Но есть еще каждый день, каждый час, каждая минута. Из них складывается жизнь человека - такая сложная и трагически короткая жизнь! За нее, эту жизнь, борются медицинские светила, и ее же подрываем порой мы, люди. Подрываем невниманием и незаслуженной обидой. Подрываем неверием и несправедливым словом. Подрываем - думая о человеке. Подрываем - не думая о нем.
На земле билась раненая лошадь. Рядом в грязи повозка - обычная солдатская двуколка с санитарным крестом, точь-в-точь такая, как на картинках "Нивы" времен первой мировой войны. Возницы не было, а лошадь, благоразумно кем-то распряженная, вздрагивала кровоточащим крупом, глядела на нас страдающими глазами и, видимо, чтобы доказать, что хочет жить, пыталась подняться.
- Пристрелить ее надо! - решительно сказал Володя и снял с плеча автомат.
Нас было четверо - лейтенант Соколов, младший лейтенант Заикин, Володя и я. Дивизион перебросили на север от Бреслау. Мы шли выбирать посты.
- Может... - Соколов хотел что-то сказать, но или передумал, или не успел. Мне почему-то показалось, что он не хочет разговаривать с Заикиным.
Володя дал очередь. Лошадь вздрогнула, приподняла голову от земли и застыла с открытыми глазами.
- Что вы делаете! Стойте!
С дороги, по которой тянулась пестрая толпа веселых штатских с флажками и лентами национальных флагов, вчерашних иностранных рабочих, а сегодня - просто свободных людей, к нам тяжело бежал пожилой солдат и кричал, размахивая руками:
- Стойте!
Но было уже поздно.
- Эх, что наделали, а я-то... - пробормотал он, оказавшись рядом с нами, но, видимо, смутился присутствием офицеров и поправился: - Виноват, товарищ лейтенант!
Солдат оказался пожилым старшиной в длинной, плохо обрезанной шинели и потертой ушанке. Он застыл возле лошади и не смотрел на нас. В одной руке у него был автомат, в другой - какие-то тряпки и бинты.
- Твоя кобыла, что ли? - неуверенно спросил Володя. - Что ж ты ее мучаешь?
- Не я ее мучаю, а фриц, что с "мессера" саданул. - Старшина повернулся. - Я перевязать хотел, вот за этим и бегал на дорогу. - И он махнул бинтами. - Жить бы могла! С самой Москвы с ней...
- Хорош медик, батя, что своего бинта не имеешь, - сострил Володя.
- Да, не имею, потому что сам за медикаментами ехал! - ответил старшина. - Да только теперь говорить нечего...
- Вот именно, нечего, - повторил Володя.
И вдруг Соколов взметнулся:
- Слушай, Протопопов, хватит! Дали маху - и молчи! Тебе, право, что немец, что лошадь! А вы, отец, не сердитесь. Думали лучше... Да вот...
Вскоре мы разделились. Володя направился с Соколовым, а я с комбатом Заикиным. Нечего сказать, повезло!
Бои за Бреслау пока не увенчались успехом. Несколько штурмов города, превращенного немцами в настоящую крепость, захлебнулись, и теперь сюда подтягивались новые наши части, ранее ушедшие далеко вперед. После создания опорной артсети на юго-западных окраинах города нам предстояло создать такую же сеть на севере и северо-западе, куда подходила наша артиллерия. Видимо, Бреслау решили взять в кольцо, чтобы покончить с опостылевшей группировкой в тылу фронта.
Теперь город лежал слева от нас - мы узнавали его по клубам черного дыма, по вспышкам снарядов и мин. Над ним висели темные серые тучи, уходившие к самому горизонту.
- Подожди, - сказал мне Заикин, когда мы подошли по узкой скользкой тропке к разбитому скотному двору. - Посмотрим...
Он достал из планшетки карту:
- Где автострада, тут?
Автострада Бреслау - Берлин была в стороне, в нескольких километрах от нас, и я не очень понял, зачем она понадобилась младшему лейтенанту.
- Для ориентировки, - сказал он, будто угадывая мои мысли.
