Многочисленные письма, которыми обменивались эти люди в течение десяти лет, ценные фотографии и другие реликвии, которые заботливо сохраняла внучка Барбара, погибли во время разрушительной англо-американской бомбардировки Дрездена 13 февраля 1945 года.
Однако остались передаваемые из поколения в поколение воспоминания, которые будут забыты последним потомком этой семьи.
Вера Нагель, урожденная Анненкова, дочь друга Тургенева, венчалась здесь в русской церкви. Мадемуазель Флора Календер, которая до недавнего времени проживала в Эберштайнбурге и занималась разведением пуделей, была ее самой близкой подругой.
Удивительное совпадение - в год смерти Веры Нагель (1956 г.) погиб и тот старый каштан в саду на Шиллерштрассе, 17, который когда-то посадил ее брат еще при Тургеневе!
(Увы, фройляйн Календер найти мне не удалось, - время быстротечно и в этой своей быстротечности - беспамятно.)
2
...Фрау Фус любезно записала мне телефон единственной русской, сохранившейся в Баден-Бадене, княгини Трубецкой.
Позвонил.
- Кто это?
- Семенов.
- Какой? Из семьи саратовского предводителя дворянства?
- Нет, я не из Саратова, а из Москвы.
- Ах, из первопрестольной?! Но я стараюсь сейчас никого не принимать, ваше превосходительство... Вы не из графов Семеновых?
- Нет-нет... Простите, я не знаю вашего имени и отчества...
- Ах, называйте меня просто "княгиня", какое уж тут отчество в старости?!
- Мне бы очень хотелось навестить вас, княгиня.
- Давайте отнесем ваш визит на осень, ваше превосходительство...
- Кто знает, как сложатся дела осенью... Мне бы очень, очень хотелось навестить вас...
- Ну тогда приходите попозже, что-то к восьми, так уж и быть, попьем чаю...
Княгиня назвала адрес, я приехал пораньше.
...Дом княгини - в самом центре, первый этаж отдан под шикарный магазин; рядом ателье художников, готовят новую экспозицию, пахнет творчеством скипидаром, масляными красками, кислым вином и черствым хлебом - замечательный запах...
Я поднялся по довольно-таки грязной лестнице, позвонил в квартиру, услыхал шаркающие шаги, дверь отворилась, и я поразился, увидав аккуратненькую русскую бабушку в старой, довоенной еще московской коммунальной квартире - с огромным таинственным темным коридором, какими-то ведрами на стенах, давно не крашенных, облупившихся.
Княгиня шепнула:
- Только идите на цыпочках и громко не говорите, здешний дворник страшный человек, он ненавидит меня, я совершенно затравлена.
Мы вошли в ее маленькую комнату, и я сразу же вспомнил мою бабушку Евдокию Федоровну Ноздрину - и ее жилье в коммуналке на улице Красина, - столь похожую на эту, хоть и не была бабушка княгиней, а, наоборот, родственницей одного из председателей Совета рабочих и солдатских депутатов в Шуе Авенира Ивановича Ноздрина; и сердце мое сжалось, и вспомнилось детство, и война, и первые налеты на Москву, и маленькая дырявенькая бабушкина сумочка, в которой всегда был образок из Иваново-Вознесенска, а я, будущий пионер, так уж этого бабушкиного образка соромился, так уж стыдился, что нет сейчас сил об этом вспоминать...
- Присаживайтесь, у меня есть пара заварок дивного чая, ваше превосходительство... Как вас зовут?
Я ответил.
- Ульян? Какая прелесть! Вы вроде Феликса Юсупова, я помню, как о нем Кристи и Глебовы говорили - "князь Феликс". Мой папа был северянином, его Петр Великий привез из Скандинавии, граф Кляйнмихель. Это всякие социалисты говорили, что мы из немцев, ничего подобного. Раньше мы звучат, как и полагалось, - "Кленмихель", потом переиначили на немецкий лад, это виноват мерзавец Штюрмер, немец мерзкий, им Распутин вертел, как хотел... А потом я стала Пущиной, да-да, он из тех Пущиных, и любовь к мужу, убиенному на фронте в январе семнадцатого, я пронесла сквозь всю жизнь, хоть и вынуждена была выйти потом за Трубецкого... Но это была жертва, он не мог бы иначе выехать из совдепии, я его, как брата, везла в поезде, в тифу, вшах, ужасе...
