Да и за окном совсем некстати прогуливались двое милиционеров...
– Ну как, по рукам? – оторвал бизнесмен даму от созерцания вожделенных пачек.
– Ах, да-да, – поспешно проговорила дама. – Только я совсем не подумала, как все это унесу...
– Да берите вместе с чемоданчиком, – захлопнул «кейс» бизнесмен. -Дарю на память. К тому же я на вашем товаре такую «капусту» наварю, что вам и не снилось... – Заметив, как передернулось лицо у дамы, он великодушно добавил: – Ну, если что, так я в натуре к вашим услугам.
– Буду иметь в виду, – буркнула дама, бережно, будто дитя, принимая «дипломат».
– Вас подвезти? – галантно предложил бизнесмен.
– Нет, благодарю вас. Я живу рядом, за углом.
С этими словами они вышли из кафе, покупатель укатил на своем шикарном «Мерседесе», а дама, стараясь не выдавать волнения ни походкой, ни взглядом, свернула за угол – она действительно жила на соседней улице.
Едва счастливая обладательница чемоданчика переступила порог своей квартиры, как ее облик изменился до неузнаваемости: даже не закрыв входной двери, она дернула крышку «дипломата», и зеленые пачки разлетелись по полу.
– Вот они вы, вот вы, мои милые, мои родные, – радостно проурчала хозяйка. Подняв с пола одну из пачек, она нетерпеливо сдернула ленту...
* * *
В дверь постучали. Василий Дубов привычно смахнул со стола в шуфлятку какие-то бумаги и, приняв позу роденовского Мыслителя, крикнул:
– Входите!
Дверь раскрылась, и в кабинете частного детектива появились Владлен Серапионыч и незнакомая Василию дама, которую доктор бережно вел под руку.
Дубов с привычной галантностью выскочил из-за стола и пододвинул гостье стул.
– Благодарю вас, – чуть слышно проговорила дама и поспешно опустилась, будто упала. На соседний стул присел Серапионыч.
– Вот, Василий Николаевич, это и есть моя пациентка, о которой я вам давиче говорил, – сообщил доктор. – Поэтесса Софья Кассирова. – Дама чуть кивнула. – Просит вас отыскать сбежавшую рифму. Шучу.
Дубову стоило немалых усилий отразить на лице любезную улыбку. Не будучи знаком с Софьей Кассировой лично, он немало слышал о ней как об одной из гениальных поэтесс Кислоярского масштаба, занимавшей свое скромное, но достойное место среди прочих светил местного литературного небосклона. Нет, Василий Николаевич отнюдь не гнушался изящных искусств и при случае мог поддержать беседу и о литературе, и о музыке, и о живописи, но творчество именно кислоярских гениальных поэтов (а вкупе с ними художников и композиторов) почему-то вызывало у него аллергию. И тем большую, чем более гениальным почитался в творческих кругах тот или иной автор.
– Ну что же, госпожа Кассирова, сделайте милость, изложите суть вашей проблемы, – как ни в чем не бывало предложил Дубов. Однако вместо Кассировой заговорил Серапионыч:
– Видите ли, Василий Николаевич, неделю тому назад моя пациентка перенесла тяжелое нервное потрясение. Соседи услышали из квартиры госпожи Кассировой душераздирающий вопль, а когда прибежали, то застали ее бесчувственно лежащей на полу. Мои уважаемые коллеги несколько дней пытались вывести госпожу Кассирову из шокового состояния, а когда убедились в тщете своих усилий, то позвали меня. Ну, я дал ей понюхать свою скляночку, -Серапионыч самодовольно похлопал себя по сюртуку, – и результат не замедлил сказаться. Пациентка тут же пришла в себя и поведала мне о том, что же с нею случилось. Ну а я так понял, что это дело, дорогой Василий Николаевич, как раз для вас!
– Ну и в чем же дело? – теперь уже чуть нетерпеливо спросил Дубов.
– Ах! – трагически закатила глаза Кассирова. – Дело в том, что меня обманули на крупную сумму.
