– Изволь, если нужно. Я готов! Последний раз мы встретились случайно на станции Елизаветград. Гольденберг ехал в Одессу, чтоб забрать там часть динамита и привезти в Москву. Мы тогда уже знали, что царь поедет из Ливадии не через Одессу, а через Симферополь, Харьков, Москву. Надо было готовить взрыв поезда под Харьковом и Москвой. Так, Гольденберг ехал в Одессу за динамитом, а я – в Харьков, к Желябову вез купленную в Одессе, новую спираль Румкорфа, чтобы обеспечить надежность взрыва.
– Больше вы не встречались?
– Нет. Гольденберг благополучно прибыл в Одессу и был встречен Верой Фигнер, а на обратном пути его арестовали вместе с динамитом.
– Еще кто-нибудь из арестованных знал тебя?
– Нет, больше никто… если не считать случайной встречи со старым другом.
– Что? Он знает тебя, как Кибальчича?
– Да. Но это честнейший и благороднейший человек. Ты его должен помнить по гимназии… Это – Сергей Стрешнев. Он наш. Он пропагандировал в рабочих кружках на Выборгской.
– Стрешнев Сергей?.. А, это сын военного доктора?
– Да, да. Он! – обрадовался Кибальчич.
– Хорошо, я наведу справки. Но больше ни с кем никаких знакомств! Это приказ Исполнительного комитета.
– Слушаю, – твердо сказал Кибальчич.
– И еще два слова, дружище, – смягчившись, с дружеской улыбкой сказал Михайлов, доставая из кармана новый паспорт, – вот тебе другой вид на жительство. Это надежный документ! Он написан с соблюдением всех полицейских «заковык». Запомни: теперь ты уже не Максим Иваницкий, а аккерманский мещанин Николай Агаческулов.
Кибальчич взял паспорт и усмехнулся:
– Наконец-то я смогу называться собственным именем.
– Вот именно! – рассмеялся Михайлов и, встав, протянул руку: – Ну, прощай друг. Завтра, в это же время я заеду за тобой на извозчике, и перевезу тебя на новую квартиру. Это тоже задание Исполнительного комитета.
2
Лиза почти вбежала под арку ворот: лицо ее горело, глаза светились таинственным блеском.
– Все ли благополучно? – с тревогой спросил Стрешнев.
– Да, да, пойдем скорее, – еле переводя дыхание, сказала Лиза и, схватив его за руку, повлекла на улицу. Найдя извозчика, они стали кружить по городу. Казалось, Лиза успокоилась, но отвечала на вопросы Стрешнева сбивчиво, порывисто дыша ему в ухо:
– Все хорошо, Сережа, хоро-шо! Он знал… Был тронут… Признателен… Очень славный. Удивительный… Глаза глубокие, словно ему известно такое, что недоступно другим людям. Очень скромен, но во взгляде решимость… Я почувствовала – он в любую минуту может пожертвовать собой…
– Вот видишь! Я же говорил, что он замечательный человек. Ты еще полюбишь его.
– Мне хорошо, что я сделала это, Сережа… Я как-то иначе чувствую себя… счастливо, возвышенно…
Ночью Лиза долго не могла уснуть и все думала, думала, вспоминая во всех подробностях свой поход к Кибальчичу. Ей было и страшно и радостно.
Она вспоминала глубокие, задумчивые и ласковые глаза Кибальчича. «Какой милый, какой необыкновенный и удивительный человек».
Что было в нем необыкновенного – она бы не смогла объяснить… Это «необыкновенное» и «удивительное» в мужчине женщина скорее может почувствовать и угадать, чем понять…
Вторник 19 февраля был объявлен праздником. С утра на всех домах были вывешены флаги с царскими вензелями. По улицам, наводненным народом, с лихими криками кучеров, помчались богатые каретные возки, направляясь к Зимнему. Народ повалил на набережную к Адмиралтейству и на Дворцовую площадь. На разводной площадке Зимнего, обращенной к Адмиралтейству, были выстроены музыканты и певчие и сводные роты частей Петербургского гарнизона. Генералы и офицеры стояли в первых линиях, ближе к балкону, увитому цветами и лентами, украшенному флагом с вензелями и царской короной. Тут же на возвышении, устланном коврами, стояли придворные, сановники и министры.
