Захар остался там, чтоб соединить провода гальванической батареи. Если взрыв будет удачным – возмездие совершится. Все же мне поручено Исполнительным комитетом расставить метальщиков и подать сигнал к действию бомбами, если царь не будет убит миной. Есть еще вопросы?
– Все понятно! – пробасил Михайлов.
Зазвонил колокольчик.
Саблин вышел и скоро вернулся с Кибальчичем. На стол были поставлены еще два снаряда.
– Друзья! Мне поручили товарищи сказать вам несколько слов, – сняв барашковую шапку, глуховато и неторопливо заговорил Кибальчич, – снаряды заряжены, их действие безотказно и молниеносно. Будьте внимательны и осторожны. Старайтесь бросать их так, как мы делали на занятиях. А чтоб снаряды не вызвали подозрений у полиции, заверните их в узелки или в газету – подумают, что идете в баню.
– Правильно! Так и сделаем! – согласилась Перовская и велела принести платки и газеты.
Когда снаряды были упакованы и розданы метальщикам, Перовская взглянула на часы:
– Друзья! Пора выходить – половина десятого.
Все поднялись.
– Минутку внимания! – остановила Перовская. – Хорошо ли вы помните свои места?
– Помним. Не ошибемся, – сказал Михайлов.
– Еще одно последнее указание. Если тиран не поедет по Садовой, мимо вас пройдут под руку сигналисты. Тогда идите на Михайловскую и там ждите меня. Если я достану платок и сделаю вид, что вытираю глаза, значит, метальщики должны идти на Екатерининский канал. О выезде царя я дам знать, появившись на мосту. Все поняли?
– Все!
– Друзья! – воскликнула Перовская. – Настает решительный час. Пожелаем же друг другу спокойствия, мужества и отваги! Пусть каждый выполнит свой долг! Мы идем на святое дело. Наш подвиг вечно будет жить в памяти народа. С богом, дорогие друзья! С богом!.. Выходите по одному…
7
День был серый, пасмурный. Хмурые тучи нависли над серыми домами и как бы придавили, приплюснули город. И даже белый снег, запушивший все вокруг, Рысакову казался серо-грязным, и на душе у него было муторно, нехорошо.
Однако обогнавший его в воротах Тимофей Михайлов шел, насвистывая, пальто нараспашку и, казалось, совсем не думал о том, что должно произойти. Это удивило Рысакова. «Рисуется, хочет показать себя героем», – подумал он и пошел медленней. Ему хотелось увидеть, как поведут себя другие.
На повороте ого обогнал Котик. Он шел твердой, уверенной походкой, неся под рукою сверток, словно спешил по какому-то делу. Следом прошел, не обернувшись, Емельянов, тихонько помахивая узелком.
«Еще подумают, что я хочу улизнуть», – подумал Рысаков и ускорил шаги. Быстрая ходьба его согрела и благотворно подействовала на настроение. Робость и тоска пропали. Придя на Малую Садовую, он увидел вблизи Невского Котика и окончательно успокоился, заняв свое место у Екатерининского сквера. Прогуливаясь, он всматривался в противоположный конец улицы. Там, около Итальянской, маячили две фигуры. Это были Тимофей Михайлов и Емельянов. «Значит, все на местах», – подумал Рысаков и, отметив мысленно место, где должна взорваться мина, стал поджидать карету царя.
Прошло часа два, а может, и больше, а карета государя не появлялась. Рысаков изрядно продрог и ходил поеживаясь, стараясь согреть себя движением. На улице было тихо: изредка проезжали извозчики и по обеим сторонам неторопливо шли праздные пешеходы.
Пройдясь до парикмахерской, Рысаков вернулся и не увидел на другой стороне Котика. «Что такое, куда же делся Котик? – подумал он и стал всматриваться. От Невского по другой стороне шли под руку двое сигналистов.
