы и не согласилась. Я и с самого начала поехала на Солярию только для того, чтобы выполнить свой долг перед Авророй. Меня просил поехать доктор Ленуар Мандамус из Института Роботехники, работающий под началом доктора Келдина Амадейро. Меня просили поехать, чтобы я по возвращении сделала отчет о событиях, и я его сейчас сделала. Просьба имела, как я поняла, оттенок приказа, и я приняла ее как приказ, – она бросила быстрый взгляд на Амадейро, – хотя исходила от самого доктора Амадейро.
Амадейро сделал вид, что не слышит.
– Каковы же ваши планы на будущее? – спросил Председатель.
Глэдис чуть замялась, но решила, что может смело встретить ситуацию.
– Я намереваюсь, мистер Председатель, – отчетливо произнесла она, – посетить Землю.
– Землю? Зачем это вам?
– Для аврорского правительства, мистер Председатель, может быть важным знать, что творится на Земле. Поскольку власти Бейли-мира пригласили меня посетить Землю, а капитан Бейли готов отвезти меня туда, это будет удобным случаем привезти отчет о событиях, как я сделала насчет событий на Солярии и на Бейли-мире, – сказала Глэдис и подумала: «Ну, а если они в самом деле, вопреки обычаям, заставят меня остаться на Авроре? Если так, то придется менять решение».
Она чувствовала, что ее напряжение растет, и мельком взглянула на Дэниела, который, как всегда, выглядел совершенно бесстрастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95