- Так для ориентировки есть вон та колокольня, и вот на карте она. А потом здесь город, кажется. Кант называется. Вот он тоже на карте, объяснил я. - И еще скрещение двух дорог у леска, кладбище и сам лес. Дорог и кладбища на карте нет, а лесок значится.
- Я смотрю, ты смыслишь, - дружелюбно произнес Заикин. - Видно, натренировал вас бывший комбат.
- Почему бывший?
- Ладно, ладно, не сердись!
Уже через полчаса мы выбрали места для первого и второго постов и двинулись к перекрестку дорог, чтобы подумать о третьем.
Дороги оказались безлюдными, и мы направились по одной из них, правой, к леску. Прошли мимо нескольких, судя по всему, пустых домиков с многочисленными следами осколков и пуль на стенах, миновали кладбище и полуразрушенный бетонный мостик через грязный ручей.
Вдруг сзади ударили автоматные очереди.
Я инстинктивно свалился на край дороги, а Заикин продолжал стоять, удивленно обернувшись.
- Ложитесь, товарищ младший лейтенант, - шепнул я.
Не успел Заикин броситься на обочину, как в воздухе и рикошетом по асфальту вновь хлестнула очередь.
Стреляли, судя по всему, как раз из домиков, которые мы только что миновали, или с кладбища.
- Что это значит? - не то спросил, не то удивился Заикин. - Ведь сам майор... - Он не договорил.
С опушки леска кто-то усиленно махал нам, и чертыхался, и кричал явно по-русски.
- Давай сюда, черт вас подери! - услышали мы наконец, когда посмотрели вперед.
Лесок был рядом, и там находились наши.
- Поползли? - предложил Заикин.
- Поползли.
Нас встретили не очень восторженно:
- Ныряй в окоп!
- Тоже храбрецы выискались!
- Дорога фрицами перерезана, они прут, как по проспекту.
- Зелень!
Заикин пробовал защищаться:
- Но здесь не должно было быть противника.
- Нас тоже не должно тут быть, - зло произнес сухонький капитан, - а с рассвета сидим, отбиваемся!
- Трофеев ждем, - подтвердил кто-то.
Мы сидели в окопе, по пояс в воде. Пожилые солдаты, сержант и капитан, оказалось, попали сюда тоже случайно, на рассвете. Они направлялись в штаб пехотного полка, но столкнулись с немцами и заняли оборону.
- Трофейщики мы, - пояснил сержант. - Трофейная команда, а капитан вот - финчасть полковая.
- Откуда же этот противник? - недоумевал Заикин. - Много их?
- Взвода два, - пояснил капитан. - И еще бронетранспортер, вот за тем домиком стоит. А на кладбище - фаустпатронщики. Небось сейчас опять попрут, как утром...
Это, видимо, была одна из многих бродячих групп немецких войск, застрявших в момент нашего наступления у нас в тылу. А может, немцы пробивались из Бреслау, судьба которого так или иначе была предрешена.
- Как мы прошли, ума не приложу, - сказал Заикин.
Мы просидели в окопе час и еще два, а немцы и не пытались прорываться. Лишь изредка они строчили по леску из автоматов и один раз выпустили фаустпатрон. Он даже не долетел до нашего окопа, а разорвался метрах в пятидесяти в придорожной канаве.
Мой младший лейтенант начал нервничать. Хотелось есть, а ни у нас, ни у трофейщиков с собой ничего не оказалось. Да и сидение в мокром окопе было бессмысленным. Сколько можно ждать этих немцев! Или - кто кого пересидит?
Заикин шептался о чем-то с капитаном и наконец махнул мне:
- Пошли! Через лес и той стороной, а там вернемся. У нас своя задача в конце концов.
Я вылез из окопа вслед за младшим лейтенантом. Мелкими перебежками мы двинулись через реденький лесок. За нами загремели выстрелы. Мы оглянулись.
- Надо, пожалуй, вернуться, - прошептал мне Заикин и вдруг добавил: Как ты думаешь? А то нехорошо получается!
- По-моему, тоже, - сказал я.
Через минуту мы были опять в окопе рядом с трофейщиками и вели огонь по дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64