«А, вот в чем дело, – осенило Рысакова. – Значит, царь проехал по другой улице. Надо идти на Михайловскую». Он забежал в кухмистерскую, купил два горячих пирожка и, съедая их на ходу, поспешил на Михайловскую. Там уже прогуливались остальные. Он остановился у тумбы с афишами, краешком глаза наблюдая за улицей. Вот мелькнула вдалеке темная плюшевая шубка Перовской. Она, проходя мимо Котика, достала платок и на мгновение приложила его к глазам.
«Это сигнал», – подумал Рысаков и вслед за Котиком поспешил на набережную Екатерининского канала. Он вышел на канал с Невского проспекта и увидел, что там уже стоят Тимофей Михайлов и Емельянов. «Странно, ведь здесь бы следовало стоять мне, – подумал Рысаков. – Ну, все равно пойду ближе к мосту».
Идя вдоль капала, он увидел облокотившегося на перила Котика и, перейдя на другую сторону, стал прохаживаться недалеко от угла Инженерной улицы, у ограды сада Михайловского дворца.
Было зябко, а время тянулось медленно. По набережной канала проходили случайные пешеходы, и никаких карет не было видно.
У Котика в штиблетах закоченели ноги. Он ходил, стучал ногой об ногу и курил папиросу за папиросой, но согреться никак не мог. «Черт возьми, если придется ждать еще час, я совсем замерзну и не смогу бросить бомбу».
Повернувшись, он увидел на Театральном мосту Перовскую и сразу приободрился. Значит, сигналисты дали знак о выезде царя из Михайловского манежа. Гриневицкий поудобней взял сверток с метательным снарядом и, медленно шагая, стал наблюдать за Рысаковым, который тоже увидел Перовскую и готовился к атаке на царский поезд.
Прошло едва ли минуты две, как на набережную капала из Инженерной улицы выскочили двое казаков верхом, а за ними царская карета в окружении конного конвоя. Все это произошло так быстро, что Гриневицкий не успел опомниться. Он только видел, что Рысаков, ускорив шаги, пошел навстречу царскому поезду и, занеся правую руку, швырнул узелок с метательным снарядом под передок саней. Раздался страшный взрыв. Все заволокло дымом. Упали лошади, люди, дико закричали раненый мальчик и рухнувший с лошади казак. Карета остановилась, и к ней кинулся ехавший следом в санях полицмейстер.
Рысаков побежал, но ему навстречу бросились проходившие мимо солдаты, схватили, начали бить.
Гриневицкий, преодолев минутную растерянность, спрятал снаряд под полой широкого пальто и пошел к месту катастрофы. Туда сбегался народ. Царь вышел из кареты и в сопровождении офицеров подошел к обезоруженному и связанному Рысакову:
– Кто таков?
– Мещанин Николай Рысаков! – гордо ответил покушавшийся.
– Что с государем? Как здоровье государя? – спросил кто-то из толпы.
– Слава богу, – сказал царь и повернулся, чтоб идти к карете.
– Еще слава ли богу? – вдогонку крикнул Рысаков.
Царь вздрогнул, но, не оборачиваясь, пошел к месту взрыва вдоль чугунного барьера. Его окружали офицеры и матросы флотского экипажа, проходившего мимо, спешившиеся конвойные казаки. Казалось, царь совсем успокоился. На лице его испуг сменился злым выражением.
«Ага, ты снова мечтаешь о казнях, – пробираясь сквозь толпу, подумал Гриневицкий. – Так нет же, сегодня мы казним тебя». Приблизясь вплотную к царю, он распахнул пальто и швырнул снаряд под ноги тирана. Гулкий, огненный взрыв отбросил царя к чугунной решетке, уложил Гриневицкого и еще нескольких человек. У Гриневицкого в глазах мелькали огненные круги, но он услышал стон царя. Поверженный самодержец лежал в луже крови, и казалось, был мертв.
«Я честно выполнил свой долг», – подумал Гриневицкий и закрыл глаза.
