Томас Хадсон жался к правому берегу так близко, точно ставил машину у тротуара. Впрочем, берег был похож не на тротуар, а на изрытое снарядами, утопающее в грязи поле сражения тех времен, когда бои велись сосредоточенным артиллерийским огнем, — поле сражения, вдруг словно поднявшееся со дна океана и растянувшееся справа от него, точно рельефная карта.
— Много тины выбрасываем?
— Много, Том. Вот пройдем поворот и станем на якорь. По эту сторону Контрабандо. Или с подветренной стороны Контрабандо, — предложил Антонио.
Томас Хадсон повернул голову и увидел Кайо Контрабандо — маленький, зеленый, веселый островок — и сказал:
— Нет, к черту. Хиль, осмотри остров и протоку, нет ли тут их шхуны. Впереди вижу еще две вехи.
По этой протоке идти было легко. Но дальше он увидел песчаную косу, которую уже обнажала вода. Чем ближе они подходили к Кайо Контрабандо, тем уже становилась протока.
— Обходи эту веху слева, — сказал Антонио.
— Я так и делаю.
Они обогнули сухую ветку, служившую вехой. Темная, она трепалась на ветру, и Томас Хадсон подумал, что при таком ветре глубина у них будет меньше, чем при средней малой воде.
— Тины по-прежнему много? — спросил он Антонио.
— Много, Том.
— Что ты там видишь, Хиль?
— Только вехи.
Вода становилась мутно-белой, потому что ветер уже поднимал волны, и теперь нельзя было разглядеть ни дна, ни берегов, обозначавшихся только когда вода скатывала с них.
Невесело, подумал Томас Хадсон. Но им тоже невесело. Волей-неволей придется менять галс. Они, наверно, настоящие мореходы. Теперь мне надо решать, какой протокой они пойдут — старой или новой. Это зависит от их лоцмана. Если он молодой, то, наверно, выйдет в новую протоку. Ту, которую промыло ураганом. Если старый, то, наверно, пойдет старой — по привычке и потому, что там идти спокойнее.
— Антонио, — сказал он. — Какой протокой лучше идти — старой или новой?
— Они обе плохие. Так что разница небольшая.
— А как бы ты поступил?
— Я бросил бы якорь с подветренной стороны Контрабандо и дождался бы там прилива.
— К утру прилив еще не будет в полной силе.
— То-то и оно. Но ты спрашивал меня, как бы я поступил.
— Попробую все-таки пройти по этой дерьмовой протоке.
— Судно твое, Том. Но если не мы, так кто-нибудь другой их поймает.
— А почему Кайо Франсес не патрулируют здесь с воздуха?
— Сегодня утром один патрулировал. Ты разве не видел?
— Нет. А почему ты не сказал мне?
— Я думал, ты его видишь — маленький гидроплан.
— Вот дьявол, — сказал Томас Хадсон. — Я, наверно, на носу тогда был, а генератор работал.
— Ну, теперь это не имеет значения, — сказал Антонио. — Том, двух следующих вешек я что-то не вижу.
— А ты видишь две следующие вешки, Хиль?
— Я никаких вешек не вижу.
— А ну их к черту, — сказал Томас Хадсон. — От меня сейчас одно требуется: обойти следующий дерьмовый островок так, чтобы не угодить на песчаную косу, которая тянется от него на север и на юг. Потом мы подойдем к тому большому острову с мангровой рощей, а дальше сунемся в старую или в новую протоку.
— Восточный ветер гонит оттуда всю воду.
— А ну его к черту, этот восточный ветер, — сказал Томас Хадсон. И когда он произнес эти слова, они прозвучали, как самое древнее, самое кощунственное проклятие из всех, что связаны с христианской религией. Он знал, что проклинает вернейшего друга всех мореходов. И поскольку проклятие уже слетело с его уст, извиняться он не стал. Он повторил его.
— Не то ты говоришь, Том, — сказал Антонио.