Княгиня сняла старенький чайник с маленькой электроплитки; разлила по стаканам кипяток; осторожно опустила пакетик с заваркой.
- С сахаром я не пью, но для гостя приберегла конфекты, вот прошу вас...
Всего к о н ф е к т было пять; ссохшиеся, давно, видимо, хранила...
- С Трубецким я не жила, а мучилась, хотя у него была прекрасная мать; вообще очень интересная семья, они жалели меня, зная мою любовь к Пущину... Ах, Пущин, Пущин, я не встречала более таких людей... Знаете, когда у тебя постоянно в памяти человек-идеал, мечта, то ты несчастна, ты никого не сможешь более полюбить, всякий другой будет казаться тебе несовершенным. Я не жила, я существовала, держала в Потсдаме кабинет красоты, рисовала моды, потом стала петь, понятно, под артистическим именем, не писать же на пластинке "княгиня Трубецкая", позор, срам, со свету сживут, особенно славился в ту пору генерал Бискупский, невероятный сплетник, он с Геббельсом дружил, два сапога - пара... А паспорта я так и не получила, живу по нансеновскому, пенсии нет, раньше готовила студентов или мелких клерков, которые по заданию своих фирм ехали в Россию... Они у меня и спали здесь, за ширмой, мне места хватало, тогда я и мяса могла себе порою купить, и рыбы... Вот, не хотите ли приобрести мою пластинку? Двадцать марок, недорого... Ах, даже две хотите?! Как это мало, ну что вы, разве меня кто может помнить в России?
У меня не повернулся язык, сидя в этой нищей конуре, спросить ее о произведениях русской культуры. Три рисуночка, вырезанные из журналов, были приклеены к грязным обоям; несколько книжек; тазик для умывания; плитка; старенькая койка, застеленная шершавым, чуть ли не солдатским одеялом...
...Провожая меня, княгиня с заговорщическим видом шепнула:
- Приезжайте весною, я начну в ы х о д и т ь, отправимся тогда на площадь и всласть поедим жареной картошки, я это так люблю, это ведь теперь для меня праздник... Идите тише, демон дворник может наброситься, такой отвратительный человек...
Дверь она закрыла бесшумно, шагов я не слышал, она словно бы босиком шла...
Кляйнмихель, Пущин, Трубецкой...
(Спустя год я встретил в Женеве, в отеле "Ричмонд", на аукционе русских икон двух старушек в аккуратно чиненных туфельках; они начали т о р г о в а т ь икону Иверской богоматери. Веселые канадские лесорубы, весело переговариваясь, с р у б и л и "конкуренток", легко накинув сотню долларов.
Старушки - с пунцовыми щеками, в глазах - слезы, седые, скорее даже серебряные волосики под мелкой сеточкой - ушли тихо, как мышки, а вслед им смеялись "победители" в торге...
Жутко это было мне видеть.)
Глава
в которой рассказывается о том, что мир коррупции также не прочь вложить "черные деньги" в приобретение похищенных культурных ценностей
1
...Угроза дальнейшего растаскивания наших ценностей по виллам нуворишей и сейфам банков очень велика не только в связи с "героиновыми" деньгами. Ныне по миру ходит гигантское количество "черных денег", рожденных взятками, аферами, противозаконными спекуляциями. Огромные деньги, вырученные "черным" путем немедленно вкладываются в недвижимость, сплошь и рядом на подставных людей, никаких следов: мафиози, торговцы наркотиками дали некий "рецепт поведения" взяточникам.