Глава десятая
1
Утром, когда метальщики, взяв бомбы, вслед за сигналистами покинули тайную квартиру на Тележной, Кибальчич присел к столу, задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
– Все понятно! – пробасил Михайлов.
Зазвонил колокольчик.
Саблин вышел и скоро вернулся с Кибальчичем. На стол были поставлены еще два снаряда.
– Друзья! Мне поручили товарищи сказать вам несколько слов, – сняв барашковую шапку, глуховато и неторопливо заговорил Кибальчич, – снаряды заряжены, их действие безотказно и молниеносно. Будьте внимательны и осторожны. Старайтесь бросать их так, как мы делали на занятиях. А чтоб снаряды не вызвали подозрений у полиции, заверните их в узелки или в газету – подумают, что идете в баню.
– Правильно! Так и сделаем! – согласилась Перовская и велела принести платки и газеты.
Когда снаряды были упакованы и розданы метальщикам, Перовская взглянула на часы:
– Друзья! Пора выходить – половина десятого.
Все поднялись.
– Минутку внимания! – остановила Перовская. – Хорошо ли вы помните свои места?
– Помним. Не ошибемся, – сказал Михайлов.
– Еще одно последнее указание. Если тиран не поедет по Садовой, мимо вас пройдут под руку сигналисты. Тогда идите на Михайловскую и там ждите меня. Если я достану платок и сделаю вид, что вытираю глаза, значит, метальщики должны идти на Екатерининский канал. О выезде царя я дам знать, появившись на мосту. Все поняли?
– Все!
– Друзья! – воскликнула Перовская. – Настает решительный час. Пожелаем же друг другу спокойствия, мужества и отваги! Пусть каждый выполнит свой долг! Мы идем на святое дело. Наш подвиг вечно будет жить в памяти народа. С богом, дорогие друзья! С богом!.. Выходите по одному…
7
День был серый, пасмурный. Хмурые тучи нависли над серыми домами и как бы придавили, приплюснули город. И даже белый снег, запушивший все вокруг, Рысакову казался серо-грязным, и на душе у него было муторно, нехорошо.
Однако обогнавший его в воротах Тимофей Михайлов шел, насвистывая, пальто нараспашку и, казалось, совсем не думал о том, что должно произойти. Это удивило Рысакова. «Рисуется, хочет показать себя героем», – подумал он и пошел медленней. Ему хотелось увидеть, как поведут себя другие.
На повороте ого обогнал Котик. Он шел твердой, уверенной походкой, неся под рукою сверток, словно спешил по какому-то делу. Следом прошел, не обернувшись, Емельянов, тихонько помахивая узелком.
«Еще подумают, что я хочу улизнуть», – подумал Рысаков и ускорил шаги. Быстрая ходьба его согрела и благотворно подействовала на настроение. Робость и тоска пропали. Придя на Малую Садовую, он увидел вблизи Невского Котика и окончательно успокоился, заняв свое место у Екатерининского сквера. Прогуливаясь, он всматривался в противоположный конец улицы. Там, около Итальянской, маячили две фигуры. Это были Тимофей Михайлов и Емельянов. «Значит, все на местах», – подумал Рысаков и, отметив мысленно место, где должна взорваться мина, стал поджидать карету царя.
Прошло часа два, а может, и больше, а карета государя не появлялась. Рысаков изрядно продрог и ходил поеживаясь, стараясь согреть себя движением. На улице было тихо: изредка проезжали извозчики и по обеим сторонам неторопливо шли праздные пешеходы.
Пройдясь до парикмахерской, Рысаков вернулся и не увидел на другой стороне Котика. «Что такое, куда же делся Котик? – подумал он и стал всматриваться. От Невского по другой стороне шли под руку двое сигналистов.