– Я вам сочувствую, – вздохнул Василий, – но чтобы помочь, мне нужны более конкретные данные. Когда и при каких обстоятельствах это произошло?
Софья молчала, как бы прикидывая, что стоит говорить сыщику, а о чем лучше было бы все-таки умолчать. Неловкую паузу прервал Серапионыч:
– Дорогая госпожа Кассирова, Василию Николаевичу вы можете доверять так же всецело, как и мне. И даже еще всецелее.
– Да-да, конечно, – кивнула Кассирова. – Но я, право же, теряюсь, с чего начать...
– Начните с начала, – предложил Василий.
– В общем, я решила продать имеющиеся у меня ценные бумаги, – нехотя заговорила Софья, – а этот мерзавец всучил мне...
– Ну, о том, что он вам всупонил, меня уже просветил доктор, -хладнокровно перебил детектив. – Расскажите, госпожа Кассирова, что это за ценные бумаги. – Потерпевшая молчала, как бы все еще раздумывая – говорить или не говорить. – Может быть, облигации или акции какого-то предприятия? – Софья покачала головой. – А, догадался! – немного театрально хлопнул себя по лбу Василий. – Недавно в печати пронеслись слухи об очередном компромате на нашего Президента...
– Нет-нет, ну что вы! – испуганно возмутилась Кассирова.
– Голубушка, от Василия Николаича не нужно ничего утаивать, – снова вмешался Серапионыч. – Расскажите ему все как есть.
– Ну ладно, – наконец-то решилась Кассирова, – речь идет о культурных ценностях, имеющих, как вы понимаете, и чисто материальную цену. Недавно я разбирала наш семейный архив и, кроме всего прочего, обнаружила там письма Тургенева, писанные к моей прабабушке Татьяне Никитичне Каменецкой. Вообще-то в нашей семье действительно ходили предания о знакомстве Татьяны Никитичны с Иваном Сергеичем, но только из этих писем и еще из ее дневников стало ясно, сколь глубокие чувства она к нему питала. Правда, для Ивана Сергеича прабабушка была лишь мимолетным увлеченьем, хотя он высоко ценил и ее ум, и литературный вкус.
– Так что же, значит, вы решили продать письма Тургенева? – уточнил Дубов.
– Я не хотела! – чуть не выкрикнула Кассирова, как бы уловив в голосе Дубова осуждающие нотки. – Но обстоятельства вынудили меня... Он обещал, что письма будут сохранены для истинных знатоков и любителей литературы!
– А вы, как я понимаю, литературный профессионал, – не без ехидства заметил Дубов.
– Василий Николаич, ну зачем вы так, – с упреком покачал головой Серапионыч. – Госпожа Кассирова перенесла тяжелую душевную травму, а вы...
– Нет-нет, Василий Николаевич совершенно прав, – перебила Кассирова, – и поделом мне! Но деньги мне нужны не для каких-то шахер-махеров, а чтобы издать собрание своих избранных произведений.
– Да уж, причина более чем уважительная, – старательно изображая сочувствие, вздохнул Василий.
– Господин Дубов, – патетически подхватила поэтесса, – выход в свет моего собрания целиком зависит от вас! И если вы вернете похищенные деньги, то моя лучшая поэма «Смерть на Ниле» будет открываться посвящением лично вам!
И не успел Василий опомниться, как госпожа Кассирова поднялась со стула во весь свой могучий рост и замогильным голосом начала чтение:
– Это было давно, это было в Древнем Египте,
В самом прекрасном из прошлых моих воплощений.
Я была возлюбленной страстной жреца Oмона,
Что возносил каждодневно Oмону хвалу во Храме.
Но вот взяла его смерть, и осталась я одинока,
Одна, как чайка на море или верблюд в пустыне,
И стала мне жизнь постыла, любви лишенной...
Конечно, Василий Николаевич был наслышан о гениальности Софьи Кассировой, но он и в страшном сне представить не мог, что ее гениальность приняла именно такие формы и размеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Ну как, по рукам? – оторвал бизнесмен даму от созерцания вожделенных пачек.