Сейчас на аукционах часто сталкиваются интересы "героиновых" бизнесменов и тех, кто берет в лапу от крупнейших корпорации мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Однако остались передаваемые из поколения в поколение воспоминания, которые будут забыты последним потомком этой семьи.
Вера Нагель, урожденная Анненкова, дочь друга Тургенева, венчалась здесь в русской церкви. Мадемуазель Флора Календер, которая до недавнего времени проживала в Эберштайнбурге и занималась разведением пуделей, была ее самой близкой подругой.
Удивительное совпадение - в год смерти Веры Нагель (1956 г.) погиб и тот старый каштан в саду на Шиллерштрассе, 17, который когда-то посадил ее брат еще при Тургеневе!
(Увы, фройляйн Календер найти мне не удалось, - время быстротечно и в этой своей быстротечности - беспамятно.)
2
...Фрау Фус любезно записала мне телефон единственной русской, сохранившейся в Баден-Бадене, княгини Трубецкой.
Позвонил.
- Кто это?
- Семенов.
- Какой? Из семьи саратовского предводителя дворянства?
- Нет, я не из Саратова, а из Москвы.
- Ах, из первопрестольной?! Но я стараюсь сейчас никого не принимать, ваше превосходительство... Вы не из графов Семеновых?
- Нет-нет... Простите, я не знаю вашего имени и отчества...
- Ах, называйте меня просто "княгиня", какое уж тут отчество в старости?!
- Мне бы очень хотелось навестить вас, княгиня.
- Давайте отнесем ваш визит на осень, ваше превосходительство...
- Кто знает, как сложатся дела осенью... Мне бы очень, очень хотелось навестить вас...
- Ну тогда приходите попозже, что-то к восьми, так уж и быть, попьем чаю...
Княгиня назвала адрес, я приехал пораньше.
...Дом княгини - в самом центре, первый этаж отдан под шикарный магазин; рядом ателье художников, готовят новую экспозицию, пахнет творчеством скипидаром, масляными красками, кислым вином и черствым хлебом - замечательный запах...
Я поднялся по довольно-таки грязной лестнице, позвонил в квартиру, услыхал шаркающие шаги, дверь отворилась, и я поразился, увидав аккуратненькую русскую бабушку в старой, довоенной еще московской коммунальной квартире - с огромным таинственным темным коридором, какими-то ведрами на стенах, давно не крашенных, облупившихся.
Княгиня шепнула:
- Только идите на цыпочках и громко не говорите, здешний дворник страшный человек, он ненавидит меня, я совершенно затравлена.
Мы вошли в ее маленькую комнату, и я сразу же вспомнил мою бабушку Евдокию Федоровну Ноздрину - и ее жилье в коммуналке на улице Красина, - столь похожую на эту, хоть и не была бабушка княгиней, а, наоборот, родственницей одного из председателей Совета рабочих и солдатских депутатов в Шуе Авенира Ивановича Ноздрина; и сердце мое сжалось, и вспомнилось детство, и война, и первые налеты на Москву, и маленькая дырявенькая бабушкина сумочка, в которой всегда был образок из Иваново-Вознесенска, а я, будущий пионер, так уж этого бабушкиного образка соромился, так уж стыдился, что нет сейчас сил об этом вспоминать...
- Присаживайтесь, у меня есть пара заварок дивного чая, ваше превосходительство... Как вас зовут?
Я ответил.
- Ульян? Какая прелесть! Вы вроде Феликса Юсупова, я помню, как о нем Кристи и Глебовы говорили - "князь Феликс". Мой папа был северянином, его Петр Великий привез из Скандинавии, граф Кляйнмихель. Это всякие социалисты говорили, что мы из немцев, ничего подобного. Раньше мы звучат, как и полагалось, - "Кленмихель", потом переиначили на немецкий лад, это виноват мерзавец Штюрмер, немец мерзкий, им Распутин вертел, как хотел... А потом я стала Пущиной, да-да, он из тех Пущиных, и любовь к мужу, убиенному на фронте в январе семнадцатого, я пронесла сквозь всю жизнь, хоть и вынуждена была выйти потом за Трубецкого... Но это была жертва, он не мог бы иначе выехать из совдепии, я его, как брата, везла в поезде, в тифу, вшах, ужасе...