— Да, верно, — согласился Томас Хадсон. А потом, принеся мысленно покаяние, прочитал, немного путая: «Вей, западный ветер, вей, дождиком нас кропи сильней. Когда бы милая моя со мной в постели здесь была». Это тот же самый проклятый ветер, только дует он с других широт, подумал он. Они налетают с разных континентов. Но оба хорошие, надежные, дружелюбные. Потом он снова повторил про себя: «Когда бы милая моя со мной в постели здесь была».
Вода стала теперь такой мутной, что ориентироваться можно было только по расстоянию между берегами и по скату воды с них. На носу стоял с лотом Джордж, в руках у Ары был длинный шест. Они измеряли глубину и докладывали результаты на мостик.
У Томаса Хадсона появилось странное чувство, что все это уже когда-то было, когда-то приснилось ему в дурном сне. Они прошли много трудных проток. Но и это уже случалось с ним. — Может, всю жизнь случалось. Однако сейчас все требовало от него такого напряжения, что он чувствовал одновременно и свою власть над происходящим, и себя в его власти.
— Ты видишь что-нибудь, Хиль?
— Ничего не вижу.
— Позвать сюда Вилли?
— Нет. Что Вилли увидит, то и я увижу.
— Все-таки ему надо быть здесь.
— Как хочешь, Том.
Через десять минут они сели на мель.
XV
Они сели на мель, образовавшуюся из тины и наноса песка и почему-то не отмеченную вехой. Отлив еще продолжался, ветер дул сильней, вода была мутная. Впереди виднелся средней величины зеленый остров, словно бы низко сидящий в воде, а левее были разбросаны маленькие островки. Слева и справа из-под убывающей воды начали показываться плешины голых берегов. Томас Хадсон видел стаи птиц, которые кружили в воздухе и садились на землю покормиться.
Антонио поднял шлюпку на борт и вдвоем с Арой бросил носовой якорь и два правобортных — полегче.
— Может, бросить еще один носовой? — спросил Томас Хадсон своего помощника.
— Нет, Том. По-моему, не надо.
— Если поднимется ветер, как бы нас не погнало навстречу приливу.
— Да нет, Том, вряд ли. Хотя кто его знает.
— Давай с наветренной стороны бросим маленький, а большой передвинем дальше в подветренную сторону. Так будет спокойнее.
— Ладно, — сказал Антонио. — Лучше так, чем опять садиться на мель в каком-нибудь гиблом месте.
— Ну, конечно, — сказал Томас Хадсон. — Но об этом уже был разговор.
— Бросать якорь надо.
— Знаю. Я просто попросил тебя бросить еще один; тот, что поменьше, а большой передвинуть.
— Да, Том, — сказал Антонио.
— Выбирать якоря любит Ара.
— Выбирать якоря никто не любит.
— Ара любит.
Антонио улыбнулся и сказал:
— Ну, может быть. Ладно уж, соглашусь с тобой.
— Рано или поздно мы с тобой всегда соглашаемся.
— Только не было бы слишком поздно.
Томас Хадсон проследил за выполнением этого маневра, потом перевел взгляд вперед, на зеленый островок, где отлив обнажил корни мангровых деревьев, и там начинала собираться темнота. Может быть, они отсиживаются в бухте на южной стороне острова, подумал он. Ветер не утихнет часов до двух, до трех, а на рассвете, когда начнется прилив, они, пожалуй, попытаются вырваться оттуда и войдут в любую из двух проток. Потом — в тот большой, как озеро, залив, где можно без забот, без хлопот плыть всю ночь. А к следующему рассвету войдут в хорошую протоку по ту сторону залива. Все решит ветер.
С тех пор как они сели на мель, у него было такое чувство, что ему дана передышка. В ту минуту он ощутил сильный толчок, точно его самого ударило. Морское дно здесь было не каменистое, он понял это по толчку, ощутил в руках и в ступнях. Но посадка на мель ударила его, как пуля. И только потом пришло ощущение передышки, какое наступает после того, как тебя ранило. Ему еще казалось, будто все это происходит в дурном сне, будто все это когда-то уже было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110