– Ах, да-да, – поспешно проговорила дама. – Только я совсем не подумала, как все это унесу...
– Да берите вместе с чемоданчиком, – захлопнул «кейс» бизнесмен. -Дарю на память. К тому же я на вашем товаре такую «капусту» наварю, что вам и не снилось... – Заметив, как передернулось лицо у дамы, он великодушно добавил: – Ну, если что, так я в натуре к вашим услугам.
– Буду иметь в виду, – буркнула дама, бережно, будто дитя, принимая «дипломат».
– Вас подвезти? – галантно предложил бизнесмен.
– Нет, благодарю вас. Я живу рядом, за углом.
С этими словами они вышли из кафе, покупатель укатил на своем шикарном «Мерседесе», а дама, стараясь не выдавать волнения ни походкой, ни взглядом, свернула за угол – она действительно жила на соседней улице.
Едва счастливая обладательница чемоданчика переступила порог своей квартиры, как ее облик изменился до неузнаваемости: даже не закрыв входной двери, она дернула крышку «дипломата», и зеленые пачки разлетелись по полу.
– Вот они вы, вот вы, мои милые, мои родные, – радостно проурчала хозяйка. Подняв с пола одну из пачек, она нетерпеливо сдернула ленту...
* * *
В дверь постучали. Василий Дубов привычно смахнул со стола в шуфлятку какие-то бумаги и, приняв позу роденовского Мыслителя, крикнул:
– Входите!
Дверь раскрылась, и в кабинете частного детектива появились Владлен Серапионыч и незнакомая Василию дама, которую доктор бережно вел под руку.
Дубов с привычной галантностью выскочил из-за стола и пододвинул гостье стул.
– Благодарю вас, – чуть слышно проговорила дама и поспешно опустилась, будто упала. На соседний стул присел Серапионыч.
– Вот, Василий Николаевич, это и есть моя пациентка, о которой я вам давиче говорил, – сообщил доктор. – Поэтесса Софья Кассирова. – Дама чуть кивнула. – Просит вас отыскать сбежавшую рифму. Шучу.
Дубову стоило немалых усилий отразить на лице любезную улыбку. Не будучи знаком с Софьей Кассировой лично, он немало слышал о ней как об одной из гениальных поэтесс Кислоярского масштаба, занимавшей свое скромное, но достойное место среди прочих светил местного литературного небосклона. Нет, Василий Николаевич отнюдь не гнушался изящных искусств и при случае мог поддержать беседу и о литературе, и о музыке, и о живописи, но творчество именно кислоярских гениальных поэтов (а вкупе с ними художников и композиторов) почему-то вызывало у него аллергию. И тем большую, чем более гениальным почитался в творческих кругах тот или иной автор.
– Ну что же, госпожа Кассирова, сделайте милость, изложите суть вашей проблемы, – как ни в чем не бывало предложил Дубов. Однако вместо Кассировой заговорил Серапионыч:
– Видите ли, Василий Николаевич, неделю тому назад моя пациентка перенесла тяжелое нервное потрясение. Соседи услышали из квартиры госпожи Кассировой душераздирающий вопль, а когда прибежали, то застали ее бесчувственно лежащей на полу. Мои уважаемые коллеги несколько дней пытались вывести госпожу Кассирову из шокового состояния, а когда убедились в тщете своих усилий, то позвали меня. Ну, я дал ей понюхать свою скляночку, -Серапионыч самодовольно похлопал себя по сюртуку, – и результат не замедлил сказаться. Пациентка тут же пришла в себя и поведала мне о том, что же с нею случилось. Ну а я так понял, что это дело, дорогой Василий Николаевич, как раз для вас!
– Ну и в чем же дело? – теперь уже чуть нетерпеливо спросил Дубов.
– Ах! – трагически закатила глаза Кассирова. – Дело в том, что меня обманули на крупную сумму.
