— А, Том, — встретил его мистер Бобби. — Входите, присаживайтесь. Где это вы пропадали? Мы только что кончили уборку, и заведение уже открыто. Давайте, давайте — когда еще так пьется, как с утра.
— Не рано ли?
— Вздор. Есть хорошее импортное пиво. И эль «Песья голова» тоже есть. — Он сунул руку в ящик со льдом, достал бутылку пльзенского, откупорил и подал Томасу Хадсону. — Стакан вам, надеюсь, не требуется? Заправьтесь этим для начала, а потом уж решайте, будете пить что-нибудь настоящее или нет.
— У меня рабочий день пропадет.
— Ну и черт с ним. Вы и так слишком много работаете. Надо подумать о себе, Том. Жизнь вам отпущена одна-единственная. Нельзя же только и делать что рисовать.
— Вчера мы выходили в море, и я совсем не работал.
Томас Хадсон смотрел на большой холст с тремя смерчами, висевший на стене в глубине бара. Хорошо написано, подумал Томас Хадсон. В меру всей его сегодняшней силы написано, подумал он.
— Мне ее пришлось перевесить повыше, — сказал Бобби. — Вчера тут один клиент до того разошелся, что попробовал влезть в лодку. Я ему сказал, что, если он прорвет ногой полотно, это ему обойдется в десять тысяч долларов. И констебль меня поддержал. Констебль хочет вас просить, чтобы вы и ему написали картину, он ее повесит у себя дома. У него есть одна идея.
— Что же это за идея?
— Он не хотел говорить. Сказал только, что есть очень любопытная идея и он хочет обсудить ее с вами.
Томас Хадсон подошел ближе и всмотрелся в картину. Кое-где поверхность была чем-то повреждена.
— Добротная вещь, прах ее возьми, — с гордостью сказал Бобби. — На днях тут один клиент вздумал запустить кружкой пива в крайний смерч — сбить его захотел. Так даже вмятинки не осталось. И места этого не найдешь. Пиво стекло себе, как водичка, и все. Да, Том, сработали вы ее на совесть, эту картину.
— Но все же так ее ненадолго хватит.
— Пока что ей, прах ее возьми, все нипочем, — сказал Бобби. — Но я и сам думаю перевесить ее еще повыше. Этот вчерашний меня немного напугал.
Он протянул Томасу Хадсону еще бутылку пльзенского со льда.
— Том, я вам хочу сказать, до чего я огорчен, что так получилось с рыбой. Я ведь Эдди с мальчишеских лет знаю и знаю, что он никогда не врет. Ну по крайней мере в серьезных делах не врет. По крайней мере, если попросишь его говорить правду.
— Да, скверно получилось. Мне даже не хочется никому рассказывать об этом.
— И не надо, — сказал Бобби. — Я просто хотел, чтобы вы знали, до чего я огорчен. Ну, допивайте пиво, и я вам приготовлю чего-нибудь посущественней. Это не дело — начинать день в унынии. Чего вы предпочитаете, чтобы взбодриться?
— Я и так бодр, — сказал Томас Хадсон. — Я сегодня собираюсь работать, а выпивка всегда отнимает у меня нужную легкость.
— Ладно, раз уж мне вас не уговорить, подожду, может, набежит кто-нибудь посговорчивей. Гляньте-ка на эту яхту, Том. Ох, и потрепало ее, наверно, в проливе: очень уж осадка мелкая.
Томас Хадсон глянул в распахнутую дверь и увидел входившее в гавань красивое белое судно типа плавучего дома. Эти суда обычно фрахтуют в Майами или другом ближнем порту для поездок вдоль флоридских островов, а в такой день, как вчера, безветренный и тихий, оно благополучно могло пересечь и Гольфстрим. Но сегодня ему, с его мелкой осадкой и громоздкими палубными надстройками, должно быть, пришлось нелегко. Удивительно было, как оно вообще сумело пройти над большой банкой в такую волну.
Яхта дошла до середины гавани и стала на якорь. Томас Хадсон и Бобби смотрели на нее с порога. Она была вся белая и блестящая, и на палубе толпились люди, тоже все в белом.
— Клиенты, — сказал Бобби. — Надеюсь, приличная публика. К нам ни одна такая большая яхта не заходила с тех пор, как окончился лов тунца.