«А, вот в чем дело, – осенило Рысакова. – Значит, царь проехал по другой улице. Надо идти на Михайловскую». Он забежал в кухмистерскую, купил два горячих пирожка и, съедая их на ходу, поспешил на Михайловскую. Там уже прогуливались остальные. Он остановился у тумбы с афишами, краешком глаза наблюдая за улицей. Вот мелькнула вдалеке темная плюшевая шубка Перовской. Она, проходя мимо Котика, достала платок и на мгновение приложила его к глазам.
«Это сигнал», – подумал Рысаков и вслед за Котиком поспешил на набережную Екатерининского канала. Он вышел на канал с Невского проспекта и увидел, что там уже стоят Тимофей Михайлов и Емельянов. «Странно, ведь здесь бы следовало стоять мне, – подумал Рысаков. – Ну, все равно пойду ближе к мосту».
Идя вдоль капала, он увидел облокотившегося на перила Котика и, перейдя на другую сторону, стал прохаживаться недалеко от угла Инженерной улицы, у ограды сада Михайловского дворца.
Было зябко, а время тянулось медленно. По набережной канала проходили случайные пешеходы, и никаких карет не было видно.
У Котика в штиблетах закоченели ноги. Он ходил, стучал ногой об ногу и курил папиросу за папиросой, но согреться никак не мог. «Черт возьми, если придется ждать еще час, я совсем замерзну и не смогу бросить бомбу».
Повернувшись, он увидел на Театральном мосту Перовскую и сразу приободрился. Значит, сигналисты дали знак о выезде царя из Михайловского манежа. Гриневицкий поудобней взял сверток с метательным снарядом и, медленно шагая, стал наблюдать за Рысаковым, который тоже увидел Перовскую и готовился к атаке на царский поезд.
Прошло едва ли минуты две, как на набережную капала из Инженерной улицы выскочили двое казаков верхом, а за ними царская карета в окружении конного конвоя. Все это произошло так быстро, что Гриневицкий не успел опомниться. Он только видел, что Рысаков, ускорив шаги, пошел навстречу царскому поезду и, занеся правую руку, швырнул узелок с метательным снарядом под передок саней. Раздался страшный взрыв. Все заволокло дымом. Упали лошади, люди, дико закричали раненый мальчик и рухнувший с лошади казак. Карета остановилась, и к ней кинулся ехавший следом в санях полицмейстер.
Рысаков побежал, но ему навстречу бросились проходившие мимо солдаты, схватили, начали бить.
Гриневицкий, преодолев минутную растерянность, спрятал снаряд под полой широкого пальто и пошел к месту катастрофы. Туда сбегался народ. Царь вышел из кареты и в сопровождении офицеров подошел к обезоруженному и связанному Рысакову:
– Кто таков?
– Мещанин Николай Рысаков! – гордо ответил покушавшийся.
– Что с государем? Как здоровье государя? – спросил кто-то из толпы.
– Слава богу, – сказал царь и повернулся, чтоб идти к карете.
– Еще слава ли богу? – вдогонку крикнул Рысаков.
Царь вздрогнул, но, не оборачиваясь, пошел к месту взрыва вдоль чугунного барьера. Его окружали офицеры и матросы флотского экипажа, проходившего мимо, спешившиеся конвойные казаки. Казалось, царь совсем успокоился. На лице его испуг сменился злым выражением.
«Ага, ты снова мечтаешь о казнях, – пробираясь сквозь толпу, подумал Гриневицкий. – Так нет же, сегодня мы казним тебя». Приблизясь вплотную к царю, он распахнул пальто и швырнул снаряд под ноги тирана. Гулкий, огненный взрыв отбросил царя к чугунной решетке, уложил Гриневицкого и еще нескольких человек. У Гриневицкого в глазах мелькали огненные круги, но он услышал стон царя. Поверженный самодержец лежал в луже крови, и казалось, был мертв.
«Я честно выполнил свой долг», – подумал Гриневицкий и закрыл глаза.
Глава десятая
1
Утром, когда метальщики, взяв бомбы, вслед за сигналистами покинули тайную квартиру на Тележной, Кибальчич присел к столу, задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154