– Я вам сочувствую, – вздохнул Василий, – но чтобы помочь, мне нужны более конкретные данные. Когда и при каких обстоятельствах это произошло?
Софья молчала, как бы прикидывая, что стоит говорить сыщику, а о чем лучше было бы все-таки умолчать. Неловкую паузу прервал Серапионыч:
– Дорогая госпожа Кассирова, Василию Николаевичу вы можете доверять так же всецело, как и мне. И даже еще всецелее.
– Да-да, конечно, – кивнула Кассирова. – Но я, право же, теряюсь, с чего начать...
– Начните с начала, – предложил Василий.
– В общем, я решила продать имеющиеся у меня ценные бумаги, – нехотя заговорила Софья, – а этот мерзавец всучил мне...
– Ну, о том, что он вам всупонил, меня уже просветил доктор, -хладнокровно перебил детектив. – Расскажите, госпожа Кассирова, что это за ценные бумаги. – Потерпевшая молчала, как бы все еще раздумывая – говорить или не говорить. – Может быть, облигации или акции какого-то предприятия? – Софья покачала головой. – А, догадался! – немного театрально хлопнул себя по лбу Василий. – Недавно в печати пронеслись слухи об очередном компромате на нашего Президента...
– Нет-нет, ну что вы! – испуганно возмутилась Кассирова.
– Голубушка, от Василия Николаича не нужно ничего утаивать, – снова вмешался Серапионыч. – Расскажите ему все как есть.
– Ну ладно, – наконец-то решилась Кассирова, – речь идет о культурных ценностях, имеющих, как вы понимаете, и чисто материальную цену. Недавно я разбирала наш семейный архив и, кроме всего прочего, обнаружила там письма Тургенева, писанные к моей прабабушке Татьяне Никитичне Каменецкой. Вообще-то в нашей семье действительно ходили предания о знакомстве Татьяны Никитичны с Иваном Сергеичем, но только из этих писем и еще из ее дневников стало ясно, сколь глубокие чувства она к нему питала. Правда, для Ивана Сергеича прабабушка была лишь мимолетным увлеченьем, хотя он высоко ценил и ее ум, и литературный вкус.
– Так что же, значит, вы решили продать письма Тургенева? – уточнил Дубов.
– Я не хотела! – чуть не выкрикнула Кассирова, как бы уловив в голосе Дубова осуждающие нотки. – Но обстоятельства вынудили меня... Он обещал, что письма будут сохранены для истинных знатоков и любителей литературы!
– А вы, как я понимаю, литературный профессионал, – не без ехидства заметил Дубов.
– Василий Николаич, ну зачем вы так, – с упреком покачал головой Серапионыч. – Госпожа Кассирова перенесла тяжелую душевную травму, а вы...
– Нет-нет, Василий Николаевич совершенно прав, – перебила Кассирова, – и поделом мне! Но деньги мне нужны не для каких-то шахер-махеров, а чтобы издать собрание своих избранных произведений.
– Да уж, причина более чем уважительная, – старательно изображая сочувствие, вздохнул Василий.
– Господин Дубов, – патетически подхватила поэтесса, – выход в свет моего собрания целиком зависит от вас! И если вы вернете похищенные деньги, то моя лучшая поэма «Смерть на Ниле» будет открываться посвящением лично вам!
И не успел Василий опомниться, как госпожа Кассирова поднялась со стула во весь свой могучий рост и замогильным голосом начала чтение:
– Это было давно, это было в Древнем Египте,
В самом прекрасном из прошлых моих воплощений.
Я была возлюбленной страстной жреца Oмона,
Что возносил каждодневно Oмону хвалу во Храме.
Но вот взяла его смерть, и осталась я одинока,
Одна, как чайка на море или верблюд в пустыне,
И стала мне жизнь постыла, любви лишенной...
Конечно, Василий Николаевич был наслышан о гениальности Софьи Кассировой, но он и в страшном сне представить не мог, что ее гениальность приняла именно такие формы и размеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106