Княгиня сняла старенький чайник с маленькой электроплитки; разлила по стаканам кипяток; осторожно опустила пакетик с заваркой.
- С сахаром я не пью, но для гостя приберегла конфекты, вот прошу вас...
Всего к о н ф е к т было пять; ссохшиеся, давно, видимо, хранила...
- С Трубецким я не жила, а мучилась, хотя у него была прекрасная мать; вообще очень интересная семья, они жалели меня, зная мою любовь к Пущину... Ах, Пущин, Пущин, я не встречала более таких людей... Знаете, когда у тебя постоянно в памяти человек-идеал, мечта, то ты несчастна, ты никого не сможешь более полюбить, всякий другой будет казаться тебе несовершенным. Я не жила, я существовала, держала в Потсдаме кабинет красоты, рисовала моды, потом стала петь, понятно, под артистическим именем, не писать же на пластинке "княгиня Трубецкая", позор, срам, со свету сживут, особенно славился в ту пору генерал Бискупский, невероятный сплетник, он с Геббельсом дружил, два сапога - пара... А паспорта я так и не получила, живу по нансеновскому, пенсии нет, раньше готовила студентов или мелких клерков, которые по заданию своих фирм ехали в Россию... Они у меня и спали здесь, за ширмой, мне места хватало, тогда я и мяса могла себе порою купить, и рыбы... Вот, не хотите ли приобрести мою пластинку? Двадцать марок, недорого... Ах, даже две хотите?! Как это мало, ну что вы, разве меня кто может помнить в России?
У меня не повернулся язык, сидя в этой нищей конуре, спросить ее о произведениях русской культуры. Три рисуночка, вырезанные из журналов, были приклеены к грязным обоям; несколько книжек; тазик для умывания; плитка; старенькая койка, застеленная шершавым, чуть ли не солдатским одеялом...
...Провожая меня, княгиня с заговорщическим видом шепнула:
- Приезжайте весною, я начну в ы х о д и т ь, отправимся тогда на площадь и всласть поедим жареной картошки, я это так люблю, это ведь теперь для меня праздник... Идите тише, демон дворник может наброситься, такой отвратительный человек...
Дверь она закрыла бесшумно, шагов я не слышал, она словно бы босиком шла...
Кляйнмихель, Пущин, Трубецкой...
(Спустя год я встретил в Женеве, в отеле "Ричмонд", на аукционе русских икон двух старушек в аккуратно чиненных туфельках; они начали т о р г о в а т ь икону Иверской богоматери. Веселые канадские лесорубы, весело переговариваясь, с р у б и л и "конкуренток", легко накинув сотню долларов.
Старушки - с пунцовыми щеками, в глазах - слезы, седые, скорее даже серебряные волосики под мелкой сеточкой - ушли тихо, как мышки, а вслед им смеялись "победители" в торге...
Жутко это было мне видеть.)
Глава
в которой рассказывается о том, что мир коррупции также не прочь вложить "черные деньги" в приобретение похищенных культурных ценностей
1
...Угроза дальнейшего растаскивания наших ценностей по виллам нуворишей и сейфам банков очень велика не только в связи с "героиновыми" деньгами. Ныне по миру ходит гигантское количество "черных денег", рожденных взятками, аферами, противозаконными спекуляциями. Огромные деньги, вырученные "черным" путем немедленно вкладываются в недвижимость, сплошь и рядом на подставных людей, никаких следов: мафиози, торговцы наркотиками дали некий "рецепт поведения" взяточникам.
Сейчас на аукционах часто сталкиваются интересы "героиновых" бизнесменов и тех, кто берет в лапу от крупнейших корпорации мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118