— Откуда она?
— Я ее первый раз вижу. Хороша, ничего не скажешь. Но только не для пролива строена.
— Вероятно, она вышла около полуночи, еще в штиль, а ветер застиг ее где-нибудь на полдороге.
— Скорей всего, так, — сказал Бобби. — Досталось ей, верно, — и покачало и побросало. Ветер прямо-таки шквальный. Ну, скоро мы узнаем, кого она нам привезла. Том, голубчик, дайте я вам приготовлю чего-нибудь. Просто не могу видеть, как вы сидите и не пьете.
— Ладно. Стакан джину с тоником, — сказал Томас Хадсон.
— Тоника не осталось. Джо вчера последний ящик забрал к вам домой.
— Ну, тогда виски с лимоном.
— Ирландского виски с лимоном и без сахара, — сказал Бобби. — Готовлю три. Вон Роджер идет.
Томас Хадсон оглянулся и увидел его.
Роджер вошел в бар. Он был босиком, в линялых бумажных штанах и полосатой тельняшке, севшей от частой стирки. Когда он облокотился о стойку, мышцы на спине выпукло обозначились под натянувшейся тканью. В темноватом помещении бара кожа его казалась совсем коричневой, а волосы были пегие от солнца и морской соли.
— Ребята все еще спят, — сказал он Томасу Хадсону. — Кто-то избил Эдди. Ты видел?
— Он вчера до поздней ночи дрался то с одним, то с другим, то с третьим, — сказал ему Бобби. — Но в общем так, ничего серьезного.
— Не люблю, когда с Эдди что-нибудь случается, — сказал Роджер.
— Да ничего страшного не случилось, Роджер, — заверил его Бобби. — Ну, пил, ну, лез в драку, если кто не верил его рассказам. Повредить ему ничего не повредили.
— Я все никак не могу успокоиться из-за Дэвида, — сказал Роджер Томасу Хадсону. — Не должны мы были до этого допускать.
— По-моему, он уже оправился, — сказал Томас Хадсон. — Во всяком случае, спит с вечера крепким сном. А если кто и виноват, так не ты, а я. Мое дело было вовремя прекратить это.
— Нет. Ты положился на меня.
— Я отец, я и виноват, — сказал Томас Хадсон. — Я не имел права перекладывать на тебя свою ответственность. Есть вещи, которые передоверять нельзя.
— Но я эту ответственность принял, — сказал Роджер. — Я не думал, что он пострадает. И Эдди так не думал.
— Знаю, — сказал Томас Хадсон. — Я и сам не думал. Мне казалось, что тут важно другое.
— И мне так казалось, — сказал Роджер. — А теперь я себя чувствую эгоистом и скотиной.
— Я отец, — сказал Томас Хадсон. — Вся вина на мне.
— Свинство, конечно, получилось с этой рыбой, — сказал Бобби, пододвинув к ним два стакана, а третий оставив себе. — Ну, давайте выпьем за то, чтобы в следующий раз попалось еще побольше.
— Нет, — сказал Роджер. — Еще побольше я даже видеть не хочу.
— Что с вами такое, Роджер? — спросил Бобби.
— Ничего.
— А я решил написать эту рыбу. Дэвиду на память, — сказал Томас Хадсон.
— Вот это здорово. Думаете, выйдет?
— Постараюсь, чтобы вышло. Она у меня перед глазами, и мне кажется, я сумею с ней справиться.
— Конечно, сумеете. Вы все сумеете. А любопытно, что за публика там на яхте.
— Слушай, Роджер, это ты, значит, прогуливал свою совесть по всему острову?
— И босиком, — сказал Роджер.
— А я вот свою принес сюда, с заходом на пристань к капитану Ральфу.
— Мне свою не удалось разгулять, а размачивать я и пытаться не буду, — сказал Роджер. — Хотя эта штука очень вкусная, Бобби.
— То-то, — сказал Бобби. — Сейчас приготовлю вам еще порцию. Лучшее средство против угрызений совести.
— Я не смел рисковать, когда это касалось ребенка, — сказал Роджер, — да еще чужого ребенка.
— Вопрос в том, ради чего ты рисковал.
— Это не меняет дела. С детьми рисковать нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110