За войсками, замершими по команде «смирно», застыли три линии охраны из солдат, конной полиции и жандармерии. А за ними, разлившись темной массой, заполнив все пространство между величественными домами, – стотысячная толпа.
Все ждали царя, приподнимаясь на цыпочки, прислушивались.
В парадном мундире, окруженный семьей и свитой, он появился на балконе. Загремело «ура», грянула музыка, на другом берегу Невы загрохотал артиллерийский салют.
Торжество, начавшееся в 10 часов утра, продолжалось весь день и закончилось ночью грандиозным фейерверком. Лиза и Сергей Стрешнев тоже ходили смотреть на иллюминацию. Пышность, с какой было отпраздновано 25-летие царствования Александра II, вселяла надежду, что утром будет объявлено о большой амнистии политическим. Но утренние газеты сообщали лишь о пожаловании царем графских титулов, о раздаче звезд, лент и других регалий…
Днем, когда Стрешнев вышел из гимназии, к нему подошел незнакомый человек в пенсне.
– Я от товарища Семена. Зайдите в подъезд рядом с кухмистерской Шутова и ждите там.
– Хорошо! – ответил Сергей и пошел к кухмистерской. Незнакомец направился в другую сторону и, обогнув квартал, вошел в указанный подъезд, где уже ждал Стрешнев.
– В субботу, в шесть вечера, вам нужно быть в прачечной на Шестой линии Васильевского острова. Там соберутся рабочие завода «Братья Нобель».
– А что я должен делать?
Незнакомец, распахнув пальто, осторожно достал вчетверо сложенную бумажку.
– Вот возьмите и спрячьте подальше. Это только что вышедший листок «Народной воли», прочтете его и скажете речь. В воскресенье зайдите к товарищу Семену.
Он пожал Стрешневу руку и вышел. Сергей взглянул на часы и поспешил в училище к Лизе. Домой пошли вместе.
Минут через двадцать они вышли на одну из главных улиц. Вдали у дома с гранитными колоннами стояли часовые, прохаживались двое городовых.
– Посмотри, Лизок, там полиция, – шепнул Стрешнев, – а на нашей стороне, кажется, шпик, а у меня листовка.
– Зайдем в подъезд, я ее спрячу, у меня искать не будут.
– Пожалуй, – согласился Сергей. Они вошли в подъезд, и он передал листовку Лизе, которая и спрятала ее за подкладку муфты.
– А может, вернемся и обойдем опасное место?
– Нет, пойдем прямо, иначе нас могут заподозрить.
Они вышли из подъезда и пошли. В это время из переулка выехал красивый возок, запряженный парой вороных. Его сопровождали верховые казаки.
– Должно быть, важная птица! – шепнул Стрешнев.
Возок остановился у дома с гранитными колоннами, и из него вышел генерал в шинели с меховым воротником и направился к дому.
Человек в темном коротком пальто тотчас бросился к нему и, выхватив револьвер, выстрелил.
Генерал, обернувшись, ударил нападавшего по голове. Тот упал и выронил револьвер.
Часовые, городовые, кучер и дежуривший на другой стороне шпик бросились на стрелявшего.
– Сережа, это он, он! – прошептала Лиза, вся дрожа.
– Кто он.
– Да твой друг Кибальчич, я сразу узнала его.
– Не может быть! – побледнев, сказал Стрешнев.
– Он, он, я видела! – И Лиза устремилась к возку, где городовые держали молодого смуглого человека с черной бородкой.
– Лиза, ты с ума сошла! – крикнул Стрешнев и схватил ее за руку.
– Свезти его в часть! – крикнул генерал и пошел в дом. Террориста втолкнули в возок. Туда же влезли городовые и шпик. И лошади помчались мимо.
– Теперь идем, улица свободна, – сказал Стрешнев и, взяв Лизу под руку, спокойно прошел мимо часовых и столпившихся зевак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154